Грэм Грин - Монсеньор Кихот
– Видимо, Декарт привел меня к тому, к чему пришел и сам – к вере. Факты или вымысел – в конечном счете провести между ними грань невозможно… приходится выбирать.
– Да, но чтобы стать траппистом?
– Я думаю, вы знаете, профессор, что, когда прыгаешь, гораздо безопаснее прыгать в глубокую воду.
– И вы не сожалеете?..
– Всегда найдется многое, о чем можно сожалеть, профессор. Сожаление – часть жизни. Нельзя избежать сожалений, даже находясь в монастыре двенадцатого века. Вот вы можете в своем университете их избежать?
– Нет, но я уже давно решил, что я не из тех, кто совершает прыжки.
Фраза эта прозвучала совсем не ко времени, ибо как раз в этот момент профессор так и подпрыгнул от звука взрыва, раздавшегося за стенами; через несколько секунд за ним последовали еще два, а затем треск.
– У кого-то лопнула шина! – воскликнул профессор Пилбим. – Боюсь, произошла авария.
– Это не шина, – сказал отец Леопольдо. – Это были выстрелы. – Он кинулся к лестнице, крикнув через плечо: – Двери в церковь заперты. Следуйте за мной. – Он побежал по коридору вдоль комнат для гостей со всею скоростью, какую позволяло ему длинное одеяние, и, с трудом переводя дух, выскочил на площадку наверху большой парадной лестницы. Профессор не отставал от него. – Пойдите разыщите отца Энрике. Скажите, чтобы он открыл двери в церковь. Если кто-то пострадал, нам не втащить его по этой лестнице.
Отец Франсиско, ведавший лавочкой у входа, выскочил из нее, бросив свои открытки, четки и бутылочки с ликером на произвол судьбы. Вид у него был испуганный, и, чтобы не нарушать обета молчания, он взмахнул рукою, указывая на дверь.
Маленький «сеат» стоял у церкви, врезавшись в нее. Двое жандармов, выскочившие из джипа, осторожно направлялись к машине с револьверами на прицеле. Какой-то человек с залитым кровью лицом пытался открыть дверцу «сеата». Он гневно бросил жандармам:
– Да подойдите же, помогите открыть эту дверцу, убийцы. Мы не вооружены.
Отец Леопольдо спросил:
– Вы ранены?
– Конечно, ранен. Но это ерунда. По-моему, они убили моего друга.
Жандармы спрятали револьверы. Один из них сказал:
– Мы же стреляли в шины.
Другой пояснил:
– Нам было приказано. Этих людей разыскивают за устройство бунта.
Отец Леопольдо заглянул внутрь сквозь разбитое ветровое стекло. Увидев пассажира, он воскликнул:
– Но это же священник! – И через мгновение: – Монсеньор!
– Да, – возмущенно подтвердил незнакомец, – монсеньор… и если бы монсеньер не остановился по нужде, мы бы уже находились в безопасности у вас в монастыре.
Жандармам наконец удалось открыть дверцу со стороны пассажира.
– Он живой, – сказал один из них.
– Нет – по вашей милости.
– Вы оба арестованы. Садитесь в джип, а мы сейчас вытащим вашего дружка.
Тут двери церкви распахнулись, и к ним вышел профессор Пилбим.
Отец Леопольдо сказал:
– Они оба ранены. Вы не можете в таком виде их забрать.
– Их разыскивают за устройство бунта и кражу денег.
– Какая ерунда! Этот человек в машине – монсеньор. А монсеньоры не крадут денег. Как зовут вашего друга? – спросил отец Леопольдо у незнакомца.
– Монсеньор Кихот.
– Кихот?! Такого не может быть, – заметил профессор Пилбим.
– Монсеньор Кихот из Эль-Тобосо. Отпрыск самого великого Дон Кихота.
– У Дон Кихота не было отпрысков. Откуда им взяться? Это же вымышленная фигура.
– Вот опять, профессор, факты и вымысел. Видите, как трудно их разграничить, – заметил отец Леопольдо.
Жандармам тем временем удалось вытащить отца Кихота из разбитой машины, и они положили его на землю. Он пытался что-то сказать. Незнакомец нагнулся к нему.
– Если он умрет, – сказал он жандармам, – ей-богу, уж я заставлю вас за это заплатить.
Один из жандармов смутился, а другой резко спросил:
– Ваша фамилия?
– Санкас, Энрике, но монсеньор, – и он так прокатил "р", точно выбивал дробь на барабане, – предпочитает звать меня Санчо.
– Профессия?
– Я бывший мэр Эль-Тобосо.
– Ваши документы.
– Можете их посмотреть, если найдете среди обломков.
– Сеньор Санкас, – обратился к нему отец Леопольдо, – вы не можете разобрать, что пытается сказать монсеньор?
– Он спрашивает, не пострадал ли «Росинант».
– «Росинант»? – воскликнул профессор Пилбим. – Но ведь так звали лошадь!
– А он имеет в виду машину. Я не смею сказать ему правду. Это может оказаться для него слишком тяжелым ударом.
– Профессор, не позвоните ли вы в Оренсе и не попросите ли прислать врача? Отец Франсиско знает номер.
Угрюмый жандарм сказал:
– Насчет доктора мы сами позаботимся. Мы их везем в Оренсе.
– В таком состоянии вы их не повезете. Я это запрещаю.
– Мы пришлем за ним «скорую помощь».
– Можете, если угодно, присылать вашу «скорую помощь», но ей придется долго ждать: эти двое останутся здесь, в монастыре, до тех пор, пока врач не разрешит им уехать. Я поговорю с епископом в Оренсе, и, уверен, он кое-что скажет вашему командиру. И не смейте наставлять на меня вашу пушку.
– Мы поедем и обо всем доложим, – заявил другой жандарм.
Тут вернулся профессор Пилбим с каким-то монахом. Они несли матрас. Профессор сказал:
– Отец Франсиско сейчас звонит. А это мы принесли вместо носилок.
Отца Кихота с трудом переложили на матрас, и они вчетвером внесли его в церковь и пошли с ним по нефу. Он что-то бормотал – возможно, молитвы, а возможно, и проклятья. Когда они свернули перед алтарем к лестнице, он попытался перекреститься, но так и не сумел завершить крестное знамение. Он снова лишился чувств. Лестница оказалась для носильщиков серьезным испытанием, и наверху они вынуждены были остановиться, чтобы передохнуть.
Профессор Пилбим сказал:
– Кихот – это не испанская фамилия. Сам Сервантес сказал, что подлинное имя его героя скорее всего было Кехана и что жил он не в Эль-Тобосо.
Мэр сказал:
– Так и монсеньор Кихот родился не там.
– А где же он родился?
Мэр процитировал:
– «В некоем селе Ламанчском, которого название у меня нет охоты припоминать» [Сервантес, «Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский», ч.1, гл.1, пер. Н.Любимова].
– Но вся эта история нелепа. А Росинант…
Отец Леопольдо сказал:
– Давайте сначала осторожно положим его на кровать в третьей комнате для гостей, а потом будем обсуждать сложное различие между фактом и вымыслом.
Тут отец Кихот открыл глаза.
– Где я? – спросил он. – Мне казалось… мне казалось… я был в церкви.
– Вы и были там, монсеньор. В Осерской церкви. А сейчас мы несем вас в комнату для гостей, где вы сможете поспать на удобной кровати, пока не приедет доктор.
– Опять доктор! О, господи, господи, неужели у меня так плохо со здоровьем?..
– Немножко отдохнете – и снова станете прежним.
– Я подумал… в церкви… а потом была лестница… я подумал, если бы мне только отслужить мессу…
– Возможно… завтра… когда вы отдохнете.
– Слишком давно я не служил мессы. Болел… странствовал…
– Не волнуйтесь, монсеньор. Может быть, завтра.
Они благополучно донесли его до отведенной ему комнаты, а вскоре приехал доктор из Оренсе и сказал им, что, по его мнению, у отца Кихота нет ничего серьезного – Шок и небольшая рана на голове от разбившегося ветрового стекла. Конечно, в его возрасте… Завтра, сказал доктор, он обследует его более тщательно. Возможно, потребуется рентген. А пока больному необходим покой. Куда больших забот требовал мэр – больших во многих отношениях, ибо когда доктор покончил с ним (а ему было наложено более полудюжины швов), из Оренсе позвонил начальник жандармов. Жандармы позвонили в Ламанчу и навели справки об отце Кихоте – тамошний епископ сказал им, что это действительно монсеньор (произведенный в сан Святым Отцом по какому-то недоразумению), но он психически не вполне здоров и не отвечает за свои поступки. Что же до его спутника – тут дело обстоит иначе. Он действительно был мэром Эль-Тобосо, но на последних выборах потерпел поражение, к тому же он – отъявленный коммунист.
По счастью, у телефона оказался отец Леопольдо. Он сказал:
– Нас в Осере не интересуют политические взгляды. Он пробудет здесь до тех пор, пока не выздоровеет и не сможет двинуться в путь.
Доктор дал отцу Кихоту успокаивающее. Он заснул глубоким сном и проснулся только в час ночи. А проснувшись, никак не мог понять, где находится. Он позвал: «Тереса!» – но ответа не последовало. Откуда-то доносились голоса – мужские голоса, и ему пришла в голову мысль, что это отец Эррера и епископ беседуют о нем в гостиной. Он вылез из постели, но ноги не держали его; тогда он снова опустился на кровать и на этот раз уже более настойчиво позвал Тересу.
Вошел мэр и следом за ним – отец Леопольдо. Профессор Пилбим остался стоять в дверях.
– У вас что-нибудь болит, монсеньор? – осведомился отец Леопольдо.
