Ирина Степановская - Круговая подтяжка
Аркадий открыл было рот, чтобы ответить, но Мышка опередила:
– Умоляю вас, перестаньте! Для пользы дела!
Барашков смолчал, выкинул сигарету, взял у Мышки листки с анализами, уже в пятый раз просмотрел их. Кое-что в них было ему непонятно.
– Вот смотри, – показал он Мышке. – Здесь, здесь и здесь. И уровень гормонов. Такое сочетание на диабет непохоже.
– Но что? – Взгляд у Мышки опять стал беспомощным, как два года назад, когда она в качестве клинического ординатора, подражая Тине, держала за руки всех больных.
– Что, что… – ворчливо ответил Барашков. – Знал бы прикуп, так можно было бы и не работать. Не знаю пока! – Он с яростью стукнул кулаком по спинке стула. – Спасибо, что хоть с головой у Тины все в порядке. Травма оказалась поверхностной.
– Ну и хорошо, – вздохнула Мышка. – Кровь вытекла, значит, хоть поверхностной гематомы не будет.
Дорн передернул плечами.
– Рано радуетесь. – Он откинулся в кресле и принялся раскачиваться на стуле. – Голова тоже еще не все значит.
Мышка, почувствовав, что он что-то нашел, раскопал, подсела к нему ближе за стол. Прическа у нее растрепалась, лицо осунулось, но она совершенно не думала об этом.
«Как он быстро разбирается во всех этих непонятных картинках, – с восхищением думала она про Дорна. – Все-таки он настоящий специалист!»
– Ты не пугай, раньше времени! – сочным баритоном сказал Барашков. – Если нашел что, скажи! Нечего цену себе набивать!
– При чем тут «набивать»? – презрительно улыбнулся Дорн. Он быстро менял на экране картинки, отыскивая необходимую. Вот он нашел ту, что искал, запомнил изображение и включил принтер. Через несколько секунд на свет божий появились чуть влажные листы с изображением. Владик быстро стал делать на них пометки. – Смотрите сюда, – обращался он больше к Мышке, чем к Аркадию. – Видите тень возле верхнего полюса почки? С этой стороны есть, а с этой нет. И в этом ракурсе так же. И в этом.
– Значит, почка? – ахнула Маша. А Барашков даже не стал притворятся, будто что-то видит. У Дорна своя специальность, у него – своя. Каждый должен делать то, что знает.
– Не почка. Надпочечник. Смотрите, с этой стороны он меньше обычного, а с этой – гораздо больше, и вот здесь имеется подозрительное уплотнение ткани.
Барашков еще до того, как Дорн объяснил, понял все сам.
Дорн повернулся к Маше.
– Вероятнее всего, разрастание ткани происходит из мозгового слоя надпочечника, но может быть и смешанного происхождения: из мозгового и коркового.
– Опухоль?
– Опухоль, – подтвердил Дорн с удовлетворением искателя, наконец нашедшего предмет своих длительных поисков. Он с искренним интересом рассматривал картинки то так, то сяк. – Точно опухоль! Сравнительно не очень большая, достаточно плотная, с четкими контурами.
За компьютером Владик преображался, становился искренним, без налета присущей ему неприятной вкрадчивости, особенно когда он разговаривал с женщинами. Исчезал его слащавый тон, который он сам считал неотразимым, а Мышка терпеть не могла. Он и нравился ей таким, каким был сейчас – деловым, умным, умелым.
– А по другим органам как?
– Кроме этого образования все чисто. Нигде ничего нет. Я внимательно посмотрел.
Барашков не признавал никаких Википедий. Руки его сами потянулись к книжной полке, откуда он достал второй том «Клинической онкологии».
– Все правильно, а я осел, – спокойно констатировал он, быстро пробегая глазами по строчкам. – Не мог сразу сам догадаться. Все и было как здесь описано: нарушения сосудистого тонуса, минерального и глюкокортикоидного обмена. Отсюда и клиника. Все эти обмороки, ну и соответствующее настроение. – Он захлопнул книгу. – Извиняет меня только то, что остальные тоже ни о чем таком не подумали. Да, такие штуки довольно редко встречаются. – Он задумался.
Мышка закрыла лицо руками, откинулась на сиденье.
– Ты плачешь, что ли? – спросил Барашков.
– Нет. Просто не знаю, что делать. Какая-то безысходность. – Она потерла глаза, убрала руки, вздохнула, и Аркадий увидел, что она действительно даже не думала плакать.
– Ну и что теперь? – спросил Владик. Он достал из своего ящика пакетик мятной жвачки и засунул пластинку в рот.
– А ты не дрейфь! – отозвался Барашков. – Еще не все потеряно. Диагноз не уточнен. Опухоль не обязательно должна быть злокачественной. Если доброкачественная – удалят вместе с надпочечником. Второй надпочечник останется. И все. Возьмет на себя функцию первого. Пока мы должны корректировать Тинино состояние. Это сложно, но можно. Минеральный обмен наладить можем?
Маша отозвалась со своего места:
– Можем.
– Глюкокортикоидный можем?
– Можем.
– Сосудистый тонус поддержим?
– Да.
– Ну вот, и хватит пока работы. – Аркадий старался говорить бодрым голосом, хотя на душе у него тоже было тяжело. Действительно, какой будет окончательный диагноз? Что впереди?
Дорн тем временем выключил компьютер, напялил на монитор прозрачный чехол.
– А вы долго состояние-то корректировать собираетесь? – поинтересовался он. – Переводить больную надо в профильное учреждение. Там хоть сделают лапароскопию с биопсией – будет видно, что за опухоль. Ау нас ей лежать бессмысленно. Так накорректируете, что тошно станет!
Мышка сделала Дорну страшные глаза.
– Будет лежать у нас столько, сколько нужно, – отрезал Барашков. – До окончательной постановки диагноза. Лапароскопию с биопсией можно сделать и у нас. А вернее всего, что хирурги сразу пойдут на операцию по удалению надпочечника и сразу отдадут весь материал в патанатомию. Второй надпочечник оставят до выяснения обстоятельств. Наш патологоанатом, как вы знаете, хоть и страшный хитрец, но диагност один из лучших в городе. Вся Москва на консультации к Ризкину ездит. Я ему полностью доверяю. Кстати, – обратился он к Дорну, – какой надпочечник поражен, правый или левый?
– Левый, – ответил Дорн.
– Ну, хоть в этом повезло.
– Что же в этом хорошего? – одновременно спросили Мышка и Владик.
– Так правый же оперировать труднее, – пожал плечами Аркадий. Он хоть и был анестезиолог, но анатомию и топографическую анатомию знал прекрасно. – К правому нижняя полая вена ближе подходит. Если заденешь… Лучше про это не говорить. Но думать про это надо.
Дорн внимательно посмотрел на Аркадия, и Маша поняла, что эти его слова он запомнил намертво, так же, как и она сама.
– Вообще-то, операции по удалению надпочечников сложны, пожалуй, больше для анестезиологов, чем для хирургов… – сказал задумчиво Барашков. Он помнил, как трудно было поддерживать больных во время операций после дорожных происшествий. Особенно при ударах сзади, при разрывах почек, надпочечников, при разрывах печени, селезенки… Да… Сколько пережили они и скольких спасли тогда с Валерием Павловичем, Тиной, Ашотом… – Он поскреб подбородок. В последнее время в процессе каких-нибудь трудностей у него свирепо начинали чесаться лицо и руки. И кожа в этих местах покрывалась какими-то противными пятнами. А вот подбородок зачесался впервые.
