Эдуард Лимонов - Книга мертвых-3. Кладбища
До перестройки, в последующие десятилетия, ее не раз помещали в психбольницы. В перестройку настало ее время. Но у новой власти все же хватило ума воздержаться от назначения юродивой на государственные должности.
Я решительный противник мнения, что Валерия Ильинична была психически больна. Ее диагноз был «вялотекущая шизофрения, параноидальное раздвоение личности». Но это — заморочки психиатров. Гипертрофированное честолюбие психической болезнью не является.
Она хотела внимания и, надо признать, добилась внимания общества к себе. При полном отсутствии необходимых для звезды данных она–таки стала звездой. В чем–то она как всероссийская любимица Алла Пугачева. Только Пугачеву народ держит в звездах за талант певицы, в Валерия Ильинична была заметной российской юродивой.
Ведь что юродивые главным образом делали? Говорили несусветные, немыслимые вещи, за которые неюродивым отрезали языки и отрубали головы. Тем же самым занималась и Валерия Ильинична.
Да не воют волки над ее могилкой, а кричат пусть девственные she–коты.
Лысый псих
У актера Девотченко был моноспектакль, в котором он читал тексты из моей книги «Дневник неудачника» вместе со стихами Бахыта Кенжеева.
Я знал актера Девотченко, его лысая голова была мною замечена еще на Маршах несогласных в 2006‑м и 2007‑м годах. Мы (то есть партия «Другая Россия», нацболы) были в союзе с либералами, поэтому я наплевательски относился к тому, что он читает мои тексты в своем моноспектакле. Ну, читает, и на здоровье.
Однажды я все же пошел на его спектакль, ну, с охранниками, как полагается.
Я нашел, что стихи Бахыта Кенжеева, ностальгические и одновременно самоуничижительные, о советском прошлом, совсем никакого, ну никаковошенького не имеют отношения к моим текстам восставшего человека из Нью — Йорка. Я еще подумал, что у него нет слуха и вкуса, хотел ему сказать об этом, он подходил в фойе, но не стал. Читает, да и черт с ним!
В декабре 2011‑го либералы меня предали, увели людей с площади Революции, прогуляли, расслабили, обескровили, предали протест. Я был зол, но не до такой же степени, чтобы уйти из песочницы, прихватив все мои игрушки, даже мелкие.
Когда он был найден в начале ноября 2014 года, Девотченко был найден мертвым в съемной квартире в Москве, и мы увидели в Интернете и в телевизоре совершенно невменяемые кадры полуголого актера, пропутешествовавшего в магазин за водкой и обратно, я сделал вывод: какой же он конченый псих, да еще и запойный. Чтоб до такого состояния допиться, нужно было планомерно и настойчиво терять разум год за годом.
Тут я поинтересовался его жизнью. Выяснилось, что он всегда был психом. В театрах он не удерживался, поработает и уйдет в другой. Руководители театров, выступая по случаю его смерти здесь и там в СМИ, его жалели, не говорили, что он был запойный и невыносимый, и буйный, по–видимому.
В 2001 году в возрасте 36 лет уехал вдруг в Германию, увез семью. Актеру русского языка в Германии делать что? Он убедился, что нечего, и вернулся. Чтобы проработать год в ТЮЗе и путешествовать из театра в театр.
Роли в «Мертвых душах», в «Гамлете», в «Преступлении и наказании», в постановках по Оскару Уайльду и Гофману, в «Над пропастью во ржи», в «Сказании о царе Петре и убиенном сыне его царевиче Алексее», роль шута в шекспировском «Короле Лире» не добавили ему душевного здоровья. Мужчины–актеры вообще неестественные люди, поскольку, чтобы быть сносным актером, нужно потерять свою личность. Роли у него были мелкие, терзался от этого, как пить дать.
Как–то отказался от звания заслуженного артиста РСФСР, от каких–то премий. В последние годы жизни все активнее участвует в протестном движении «креативного класса».
И вот когда он умер, нам показали записи камер наружного наблюдения. Несчастный, такого безумца встретить в лифте обывателю — страх же какой!
Он истек кровью, упав и порезавшись вроде бы стеклом разбитого его головой шкафа.
Ой, Господи!
Он удивительно похож на другого современного психа, Петра, забыл фамилию, который голый прибил свою мошонку к мостовой Красной площади, а еще, сидя совершенно голым на заборе дома сумасшедших в Москве, отрезал себе мочку уха огромным и устрашающим кухонным ножом.
Как его? Петр… А, Павленский!
Тот писал: «Голый художник, смотрящий на свои прибитые к кремлевской брусчатке яйца, — метафора апатии, политической индифферентности и фатализма современного российского общества».
Общество наблюдало в ступоре. Не метафора апатии, но самоизуверство, склонность к самомутиляции. Девотченко был родным братом Павленского. Только Павленский крепче.
Не прекратил бесчинств
Все мрут. Выходя из промежностей у теплых молодых мамок, через годы, отживши свое, уходят не обратно в мамок, но в мать сыру землю.
Человеческий вид снабжен банальной трагедией смерти изначально, от детей скрывают, но дети неизбежно узнают.
Отец Глеб Якунин был мною замечен впервые на телепередаче, которой давным–давно не существует, и я даже не помню ее названия. На той передаче мы оказались рядом и в ходе ее выяснили, что оба мы повстанцы–протестанты. Только он повстанец против РПЦ — Российской Православной Церкви, а я против российского буржуазного государства и его либеральной идеологии.
Отец Глеб Якунин явился на ту передачу в черной плотной рясе, седая бородка и небольшой рост располагали к себе. Такой себе церковный интеллигент. Биография у него конвульсивная. Человек учился в «пушно–меховом институте», многие ли из нас подозревали, что был такой институт? Да никто не подозревал. Еще он учился в Иркутском сельскохозяйственном. При этом играл на саксофоне.
От меха и саксофона и сельского хозяйства его бросило в Московскую духовную семинарию. В 1962‑м (глубокая еще Советская власть) — рукоположен в священники. Ему в то время 28 лет. Служит в старых русских городах — Зарайск, Дмитров. В 1965‑м вместе с неким Эшлиманом направляет открытое письмо Патриарху Алексию I. В письме два попа обращают внимание на несамостоятельность РПЦ, на противозаконное подавление прав и свобод верующих властью. Требуют созыва Церковно — Поместного Собора.
Патриарх отвечает: «Считаю необходимым освободить от занимаемых должностей с наложением запрещения в священнослужении…» Арестован в 1979‑м, сидит до 1985‑го, затем на два года сослан в Якутию. Амнистирован в 1987 году, но уже в 1993‑м вновь лишен священнического сана «за отказ подчиниться требованию о неучастии православных клириков в парламентских выборах».
В 1993–1995 годах депутат Государственной Думы. Там, в Думе, он отличился тем, что в сентябре 1995‑го года на него набросился националист Николай Лысенко, обвиняя Якунина в том, что тот не имеет права носить рясу, так как лишен сана. Лысенко помог Жириновский, завязалась драка. С отца Глеба сорвали крест.
Ну понятно, что отец Глеб Якунин был человеком рисковым и чудиком. Иногда бывал стопроцентно прав.
Так, он вступился за епископа Анадырского и Чукотского Диомида: «Для патриархии главная вина епископа Диомида в том, что он публично высказал свою позицию. По–видимому, для Московской Патриархии это видится величайшим грехом. Это показывает, что она уже превратилась в авторитарно–тоталитарную структуру, которая органически не терпит публичной критики…»
Активист Московской Хельсинкской группы. Впоследствии священнослужитель Апостольской Православной Церкви (ответвления украинской).
Умер церковный диссидент совсем недавно, вернувшись в ноябре 2014 года из поездки в Соединенные Штаты, почувствовал себя плохо и скончался 25 декабря 2014‑го.
Собственно, я видел отца Глеба всего несколько раз и сознаю его небольшим персонажем российского диссидентства и российской буржуазной революции 1991 года. Некоторые называют произошедшее в 1991 году не революцией, но государственным переворотом.
Как Великая Октябрьская революция пробудила самых разных оригинальных персонажей, как полоумных атаманов, так и великих революционеров и военачальников, так и буржуазная 1991 года пробудила к жизни странных и экзотических типов. Вот один из них — отец Глеб.
Ряса ему шла. Красиво выделяла его интеллигентскую серебряную бородку. Апостольская, несколько бредовая, украинская церковь с Филаретом во главе не делает ему чести, это скорее секта, в последний год, когда Киев кроваво подавляет восстание в Донбассе, Апостольская церковь приобрела несколько зловещую репутацию. Честность и непокорность, неколебимость привела отца Глеба в сомнительный коллектив верующих.
Солженицын в 1966 году восхищался поступком отца Глеба и священника Эшлимана. Понятно почему, потому что они ударили по церкви, как по части советской власти. Думаю, Солженицын сегодня не приветствовал бы принадлежность отца Глеба к киевской Апостольской церкви.
