Возвращение домой (СИ) - Шахова Светлана

– Ты чё, Кирюха, не тупи, – зудела Ветка ей в ухо на паре по сестринскому делу. – Областной онкологический! Ты видела хоть здание? В прошлом году только построили, с нуля всё! Хорошо себя покажем – возьмут после колледжа без вопросов. Там конкурс девять человек на место! Или ты хочешь в Заводской из-под бабок старых до пенсии утки выносить?

В Заводскую – старейшую городскую больницу – Кира не хотела. Старейшая она и есть старейшая: облезлая штукатурка, текущая крыша корпусов, оборудование времён царя Гороха и неопределённые сроки капремонта, в каждом наступившем году сдвигавшиеся на следующий.

– Вет, я не знаю, – прошептала она. – Там, говорят, тяжело, в онкологическом. Угнетает. Я, наверно, не выдержу. Я же впечатлительная.

– Тяжело ей! – поразилась Ветка. – Полы тебе мыть в Заводской будет легче, что ли?

Ветка всегда утрировала, когда злилась. Медсёстры не моют полы и не выносят утки. Это работа нянечек и санитарок. Хотя попадешь в Заводскую, будешь там и нянечкой, и санитаркой, и ещё фиг знает кем на полставки… Кира шикнула на подругу.

Замдекана Вениамин Аркадьевич, который вёл специальность в этом году, посмотрел в их сторону поверх толстых очков.

– А доктора? – Ветка понизила голос. – Ты знаешь, какие там врачи, Стёпка? Молодые все, из Москвы, из Питера! Там зарплаты за двести! Красавцы! И тачки на стоянке дешевле, чем за два ляма нет ни одной!

С козырей заходит, мрачно подумала Кира.

– Таак, кто это у нас там на шестом ряду? – протянул Вениамин Аркадьевич. – Степанова, Мухина! Ну-ка повторите, что я только что сказал!..

Оформляться волонтёркой (революционерка Ветка принципиально использовала только феминитивы – «докторка»,  «авторка», «космонавтка») оказалось довольно муторно. Если бы не Веткино неиссякаемое шило в одном месте, Кира бы бросила в самом начале. Анализы, процедуры, медкомиссии, согласования, собеседования, справки…

– Девочки, – строго говорила их куратор(ка), Илона Владьевна, – поймите: у пациентов иммунитет практически на нуле. Мало того, что вы должны быть абсолютно здоровы – при малейших признаках даже лёгкой простуды вы сами немедленно докладываете мне. Маски, перчатки – носите постоянно, это вообще не обсуждается. Гигиена рук и полости рта, никакого курения – понятно? Если заболел кто-то из близких, или даже в транспорте на вас чихнули – контроль,  контроль, контроль! Чуть что сразу на карантин! Ковидная эта зараза неизвестно сколько теперь будет ходить, а для онкологических больных это смерть! Всем ясно?!

Девчонки дружно кивали.

Кира задержалась в аудитории и, выходя из ворот колледжа, застукала курящую Ветку. Подруга, воровато оглядываясь, пряталась за пожелтевшим октябрьским дубом, скрывая модную сигарету «с кнопкой» в кулаке.

– Так, – сказала Кира, неслышно подкравшись по опавшей листве. Но какой-то жёлудь всё-таки предательски хрустнул. Ветка вздрогнула. – Про курение что говорили? Сама меня затащила в волонтёрские эти свои движения, а теперь вот, значит, как!

– Принципиальная ты наша, – прошипела Ветка, туша окурок. – Всё, Степанова, бросаю, бросаю!

Она заглянула в сумочку.

– Почти полная, блин, пачка! Неет, выбрасывать не буду! Дома спрячу.

В субботу утром девчонки переминались с ноги на ногу у служебного входа онкоцентра. Магнитный замок пялился на них красным глазком.

– Курить охота, – пробормотала Ветка. Кира показала ей кулак.

Дверь открылась.

– Волонтёрки? – спросила девушка в розовом медицинском халатике. – Заходите, чё стоим, кого ждём?

– Первый день – ознакомительный,  – Илона Владьевна придирчиво оглядела девчонок и застегнула пуговку на Веткиной кофточке. – Вы сюда сами вызвались, и значит – пришли работать, а не клеить докторов. Вот, используйте почаще, ковид кругом, – она протянула каждой по баллончику со спреем и маленькие бутылочки геля-антисептика. – Сняли верхнюю одежду и обувь, уличные маски-перчатки в урну, продезинфицировали руки, пшикнули в рот и в нос. Надели сменную обувь, бахилы, новые перчатки и маску. Только потом заходим.

Она провела их от служебной раздевалки сияющим белым коридором к лифту.

– На входе в стерильный бокс нас обработают ультрафиолетом. Закрывайте глаза и стойте спокойно.

– И солярия не нужно, – хихикнула Ветка. Кира хмыкнула.

Лифт, еле слышно гудя, поднял их на третий этаж.

– Детское отделение, – негромко сказала Илона Владьевна.

Салатового цвета покрытие пола скрадывало звук шагов и мягко пружинило под ногами. За прозрачными стёклами палат Кира видела похожих на маленьких инопланетян пациентов в пижамках. Безволосые головёнки с оттопыренными ушами, большие глаза, тонкие руки. Дети спали, кто-то читал книжку, кто-то водил пальцем по экрану планшета, кто-то смотрел мультики по телевизору, расположенному напротив кровати. У некоторых в палатах находились и взрослые – видимо,  родители или родственники.

– Поначалу смены – по четыре часа, раз в неделю. – Илона Владьевна провела девчонок в просторное помещение с мягкими диванчиками, столиками для рисования и непременным телевизором на стене. – Это наш зал хорошего настроения. Ваше рабочее место. Персонал прежде всего заботится о здоровье детей. Родители устают, да и поводов для оптимизма у них часто не так уж много. Но тут появляетесь вы – солнышки, что дарят радость, свет и тепло! Никакого уныния, никаких соплей – только улыбки и смех!

Даже голос у неё стал звонче.

– Вы рисуете, шутите, играете, поёте и танцуете! Здесь вы – доноры, и ваша энергия – то,  что нужно для выздоровления пациентов. Осмотритесь пока, а я сейчас позову кого-нибудь.

Ветка уселась на диванчик.

– Ну, Кирюха, а ты ещё не хотела!.. Да здесь же рай!

В дверь заглянула девочка лет двенадцати.

– Здрасьте, – смущаясь, сказала она. – Я Лера.

Голову Леры украшали роскошные золотистые локоны.

– Какая ты красавица! – Ветка проворно подскочила к девочке, ухватила за руки и закружилась с ней по комнате. – Просто сказочная принцесса!.. Я о таких волосах всю жизнь мечтаю.

Мрачноватый и совершенно лысый (даже бровей нет, поразилась Кира про себя) мальчик Дима восьми лет от роду рисовал вместе с Кирой часа полтора. Ветка шушукалась с Лерой на диванчике. Сначала Дима и Кира изобразили его маму и младшую сестрёнку, потом наглого кота Барсика, потом дом и улицу. Потом Дима нарисовал дорогу. Дорога была тёмная и уходила среди серых коробок домов в черноту.

– А там что? – спросила Кира из-под маски.

Дима, сопя, рисовал новую картинку. Кира с ужасом увидела длинные ряды крестов. Время, с момента гибели Серёжи год назад меееедленно, тягуче тянувшееся для неё, сейчас будто бы совсем замерло.

– Тут папа лежит, и дядя Коля, – показал Дима. – Тут – бабушка с дедушкой. А меня похоронят вон там, – он ткнул пальцем в угол рисунка. – Там куча свободного места. Я просил маму, чтоб она посадила у меня клён, ну, когда я умру. Тебе нравятся клёны?

Объятая ужасом Кира нашла в себе силы кивнуть.

– У клёнов красивые листья. – Дима отложил картинку с кладбищем и начал рисовать кленовый лист. – Я хотел бы съездить в Канаду. У них кленовый лист прямо на гербе. Наверно, там очень много клёнов. Представляешь: целые кленовые леса!

– А давай нарисуем такой лес? – через силу нашлась Кира. – Там,  наверно, очень красиво летом. Все зелёное, и солнце светит сквозь листву!

– Осенью. Осенью очень красиво, – сказал Дима. – Хочешь – нарисуй. Я устал. Пойду в палату.

Он медленно поднялся. Кира вдруг обратила внимание на тёмные круги у него под глазами.

– Я нарисую, – быстро сказала она. Дима кивнул и пошел к выходу. Кира взяла в руки оранжевый карандаш.

Неугомонная Ветка после смены ускакала по каким-то делам. Кира в своём еле ползущем времени села в трамвай и воткнула в уши наушники. Улицы в сумерках мелькали за стеклом безликими равнодушными квадратиками окон. Кира нажала на «плей».

Он садится с нею рядом,