Игорь Зотов - Аут. Роман воспитания
– А вам разве не пригодится?
– Нет, я хожу хорошо, я дружу со всеми, мои сеньоры.
Они обнялись. Алфреду окликнул детей, и гурьбой они спустились на берег. Алфреду внимательно осмотрелся, вошел в воду, забирая выше по течению, дети вереницей последовали за ним. Только в одном месте вода дошла ему до пояса. Через минуту они были на другом берегу.
– Слыхал, наркота? – сказала Ингрид. – Президента убили. Поэтому нас и бомбили. Война, война. Нам здорово повезло, наркота!
VIДо океана датчане с мальчиком шли двое суток почти без приключений. Шли медленно, Георг давал отдохнуть Ингрид. Воды взяли с собой только две литровые военные фляжки, вода кончилась быстро. Тут и пригодился Жинито. Пока взрослые отдыхали в тени, он неслышно исчезал. Сначала датчане волновались, гадали, приведет ли он своих бывших подельников, или расскажет о них в ближайшей деревне, или просто сбежит. Но он возвращался, возвращался с добычей, приносил папайю или бананы, а однажды даже помидоры, очевидно, украденные с какой-то крестьянской делянки. И всякий раз приносил воду во фляжке.
В первый раз он вернулся, неся добычу – три папайи размером с кулак и веточку бананов – в собственной рубахе, за плечом как мешок.
– Смотри, смотри, наркота, какой у него жуткий шрам! – шепнула Ингрид.
От левой ключицы наискосок через грудь Жинито рассекал толстый неровный шрам.
– Катана? – спросил Георг.
Мальчик кивнул, складывая добычу на землю. Он вообще был очень неразговорчив, этот негритенок, он предпочитал объясняться знаками. Зато карие глазки его бегали быстро и живо, все примечая вокруг.
– Бедняга. А такой красавчик, да ведь?! – протянула Ингрид. – Представляешь, каким он будет, когда вырастет! Если вырастет… Я ни за что не останусь теперь здесь, наркота. Я не знала, что такое война, теперь знаю.
Георг промолчал.
– Он прямо игрушечный, – Ингрид все время искала глазами Жинито. – Ах, наркота, они такие сексуальные, если б ты знал!
На марше процессию возглавлял Жинито, он шел шагах в двадцати впереди. Шел неслышно, грациозно. Время от времени оборачивался и тут же натыкался на улыбку Ингрид, та словно стерегла его движения, любой его жест. Иногда он останавливался, прислушивался, вытягивая назад ладонь, как бы давая понять своим спутникам: стойте и молчите. Датчане послушно замирали.
Вечером второго дня, жарким, душным, они в очередной раз вышли к берегу реки. Ингрид сняла ботинки и стала спускаться к воде, чтобы искупаться. Неожиданно прямо перед ней возник Жинито, выставив обе ладони вперед.
– Para! Para! – хрипло и властно сказал он, кивая назад на реку.
– Что он хочет, наркота?
– Чтобы ты стояла.
– Crocodilo[6], – выдавил Жинито.
На середине реки, метрах в двадцати от берега, шла настойчивая рябь. Ингрид отпрыгнула, откуда только силы взялись. Через секунду рябь исчезла.
– Спасибо, Жинито! – сказала Ингрид.
Она протянула было руку к голове мальчика, но он отошел, равнодушно встал поодаль.
Уже стемнело, когда на третий день их похода с холма Георг увидел внизу свечение океана. Силы кончились – датчане упали в жесткую траву.
– Будем спать здесь, – сказал Георг, жестами показывая мальчику, что они не собираются спускаться на берег сейчас.
Жинито кивнул и побежал в сторону берега, исчез за высокой песчаной дюной.
– Все, теперь он уйдет, мы ему не нужны, – сказала Ингрид.
– Осталось недалеко. Пусть идет, – отвечал Георг.
Действительно, если верить Алфреду, идти оставалось километров десять-пятнадцать по берегу. Где-то тут неподалеку на берегу должен быть небольшой ресторанчик. О нем Георг слышал от Олафа. Туда часто приезжали любители экзотики из столицы, а повстанцы по какой-то причине во время своих рейдов обходили его стороной. Там же рядом должна быть и деревня, которая снабжала ресторан рыбой. Алфреду предупреждал, что и тут надо соблюдать осторожность, лучше не попадаться на глаза местным жителям.
Но Жинито вернулся, и как всегда с добычей – две рыбины, по всему совсем недавно пойманные.
– Маленький воришка, – умилилась Ингрид. – Где ты их взял?
– Fogo, – коротко произнес Жинито и жестом попросил Георга спички.
Он собрал хворост, разжег в ложбинке костер, нанизал рыбу на прутья. Через четверть часа они ужинали.
– Хоть бы щепотку соли, – посетовала Ингрид. – А так – вполне первобытно, наркота.
Утром чуть свет проснулись, стали спускаться к берегу. Сели на вершине высокой дюны в тени кустарника. Перед ними лежала широкая полоса пляжа. Свежий утренний бриз теребил темно-синюю воду. Справа, там, куда им предстояло идти, виднелись на берегу две рыбачьи лодки, возле них копошились люди. Слева – пусто: песок, редкие пальмы и океан.
– Подождем, пока уйдут в море. Пойду искупаюсь, – решил Георг.
Он разделся и, пригибаясь, почти ползком, пошел к океану. Сполз в воду и медленно поплыл вдоль берега. Гребни невысоких волн светились в лучах утреннего солнца, переливались разноцветными бликами, складывались в узоры, рассыпались и снова складывались. Мириады, мириады мириадов волн перед глазами плескались, переливались, исчезали и вновь возникали. Имей Георг хоть малейшую склонность к абстракциям, он бы несомненно решил, что вот это и есть бесконечность, что он плывет в бесконечности. Он вторгся в нее, она приняла его с равнодушной лаской. Невозможно было представить себе, что в этот момент где бы то ни было есть кто или что еще кроме нее. Ни желтых субмарин, ни белых пароходов, ни городов, ни людей, – лишь он один рассекает свою бесконечность. Но Георг не ведал ничего про абстракции, он просто и с удовольствием плавал.
Плавал долго и на берег выбрался с большим трудом – начинался прилив, он ощутил это по силе прибоя. Долго лежал на песке, потом побрел к своим спутникам.
Рыбаки на двух лодках уже вышли в океан, в полукилометре от берега ставили сети. Если идти, скрываясь за песчаной грядой, они, конечно, их не заметят, но за грядой должна стоять деревня. Поэтому Георг решил идти по пляжу, пусть видят, они далеко.
Георг пошел на разведку. Деревня и вправду была рядом в небольшой рощице. Они медленно пошли по склону гряды, оставаясь невидимыми с берега. Прошли без приключений деревню, но не успели отойти, как увидели, что сзади появились люди.
– Ложись! – крикнул Георг и вжал Ингрид в горячий песок.
Жинито впереди тоже остановился, присел на корточки.
Кажется, их не заметили. Это были женщины, в набедренных повязках, по пояс голые. Они спустились к океану метрах в ста от датчан и расселись полукругом около самой воды, так что волны почти докатывались до них. Спустя минуту к ним спустился еще и мужчина – старик-ому с корявой палкой в одной руке и холщовым мешком в другой. Он сел в центре, и тут же одна негритянка, молоденькая, судя по торчащим конусам упругих грудей, подошла и опустилась перед ому на корточки. Женщины запели, за шумом прибоя их голосов слышно не было, но хорошо было видно, как они раскрывают рты и прихлопывают ладонями в такт. Пели долго. Потом встали и принялись приплясывать вокруг старика и девушки, хлопая себя руками по бедрам. Из круга поочередно выходили негритянки и что-то вешали на шею и на запястья девушки.
– Она жертва, – убежденно сказала Ингрид. – Ее убьют.
– Не знаю, – ответил Георг.
Им было невыносимо жарко лежать в песке под уже высоким солнцем, надо было выбираться.
– Я ползу наверх. Вы за мной, – сказал Георг.
Он медленно выполз на гряду и окопался. Рядом сразу оказался Жинито, потом подползла Ингрид. Оттуда им была видна и деревня сзади, и пляж впереди. Они поползли по верху до чахлого кустика, там была хоть какая-то тень, окопались. Идти дальше было опасно.
Тем временем ому достал из мешка черную курицу, большой нож – катану и глубокую миску из выдолбленной тыквы.
– Это жертва, – сказал Георг.
Старик держал курицу одной рукой за шею, та бешено молотила крыльями по воздуху. Он поднес катану к ее горлу и одним движением отсек голову. Кровь хлынула струей, а крылья по-прежнему били воздух. Негр направил струю в миску и держал долго, пока напор не иссяк. Потом передал миску толстой женщине, с грудью, свисавшей ниже пупка. Та зашла в воду, зачерпнула океанской воды, вернулась и протянула миску старику. Он сделал какие-то пассы руками над этим странным коктейлем, потом протянул сосуд молодой негритянке. Та отпила несколько глотков. Ингрид скорчилась.
– Буду блевать, – прошептала она, и ее тут же вырвало.
– Ползем. Здесь сдохнем, – сказал Георг.
На берегу продолжались пляски, а беглецы, пригнувшись, посеменили по склону дальше. Потом, в том месте, где он слегка изгибался, они вышли на берег. Теперь их никто не мог видеть.
Пошли по самой кромке воды, песок там не жегся, а ветер давал иллюзию прохлады. Спустя час они увидели большую тростниковую хижину и белый джип в ее тени. На веранде сидели люди. Судя по тому, как их темные очки контрастировали с лицами, это были европейцы. Георг сказал:
