Весна на Луне - Кисина Юлия Дмитриевна
В эти дни меня пугали еще и моя бессильная человеческая ничтожность, и жалкие чьи-то зарвавшиеся слова о величии духа. О величии сумасшедшего и взбесившегося человеческого духа, который исчезает, как невольно брошенные на тротуар тени, которые превращаются в самых настоящих чертей в жаркий солнечный* полдень.
По такому тротуару я каждый день иду вверх. Именно не вперед и не вдаль, а как будто вверх, если не смотреть по сторонам и представить себе, что идешь по отвесной стене или по стене пирамиды. Видишь на земле всех этих божьих коровок и жуков, ползущих по соседству — все в одном направлении — вверх, прямо к Господу Богу, — и от этого начинает кружиться голова, ведь если оступиться, с тротуара можно свалиться и попасть в озеро Коцит, а то и куда похуже!
Что же касается ледяного озера Коцит — находится оно прямо под нашим городом, под Крещатиком. Туда попадают самые отъявленные негодяи, такие как Жареный Смех — дядя Володя. Я это знаю с абсолютной точностью, потому что иногда по ночам из-под земли я слышу отголоски этого смеха.
На самом деле все мое возбуждение, все эти подглядывания за небом и подслушивания того, что творилось под землей, означали лишь то, что во мне творилось нечто, о чем я не подозревала, а именно половое созревание! То есть во мне рос вирус человеческого зверя. Рос он помимо моей воли. Подспудно об этом догадываясь, как больной догадывается о своей пока еще не проклюнувшейся болезни, я подходила к зеркалу и все внимательней вгрызалась взглядом в свое новое и все более незнакомое мне лицо. Тогда мои глаза, и ресницы, и губы — все подчинялось мне, как на шарнирах. Одновременно все было непреодолимо чужим. Но ни одно живое и умное существо не могло пояснить мне то, что я поняла намного позднее. А именно: все человечество, все люди — рабы полового созревания! Все дома, и мосты, и атомоходы, и полеты на Луну — это энергия половых соков. Растет эта энергия в человеческих колбах и струнах, о чем можно узнать из любого анатомического учебника. Все это и побуждает наш мозг совершать подвиги и превосходить самих себя порой лишь для того, чтобы найти подходящего партнера для самовоспроизводства. К сожалению, люди не размножаются делением, вычитанием и другими чисто математическими операциями.
Через неделю после этого откровения случилась история, еще раз подтвердившая мои горькие догадки об истинном, то есть половом, смысле жизни!
И в дополнение к половому смыслу требуется небольшое предисловие, поскольку без него будет совсем неясно нелепое поведение нашей физички Светланы Карповны, той самой, что измордовала Ю. А., и стыд, который мы с того урока вынесли.
Конечно, была она глубоко одиноким и нервно-чувствительным существом. В начале каждого урока нас ожидали синие ее глаза, готовые брызнуть слезами. Эти глаза были такие испуганные, будто потрясло ее какое-то великое и непонятное явление природы, свидетелем которого она явилась, и явление это было не меньше, чем падение Тунгусского метеорита.
— Лампочку изобрел Яблочков гораздо раньше самого Эдисона. Константин Эдуардович Циолковский первый разработал реактивные двигатели. И телеграф, и Периодическая система элементов тоже были изобретены в России, — настаивала она в начале каждого урока. Получалось, что все на свете придумали в России, а на Украину ей было тогда наплевать.
Чувствовала она всегда себя перед нами, учениками, очевидно, страшно неловко, будто не зная, что с нами, с такой толпой оболдуев, делать. Но главное — у нее не было мужа! И все об этом знали и как-то даже злобно шутили, и чуть ли не официально считалось это очень смешным.
А тогда она пришла в класс особо нарядная, качаясь на каблуках и вихляя задом, и торжественно объявила:
— А сегодня говорю вам: здравствуй, космос, здравствуй, небо!
Поначалу вообще никто не понял, о чем это она. Но потом ее кроткий голос сообщил, что сегодня годовщина самого главного дня в истории человечества.
— Обычным весенним днем, 12 апреля 1961 года, человек впервые вышел на орбиту Земли!
При этом глаза ее разве что не выпали из своих орбит и она грузно вздохнула. Так грузно, что на землю должно было обрушиться небо, но только случайно не обрушилось.
— В этот день космос заговорил! Заговорил по-русски, — продолжала она, — можно сказать, что тогда вся наша планета с волнением вслушивалась в голос Юрия Алексеевича Гагарина, который доносился из космоса. Это не был голос американского сверхчеловека, это не был голос итальянца, немца, американца или француза. Это был голос обыкновенного советского парня. Чтобы почтить это событие, я решила, что на сегодняшнем особом уроке физики мы поговорим про этого великого русского человека!
И пока она тараторила дальше, выпятив грудь вперед и зачитывая факты и даты по бумажке, все в классе, кто был не русским, все, у кого фамилии заканчивались на «ко», или на «чук», или на «дзе», или на «ян», или на «штейн», или еще другие фамилии, польские и татарские, все эти ученики сидели, вжав голову в плечи, и думали о своем ничтожестве перед великим русским народом, и всем им хотелось плакать, и умереть, и раствориться в небытии. А Светлана Карповна неумолимо продолжала.
Родился Юрий Алексеевич Гагарин 9 марта 1934 года в деревне Клушино Гжатского района Смоленской области в крестьянской семье. В 1949 году он поступил в Люберецкое ремесленное училище под Москвой. Учился на формовщика-литейщика. Как один из лучших учеников Юра был направлен для продолжения учебы в Саратовский индустриальный техникум. Во время учебы в техникуме он начал заниматься в аэроклубе. Это и предопределило его судьбу: простой русский парень решил посвятить себя авиации. Он был добрым и чутким человеком. В трудную минуту он всегда помогал людям!
И с этого момента Светлана Карповна не переставая давила на доброту и отзывчивость Гагарина. Говорила она все время и о том, что в космосе, сколько он ни смотрел по сторонам, Бога он не увидел.
— Он улыбался всему миру, и мир навсегда запомнил его простую деревенскую улыбку.
По мере рассказа Светлана Карповна, разумеется, все больше и больше увлекалась и даже стала называть его запанибратски Юрой. Когда говорила она о том, как хорошо Гагарин учился в школе, она уже почти ложилась своей полужидкой грудью на учительский стол, и при каждом новом пассаже грудь ее все больше вылезала из лифчика. Потом вдруг тон ее переменился, и она уже стала грозно говорить о том, что Гагарин был совсем не таким уж и простым парнем, потому что выдерживал нечеловеческие нагрузки на центрифуге.
И наконец она как-то остервенело взмахнула своими желтыми волосами и добавила, что у него, у Юрия Алексеевича, столь близкого нам и всеми любимого великого человека, здоровое и доброе сердце было еще и мужественным, как сердце зверя! И все переглянулись!
Теперь она говорила как проповедница, как слепой Гомер и как Гораций! Обычное косноязычие ее куда-то улетучилось, и мы притихли, ожидая, что произойдет дальше. Ротик на ее маленьком лице сделался еще меньше. Слова стали звучать отчетливей. Светлана Карповна продолжала витийстовать о том, что никого он не мог обидеть с детства и был смелым. Даже немецко-фашистские захватчики, которые выгнали семью из дома, не смогли его напугать.
— В детстве Юра, как и отец, был мастером на все руки и клеил самолетики из дерева и бумаги. Часто он смотрел в небо и трогал сердце!
Светлана Карповна стала вещать вдруг как-то хрипло. Но вот только в этом ракурсе было уже неясно, какое отношение имеет доброе и мужественное сердце Гагарина к уроку физики и ко Дню космонавтики.
Потом наступил третий, заключительный акт. В нем Светлана Карповна уже принялась истерично-неистово заплетать и снова расплетать свою желтую косу и пялиться то на эту косу, то куда-то в окно, будто забыв, что перед ней сидят тридцать учеников, которые неотрывно следили за ее эскападой, бросая взгляды то на ее каблуки, то в окно, за которым скрывался Гагарин. Она стала как-то особенно заливать о том, как все Гагарина любили и что был он прекрасным мужем. И эта особенная черта была для нее необыкновенно важной, пожалуй, даже важней всяких полетов в космос и преодоления земного притяжения. Эта семейная черта первого космонавта была такая весомая, что на минуту нам показалось, она говорит о нем так, будто это ее собственный муж, потому что вдруг она перешла к тому, что Юрий Алексеевич все время помогал по хозяйству.
