Пен Фартинг - Пёс, который изменил мой взгляд на мир. Приключения и счастливая судьба пса Наузада
Если бы взрыв случился на крыше, Ливи вряд ли довелось бы встречать еще одно Рождество.
Близко. Слишком близко.
Пока я в очередной раз забирался по лесенке на свой наблюдательный пункт, я думал о собаках. Вокруг творился полный дурдом, и иногда всем бывало страшно, хотя мы в этом и не сознавались. Я мог лишь надеяться, что все четверо сейчас в безопасности в своих укрытиях.
Им некуда было деваться от постоянных перестрелок и взрывов, и, мне кажется, для них это было еще страшнее, ведь мы хотя бы понимали, что творится вокруг, хотя и не имели никакого контроля над происходящим.
Пару дней назад я видел, как Наузад испугался пролетавшего над нами истребителя. Вместо убежища в стене он устремился к картонной коробке и забился в нее, свернувшись калачиком и беспокойно поводя огрызками ушей. Никакими галетами его невозможно было выманить наружу. Я пытался объяснить, что все в порядке и беспокоиться не о чем, но он мне явно не верил. Наузад постоянно оставался настороже, и это неудивительно: он не мог не ощущать тревогу, разлитую в воздухе по всей базе.
Ночь была тихая, с яркой полной луной, и мы с Наузадом, как обычно, вышли на прогулку по базе.
В последнее время я тревожился за него. Он остался в своем вольере один, ему не с кем было играть. Конечно, так мне было проще его кормить, и для остальных собак так было безопаснее. Но мне казалось, что уединение не идет ему на пользу.
Я понимал, что ему надо больше двигаться, а сейчас он целыми днями валялся на своей подушке и поднимался только поесть и помочиться. Но поскольку невозможно было предсказать, как он поведет себя с тем или иным человеком, я мог выгуливать его только по ночам. Это вызывало у меня досаду. Он ведь не был злым по характеру, ему просто крепко досталось в прошлой жизни. К сожалению, всерьез заниматься его воспитанием я не мог, на это физически не было времени. И рисковать, что он кого-то покусает, тоже было нельзя, поэтому держать Наузада приходилось на коротком поводке – в буквальном смысле слова.
Поводок я сделал из парашютной стропы. Но даже с петлей на шее Наузад все равно рычал, вставал на задние лапы и пытался кидаться на незнакомцев, стоило кому-то пройти ближе, чем в десяти шагах. Никакие слова не помогали. Утробное рычание и оскаленные клыки были его единственным ответом. Я понимал, что он всего лишь пытается защищать меня. Я точно знал, что с этим можно справиться. Но время… Где взять на это время?
Будущее Наузада тревожило меня больше всего. Даже если его удастся доставить в приют, я сомневался, что кто-то согласится взять его домой. Но тогда у персонала приюта на руках окажется неуправляемый бойцовый пес – и что они будут с ним делать?
Думать об этом я не хотел.
Джон наполнял канистры с водой у насоса. Я пошел в его сторону. Хотя он был еще совсем молоденьким парнишкой, мы отлично ладили и временами болтали обо всем, что приходило на ум. Сейчас до меня дошло, что я никогда не спрашивал, откуда он родом и сколько ему лет. Вот и тема для разговора, почему бы и нет?
– Привет, Наузад, – поздоровался он, выключая насос и оборачиваясь в нашу сторону.
Внезапно, без предупреждения Наузад с рычанием бросился Джону в ноги. К счастью, тот оказался достаточно шустрым и отпрыгнул, прежде чем пес вцепился ему в лодыжку. Не будь у него такой быстрой реакции, он мог бы серьезно пострадать.
– Тварь, это что еще? – заорал Джон.
Он не мог понять, в чем дело, я тоже. Он же не был для Наузада чужаком. Джон его временами кормил, черт возьми.
И тут внутри у меня что-то хрустнуло. Злость на талибов, которые палили по нам каждый день, хронический недосып, нервы, холод – все это сплелось в один клубок. И я понял, что больше так не могу.
– Наузад! Все! Хватит! – выкрикнул я, дергая за поводок с такой силой, что чуть не опрокинул его на спину. Затем я поволок его к воротам. – Никто тебя в приют не возьмет. Бесполезная ты тварь!
Совершенно обалдевший Джон смотрел на это какое-то время, потом вернулся к насосу.
Как только я смог достаточно приоткрыть ворота, я вытолкал Наузада наружу. Он сперва пытался сопротивляться, передними лапами цепляясь за землю, но я был сильнее. Он не издавал ни звука, в шоке оттого, что я выгоняю его в холодную ночь.
Луна сегодня была особенно яркой, и в ее серебристом сиянии я смотрел, как Наузад трусит прочь от ворот. Дойдя до угла, он обернулся и пару секунд смотрел на меня – а потом исчез.
Я сделал вдох, другой и только тогда осознал, что случилось. После всего, через что мы вместе прошли, я выгнал Наузада вон. Все было кончено.
Чувство вины терзало меня. Но теперь было уже поздно. Что сделано, то сделано.
Я пошел в казарму, по-прежнему с бесполезным поводком в руках. Надо было поспать. Я очень устал.
Это было поражение. Два месяца я отчаянно пытался убедить себя, что смогу помочь афганскому бойцовому псу, но оказалось, что все это без толку.
И не Наузад был в этом виноват, просто так получилось. Я повторял себе вновь и вновь, что сделал все, как надо. Сидел на койке в выстуженной комнате, расшнуровывал ботинки. Лег спать, даже не раздеваясь – все равно через три часа на дежурство. Стараясь не думать о Наузаде, я погрузился в сон.
Меня разбудил будильник, вокруг стояла кромешная тьма. Оставалось десять минут до радиодежурства в штабе. Три часа ночи, все хорошо.
Нет, конечно, не все, сказал я себе, торопливо обуваясь и притопывая, чтобы хоть немного согреться. Затем я натянул куртку и шапку и вышел наружу.
Луна была ясная и холодная, весь мир вокруг казался обледеневшим. Земля похрустывала под ногами, пока я шел в штаб. И тут я услышал странный звук, разносившийся в неподвижном воздухе.
Это был не вой, ничего похожего на то, как в фильмах завывают волки-оборотни, – нет, кто-то скулил, негромко, отчаянно призыва на помощь. Собака.
И я точно знал, кто это.
У меня еще оставалась пара минут до дежурства, и всегда можно было сказать, что я немного проспал, так что я взял самодельную деревянную лесенку, прислонил к стене и забрался наверх, чтобы выглянуть на ту сторону.
– Черт.
Внутри все сжалось.
Наузад сидел у ворот, потерянный и отвергнутый. Он ждал, чтобы его впустили в то место, которое он уже привык считать своим домом. И этот дом для него создал я.
– Не делай этого, – строго сказал я себе, спускаясь на землю. – Ему скоро надоест. Найдет себе другое убежище. Оставь его в покое. Все равно ничего не выйдет.
Мне больших усилий стоило заставить себя дойти до штаба.
Сам не помню, как я принял дела у сменщика. Все было как обычно, ничего нового за эти два месяца.
Тикали часы, мучительно медленно отсчитывая минуты, я сидел и пялился на стену, увешанную картами. Схемы улиц и домов сворачивались в запутанный черный клубок.
Перед глазами у меня по-прежнему стоял Наузад, скулящий за воротами. Если собаки способны ощущать одиночество и страх – именно это он чувствовал сейчас.
– Хватит, Фартинг, – велел я себе. – Ты дал ему шанс. А теперь уймись.
Я снова посмотрел на часы. Время застыло на месте.
Я ударил кулаком по столу.
– Черт возьми!
Слим, наш связист, подскочил на стуле. Знай я его чуть хуже, решил бы, что он спал.
– Что? – Он захлопал глазами, пытаясь понять, в чем дело.
– Ничего, – ответил я, поднимаясь. – Отлить пойду, через три минуты вернусь.
Я бросился бежать, едва за мной закрылась дверь.
Вновь забравшись по лестнице, я осмотрелся. Прошел почти час, как я видел его у ворот. Наузада не было.
Кажется, я ощутил облегчение. Или нет.
И тут, когда я уже поставил ногу на нижнюю ступеньку, я заметил свернувшуюся калачиком тень у подножия стены. Ее было почти не разглядеть в темноте.
Наузад сжался в комочек, просунув морду под задние лапы, чтобы сберечь хоть немного тепла. Шерсть была покрыта наледью, неудивительно, что я его не сразу заметил – он почти сливался с землей.
Не помню, как я спустился на землю. Пульс частил, как с цепи сорвался.
Посреди ночи скрежет тяжеленного металлического засова заставил меня поморщиться. Звук был такой, словно я долбил кувалдой по корпусу «Титаника».
Я приоткрыл ворота ровно настолько, чтобы просунуть голову. Наузад встрепенулся, но остался лежать.
– Наузад, это я, иди сюда, псина, – прошептал я.
Узнав мой голос, он неловко поднялся на ноги. Я чувствовал себя таким виноватым, что ком в голе застрял. Он завилял хвостом, когда я начал стряхивать с него лед. Кристаллики мерцали в свете луны, осыпаясь наземь.
Я потрепал его по голове:
– Прости, приятель. Давай так больше не будем, идет?
Я поднялся, и Наузад с восторгом потоптался мне по ноге. Он до сих пор не мог поверить, что его взяли обратно. Мы немного попрыгали у ворот, и я был так же счастлив видеть его, как и он меня.
16
Смеющийся полицейский
Когда пыль осела, я в полном недоумении уставился на людей, сгрудившихся посреди пустыни. Их было человек шесть, все стояли на коленях, а то и на четвереньках, и несмотря на тонкий слой пыли, покрывавшей их с головы до ног, я мог разглядеть тускло-синюю униформу и «калаши» за спиной. Национальная полиция Афганистана, черт возьми.
