Татьяна Огородникова - Очаг вины
– Напрасно вы так думаете, голубушка. Для вас он теперь просто никто. А может быть, и большая проблема. Расписочку на денежки получил просто Миша? – Молчание Марии красноречиво подтверждало предположение Швахера. – Так что теперь он – ваш кредитор, который в любой момент может потребовать от вас сумму, спрятанную под одеялом!
– Пошел вон, мерзкий таракан!
Таракан уже убежал сам. Маша еще раз набрала матери и, обливаясь слезами, обрисовала ситуацию.
– Деньги береги, дура! Расписку он взял на тот случай, если ты будешь ребенка требовать или еще как шантажировать его. Не волнуйся, я завтра приеду, решим, что делать.
Швахер не нарушил обещания, вызвал для Маши водителя с охранником, и ее благополучно доставили домой в просторную съемную квартиру, которую Миша арендовал специально на время процесса детовынашивания.
Ночью Маша не сомкнула глаз, она не могла отделаться от мысли, что кто-то обязательно похитит ее капиталы, нажитые непосильным трудом. Вздрагивая от каждого звука, она едва дотянула до рассвета, когда в дверь позвонили.
– Мама! Как хорошо, что ты приехала! – Маша разрыдалась.
Удивленная неожиданным настроением дочери, мамаша даже слегка прижала ее к себе и попыталась успокоить:
– Ну ничего, дочка, все позади. Не плачь. Конечно, ты перенервничала, опять же, ребенка родить – это вам не пол-литра уговорить! Не плачь, лучше покажи!
Мария повела алчную мать к тайнику. Она вспорола наволочку и, отплевываясь от перьев, принялась доставать деньги.
– Вот, смотри! – нежно глядя на зеленоватые бумажки, произнесла дочь.
Мать долго и любовно перебирала пачки, раскладывая их точно, как Мария делала в клинике.
– Мам, – вдруг жалобно протянула Маша. – Что же нам теперь делать?
Что делать?
Лучшим средством лечения мозга отдельного человека оказывается то, что нужно и всему обществу в целом, – активное объединение с другими людьми для разрешения сложной ситуации.
Н.П. Бехтерева– Чево? – мама с трудом отвлеклась от общения со счастьем.
– Что нам делать, мам? – жалобно протянула Маша, почувствовав себя вдруг маленькой неуверенной девочкой.
Ей внезапно захотелось, чтобы мать прижала ее к себе, погладила по голове, сказала тихим голосом, что все будет хорошо.
Вместо этого мать как-то собралась, напружинилась, ее лицо приобрело выражение атакующей сварливой торговки, а рот, скривившись в неприятной ухмылке, произнес:
– Что делать, что делать? Купить квартиру самим, раз ты, дура, не смогла его заставить; оставшиеся деньги положить в банк под проценты и искать следующего Мишу, Борю или...
– Мам, а ребенок как же? Вдруг я захочу ее увидеть?
У матери сделалось презрительно-негодующее выражение лица:
– Кого увидеть? Психическую дочку? Тебе же сказал доктор, что она – ненормальная. Забудь, как будто не было ничего. У тебя, моя родная, еще все впереди. Родишь хороших здоровых деток и не вспомнишь, что это было...
Мария не стала спорить с матерью, она слишком хорошо знала, что это бесполезно. У мамы за всю долгую сорокалетнюю жизнь так и не случилось настоящей любви. Посему мужики для нее приобрели статус объектов для получения материальных благ и, если нужно, сексуальных упражнений. По-другому мамаша просто не могла их воспринимать.
Обыкновенно Мария прислушивалась к матери и благодаря послушанию приобрела то, на что мать рассчитывала. Но почему-то вечером, лежа в кровати, Маша вдруг разразилась рыданиями и даже пошла в ванную с целью вскрыть вены или выпить смертельную дозу каких-нибудь таблеток. «Lady’s shick» оказалась самым неприемлемым приспособлением для вскрытия вен. А таблеток Маша в принципе не употребляла, потому что проблем со здоровьем не испытывала. Кроме лейкопластыря и аспирина, ничего не нашлось. Постучав выдвижными шкафами и порыскав в аптечке, Мария отправилась восвояси.
Мать перехватила ее.
– Ты что, решила самоубийством покончить? – мама разозлилась не на шутку. – Не волнуйся, как только это будет нужно, я сама тебе петлю мылом намажу! Совсем одурела! Только жизнь началась, а ты помирать собралась. Слушай меня, паскуда! Я уж получше разбираюсь в ситуации. У тебя сейчас послеродовая депрессия, ты, может, слишком тепло отнеслась к этому пузатому кабану, опять же – деньги свалились негаданно... Дай срок! Просто дай нам время! Все окэ!
Мать всегда именно так произносила эти две буквы, которые означали наше длинное «все будет хорошо».
– Да, мам, я в порядке, не волнуйся. Пойду спать. Пока! Все будет «окэ»...
В эту ночь случилось первое из непрерывной серии бессонных и кратковременных погружений в дрему, когда Маше Почин снилось, что беззащитная малюсенькая девочка прижимается к ней в кровати и настырно таранит пушистой головой ее грудь, требуя молока и спокойствия.
«Где она сейчас, кого будет называть мамой?.. Певичку, студентку, бабушку Михаила, секретаршу...» – с этими мыслями пришел рассвет и неспокойный рваный сон.
– Просыпайся, моя дорогая! – зычный голос матери был неадекватен темному замороженному февральскому утру.
– Мам, успокойся, нам не нужно на ферму или на завод! Мы можем позволить себе выспаться, и делов-то у нас совсем нету. – Когда Мария не контролировала себя, у нее проскальзывал ивановскопацанский акцент, несмотря на то что с ней два месяца занимались логопед, преподаватель драмы и ораторской речи.
– Как это «нету»? – возмущенно передразнила мама. – Куча дел на сегодня: деньги спрятать нужно? Нужно! С юристом встретиться нужно? Нужно! В конце концов, ты возьмешься за ум? Где свидетельство о рождении? Его нет!! В графе «мать» у твоей дочери стоит прочерк! Понимаешь, о чем я?
– Нет, – обхватив голову руками, ответила Маша.
– Еще раз для слабоумных повторяю: у тебя нет больного ребенка. У ребенка нет матери. Вы друг для друга не существуете! Но зато тебе оплачены страдания по облизыванию пузатого извращенца и выращиванию огромного живота с разрезанием вместо родо´в, – в слове «родов» ударение было поставлено на последний слог, что сделало ситуацию еще более непривлекательной.
Маша вновь разрыдалась.
Взгляд матери вдруг стал свинцово-серым, тяжелым и безразличным.
– Значит так, – тихо сказала она, – если сейчас же ты не прекратишь истерику, я займусь всем сама, мне твой совет не нужен.
Она резко развернулась и направилась к выходу. Маша Почин осознала в одно мгновение, что не может одновременно потерять всех близких людей в своей жизни вместе с деньгами и счастьем, которое они сулили.
– Постой, мам. Я иду...
Дела
Важно здесь то, что наш мозг обладает потенциальной гибкостью и богатством возможностей обеспечения потенциального мышления и эмоций.
Н.П. БехтереваТитанические усилия алчной мамаши и подневольной дочери увенчались ожидаемым результатом: юрист, глядя с сочувствием на плачущую Машу, сообщил, что не знает прецедентов, когда в графе свидетельства о рождении «Мать» стоит прочерк. После того как Маша сообщила о финансовой состоятельности Миши, юрист спросил, «не Заблудный ли», а затем трусливо посоветовал «не влезать в это дело», потому что она ведь получила все, что хотела получить. И, конечно, завершающим аргументом был мамин злобный короткий взгляд на непокорную дочь: – Я же тебе сказала: забудь обо всем, что было. У тебя теперь новая жизнь. Вот и господин юрист того же мнения. – Господин юрист послушно закивал головой, засовывая гонорар в две тысячи рублей в кошелек. Очевидно, отвлекая внимание клиентов от невыданной квинтанции на обслуживание, юрист бормотал:
– Если вы действительно хотите начать новую жизнь, купите квартиру, а оставшиеся деньги положите в банк под проценты. Или купите две квартиры, вторую сдавайте, тоже постоянный доход... Как я понимаю, на работу вы устраиваться не собираетесь?
– Спасибо, уважаемый, – отрезала мать, – нам было важно узнать от вас о ребенке. Все остальное мы сами как-нибудь решим.
Через несколько недель Маша стала собственницей двухкомнатной квартиры на юго-западе столицы, вторая по соседству была приобретена на имя матери. После того как две ивановские женщины – мать и дочь – обрели статус московских, их пути резко разошлись. Старшая решила поселиться в своей квартире и заняться устройством личной жизни. Дочка, кажется, отработала свой долг – сделала для матери все, что могла. Какой от нее теперь толк? Пускай пробивается дальше.
Мария не обижалась на мамашу – прежняя Мисс Почин вообще сильно изменилась в связи с последними событиями. Можно сказать, той, старой, больше не существовало. Вместо нее появилась уставшая худенькая молодая женщина с какой-то невероятной печалью в глазах. Печалью, которая может быть уделом только пожилых или много испытавших людей.
Жизнь бывшей продажной девки превратилась в болото черной непроходящей депрессии. Мысль о ребенке не давала покоя. Мария пыталась устроиться на работу, но почему-то никто не рассматривал ее как добросовестного и многообещающего труженика. Да и не до работы ей было – она просто искала способ вырваться из трясины душевных переживаний. Иногда в душу приходила такая тоска, которая вонзалась как острый нож, не давая ни дышать, ни думать, ни говорить. Помогала водка. Но от нее, проклятой, только ярче становились видения и ощущения малюсеньких ручек, ножек, детского тельца, тепленького комочка, прижатого к груди. А иногда ребеночек так явственно стучал ножками внутри живота, что Маша вздрагивала и, казалось, возвращалась в то время. Проклятое время.
