Юстейн Гордер - Таинственный пасьянс
И он, словно поздравляя себя, пожал сам себе руку. Все дружно захлопали, хотя было похоже, что никто из карликов не понял речи Джокера. Наконец они сели за четыре накрытых стола, так что каждая семья собралась за отдельным столом.
Фроде положил руку мне на плечо.
— Они плохо понимают, в чём принимают участие, — прошептал он мне. — Они просто повторяют, как я сам когда-то раскладывал карты кругом перед каждым Новым годом.
— Но…
— Ты видел когда-нибудь, как лошади и собаки кружат по манежу, мой мальчик? То же самое делают и эти карлики. Они подобны дрессированным животным. Только Джокер…
— Что Джокер?
— Я никогда не видел его таким самоуверенным и жёстким".
ПЯТЁРКА БУБЁН
…к несчастью, напиток в бокале оказался сладким и вкусным…
Наконец папашка сказал, что мы въезжаем в Афины, и теперь уже было невозможно думать о любом другом месте на земном шаре.
Обладая выгодной комбинацией из карты города и выдержки, моему боссу удалось благополучно доехать до туристического агентства. Я остался в машине и разглядывал маленьких греков, пока папашка в агентстве подыскивал нам подходящий отель.
Он вернулся, улыбаясь от уха до уха.
— Отель "Титания", — сказал он, садясь в машину. — У них есть и гараж, и свободные номера, что очень важно, но самое главное, когда я сказал, что, поскольку проживу в Афинах всего несколько дней, мне хотелось бы всё время иметь перед глазами Акрополь, они подобрали мне отель с большой террасой на крыше и видом на все Афины.
Папашка не преувеличил. Мы получили номер на двенадцатом этаже, и оттуда вид был именно такой, о каком он мечтал. Когда же мы поднялись на лифте на верхнюю террасу, Акрополь оказался прямо у нас перед носом.
Папашка замер и впился глазами в древние храмы.
— Невозможно поверить, Ханс Томас, — сказал он наконец. — Этому просто невозможно поверить.
Он в волнении заходил по террасе. Наконец он успокоился и заказал пива. Мы расположились у самых перил в конце террасы, обращённой к Акрополю.
Вскоре территорию древнего храма залил свет прожекторов, и тут уж папашка вообще потерял голову.
Насмотревшись, он сказал:
— Туда мы с тобой пойдём завтра. Пройдём по древней площади Афин. Я покажу тебе, где знаменитые философы ходили и обсуждали важные вопросы, которые сегодняшняя Европа, к сожалению, забыла.
Таково было начало длинной лекции об афинских философах. Через некоторое время я был вынужден его прервать.
— Я думал, мы приехали сюда, чтобы найти маму. Ты этого не забыл?
Он заказал вторую или третью порцию пива.
— Нет, разумеется, — сказал он. — Но если мы сначала не увидим Акрополь, тогда, боюсь, нам будет не о чем с ней разговаривать. И это чертовски грустно после стольких лет разлуки. Ты со мной согласен?
Теперь, когда мы были уже почти у цели, я понял, что он побаивается встречи с мамой. Мысль об этом причинила мне такую боль, что я сразу повзрослел.
До этого я считал, что главное — добраться до Афин, а уж там мы обязательно найдём маму. А когда мы её найдём, все трудности отпадут сами собой. Теперь я понял, что это далеко не так.
Папашка не был виноват в том, что я так медленно соображаю. Он много раз говорил, что ещё неизвестно, захочет ли она вернуться с нами домой. Но от меня его слова отскакивали как от стенки горох. Я был не способен понять, что такое вообще возможно после того, как мы приложили столько усилий, чтобы её найти.
Я понял, насколько был наивен, и очень пожалел папашку. Правда, мне было жаль и себя.
Думаю, у всего случившегося были какие-то свои причины.
Сказав несколько шутливых слов о маме и древних греках, папашка спросил:
— Может, хочешь выпить бокальчик вина? Я, во всяком случае, не откажусь, но скучно пить вино в одиночку.
— Во-первых, вино — это не ликёр, — сказал я. — А во-вторых, я ещё маленький.
— Я закажу то, что тебе понравится, — решительно сказал он. — А взрослым ты станешь уже совсем скоро.
Он подозвал официанта и заказал бокал красного мартини мне и рюмку метаксы себе.
Официант с удивлением поглядел на меня, потом на папашку и спросил:
— Вы не ошиблись?
Папаша замотал головой, и дело было сделано.
К несчастью, напиток в бокале оказался сладким и вкусным, и кусочки льда приятно освежали его. Поэтому за первым бокалом последовал второй, а может, и третий, и наша ошибка стала фактом.
Я побледнел, как бумага, и рухнул на пол террасы.
— Милый мой, я этого не ожидал, — огорчился папашка.
Он проводил меня в номер, и больше я ничего не помню, кроме того, что во сне чувствовал себя отвратительно. И, по-моему, папашка тоже.
ШЕСТЁРКА БУБЁН
…время от времени они спускались оттуда и смешивались с людьми…
Мне надоело, что папашка постоянное прикладывается к бутылке, — вот первое, о чём я подумал, проснувшись наутро.
Моему отцу досталась самая умная голова из всех, какие только можно найти севернее Альп. И эта голова медленно отуплялась содержимым всех выпитых им бутылок! Я решил, что этот вопрос мы с папашкой должны решить до того, как встретим маму.
Но когда папашка вскочил с кровати и тут же заговорил об Акрополе, я посчитал, что всё-таки лучше дождаться конца завтрака.
Папашка попросил у официанта вторую чашку кофе и закурил сигарету, потом развернул карту Афин.
— Думаю, ты не будешь возражать, что это зашло уже слишком далеко? — спросил я.
Он с удивлением поднял на меня глаза.
— Ты понимаешь, о чём я говорю. Мы уже много раз говорили о твоей привычке прикладываться к бутылке, но когда ты стал вовлекать в это и своего сына, по-моему, ты перешёл границу дозволенного.
— Мне очень жаль, Ханс Томас, — сразу признался он. — Видно, тебе действительно ещё рано выпивать.
— Так и запишем. Но ты и сам мог бы немного сбавить темп. Будет жаль, если единственный джокер Арендала превратится в самого заурядного пьяницу.
Он не знал, куда деваться от нечистой совести, и мне сразу стало его жалко, но я не мог постоянно гладить его по шёрстке.
— Я это обдумаю, — сказал он.
— Тогда, по-моему, с этим не следует медлить. Не уверен, что мама придёт в восторг от неопрятного философа, который к тому же всегда бывает под банкой.
Он заёрзал на стуле. Не очень ему было приятно выслушивать такие нравоучения от сына. Поэтому я даже удивился, когда он сказал:
— Я совершенно с тобой согласен, Ханс Томас.
Его ответ обезоружил меня, и я решил, что на первый раз хватит. Меня поразило ещё одно. Почему-то я вдруг понял, что не всё знаю об отъезде мамы.
— Как мы попадём в Акрополь? — спросил я, глядя на карту.
И мы снова вернулись к древним грекам.
Чтобы сэкономить время, мы на такси доехали до Акрополя. Там мы поднялись по аллее, идущей по горному склону, и через ворота попали уже на территорию храмов.
Самый большой из них назывался Парфенон.
— Невероятно… — сказал папашка, ходя взад и вперёд перед храмом. — Просто невероятно!
Погуляв довольно долго по Акрополю, мы осмотрели сверху два древних театра, лежавших у подножия отвесного горного склона. В более древнем иногда показывали трагедию о царе Эдипе.
Наконец папашка указал мне на один из камней и велел сесть.
Так началась большая лекция об афинянах.
Когда она закончилась и солнце стояло так высоко, что тени почти исчезли, мы стали осматривать храм за храмом. Папашка показывал то туда, то сюда, объяснял мне разницу между дорическими и ионическими колоннами и обратил моё внимание на то, что в Парфеноне нет ни одной строго прямой линии. Внутри этого огромного здания стояла одна-единственная статуя богини Афины, которая была покровительницей Афин.
Я уже знал, что греческие боги жили на Олимпе, высокой горе на севере Греции. Но время от времени они спускались оттуда и смешивались с людьми. Они представляли собой нечто вроде больших джокеров в человеческой карточной колоде, сказал папашка.
Наверху тоже был маленький музей, но я опять взмолился, чтобы папашка разрешил мне не ходить в него. Он сразу согласился, и мы договорились, где я буду его ждать.
С таким замечательным экскурсоводом, как папашка, я бы, конечно, пошёл в любой музей, если бы не знал, что в кармане у меня кое-что лежит.
Я выслушал всё, что папашка рассказал о древних храмах, но не мог в то же время не думать о том, что случилось на празднике Джокера. В праздничном зале на том загадочном острове пятьдесят два карлика образовали большой круг, и теперь каждый должен был произнести свою фразу.
