Бен Элтон - «Номер один»
— Ой, да пошла ты на хер со своей притворной миной и грацией! — бросил он. — Ты не леди, Дакота, ты лживая подлая шлюха.
— Да-а, Кельвин, — протянула Дакота из-за бокала, — может, так оно и есть, и если я-а и правда шлюха, то я-а та шлюха, которая натянет тебя по самые уши.
После этого Кельвин улетел на частном самолете в Лондон, оставив Дакоту наслаждаться просторной роскошью лодки, которая, по ее убеждению, должна была скоро стать ее, и только ее, собственностью. Сидя в самолете и наслаждаясь одиночеством, Кельвин пытался вернуться мыслями к плану, который он должен разработать, чтобы сделать принца Уэльского популярным и модным. Перед ним стояла огромная задача, кажется даже невыполнимая. Задача, которую он должен выполнить, одновременно создав очередной сногсшибательный сезон шоу «Номер один». Задача, на которой он обязан сосредоточиться.
Однако сосредоточиться он не мог, потому что отвлекался, а подобного Кельвин просто не мог себе позволить.
Он думал об Эмме. О девушке из офиса. Девушке, чьи волосы трепал ветер на стоянке в Бриз-Нортоне. Милой девушке, которой он улыбнулся, когда она уронила очки в самолете.
Кельвин сердито нахмурился и прикурил сигарету. Ему не нужно думать об Эмме. Ему не нужно думать ни о чем, кроме стоящей перед ним грандиозной задачи. Он не хочет думать об Эмме, он не знает ее и не хочет ее знать. Единственная девушка, на которой ему нужно сосредоточиться в ближайшем будущем, — это южная принцесса, на которой он женился как последний дурак и которая теперь пытается «натянуть его по самые уши».
Кельвин продолжил хмуриться, пока не выкурил три сигареты, прикуривая одну от другой. Он барабанил пальцами и мерил шагами ограниченное пространство самолета. Нарядная стюардесса спросила, не желает ли он чего-нибудь, но он не обратил на нее внимания. Наконец он откинулся в кресле и взял телефон.
— Трент? — сказал он. — Я хочу, чтобы ты кое-что для меня сделал.
Организация подтяжки
Уладив дело с творческим кризисом своей падчерицы, Берилл позвонила Кэрри, своему многострадальному американскому агенту, чтобы обсудить начало съемок следующего сезона шоу «Бленхеймы».
— Мне плевать, что сейчас два ночи, — рявкнула Берилл. — «Фокс» согласен на задержку? Я снова становлюсь похожа на Круэллу де Виль и хочу, чтобы мне смягчили веки. Перед началом работы над шоу «Номер один» времени нет, поэтому мне нужно втиснуть процедуру после него.
— Берилл, ты с ума сошла. Ты прекрасно выглядишь, тебе не нужно больше никаких подтяжек…
— Ага, ты говорила мне то же самое, когда у меня все еще была мошонка. Слушай, мы запланировали начало «Бленхеймов» сразу после окончания шоу «Номер один», а мне нужно окно в одну неделю, чтобы сделать глаза. Присцилла нашла мне нового парня и говорит, что он самый лучший, он работает с подростками, он смог бы превратить мать Терезу в Джессику Симпсон.
— А разве нельзя просто ввести коллаген? Это занимает один день.
— Кэрри, мне больше нельзя вводить коллаген. И тебе это известно. Мне уже и так трудно менять выражение лица, такое ощущение, как будто вся рожа в гипсе. Мне нужно делать гимнастику для лица, перед тем как улыбнуться. Мне нужна небольшая подтяжка, и парень Присциллы нашел для меня целых две недели после финала. Мне просто нужно отложить «Бленхеймов» на неделю.
— Берилл, «Фокс» не меняет своего расписания, у них все очень сложно. Разве нельзя отснять первый эпизод о твоей подтяжке?
— Пошла ты НА ХЕР, Кэрри! Я делаю подтяжку, чтобы не выглядеть херово на телевидении. Думаешь, я собираюсь пригласить операторов, пока буду выглядеть как Франкенштейн? Нельзя показывать людям процесс, только тогда они могут поверить, что все происходящее хоть отчасти естественно. Съемки нужно отложить.
— Ладно, ладно, я еще раз поговорю с ними, посмотрю, что можно сделать.
— Сделай это сейчас же.
Попытки сосредоточиться
Эмма встала рано и тщательно выбрала наряд. Сначала она хотела надеть короткую юбку и, возможно, даже короткую, обнажающую животик футболку, но в конце концов решила остановиться на чуть менее откровенных обтягивающих фигуру джинсах и нарядной блузке. Затем она стянула сияющие, только что вымытые волосы в прикольный хвост, выкурила сигарету, почистила зубы и пошла к станции метро.
По традиции приезжающие на работу в Лондон издалека называют Северную ветку «веткой страданий», но в это утро, когда Эмма села и попыталась сосредоточиться на заметках по отбору (одним из очень немногих преимуществ проживания вдали от центра было то, что ей, по крайней мере, удавалось сесть в поезд перед тем, как он превращался в банку с сардинами), она не могла сдержать невольную улыбку, то и дело мелькавшую у нее на губах.
Скоро она окажется в одной комнате с Кельвином. Она не видела его с того дня, когда они вместе кружили в небе на частном самолете над Бриз-Нортоном. Тогда он не обратил на нее особого внимания, и она достаточно здраво смотрела на вещи, чтобы понимать, что и сегодня этого не произойдет. И все же в то утро она была счастлива, и причиной тому был он. Эмме казалось поразительным, как быстро это наваждение (разве она могла называть это любовью, если чувство было односторонним?) захватило ее. Она считала Кельвина привлекательно жестоким ублюдком, от которого любой здравомыслящей девушке лучше держаться подальше, а сама сидела в вагоне и предавалась романтическим мечтаниям, в которых он увозил ее прочь в уединенные коттеджи, окруженные вереском, где ухаживал за ней так, как Хитклиф, должно быть, ухаживал за Кэти.[3] Все было до того странно, она проработала весь предыдущий сезон, вовсе не думая ни о чем таком, хотя, будь она честна перед собой, ей пришлось бы признать, что ее чувство зародилось уже к концу прошлого сезона. Однако в новом сезоне оно долбануло ее с силой кувалды, и, как ни странно, она знала, что влюбилась.
Эмма вышла из метро на «Тотнэм-Корт-Роуд», прогулялась по Оксфорд-стрит и, взяв непременную пинту пены с ароматом кофе из «Старбакса», присоединилась к толпе привлекательных молодых людей, входивших в прекрасные офисы «КЕЛоник ТВ», компании, которую Кельвин превратил в колосс глобального развлечения. Оглядывая золотистые ноги и обнаженные животики большинства своих коллег, Эмма не могла сдержать чувство ревнивого отвращения. Неужели этим девушкам необходимо выглядеть столь вызывающе? Большинство сотрудниц Кельвина были привлекательные молодые женщины, но, в отличие от Эммы, они в основном были высокие. Кельвин был знаменит любовью к высоким женщинам.
