Рэй Брэдбери - Давайте все убьём Констанцию
Запах свежей краски вселял бодрость; он обещал безумную свободу, прощение грехов. Новая краска, новая жизнь? Молю, Господи.
— Как далеко она заплывает? — Крамли разглядывал буруны в сотне ярдов от берега.
— Меня не спрашивай, — отозвался Генри.
— Плавает с тюленями, — проговорил я, — или где-нибудь поблизости. У нее там полно друзей. Слышишь?
Тюлени тявкали, громко или тихо, я не знал — просто я их слышал. Это были радостные звуки, дополнение к свежей краске, делавшей старый дом новым.
— Скажи малярам, когда будут красить ее почтовый ящик, пусть оставят место только для одного имени, ja? — распорядился Фриц.
— Правильно, — согласился Генри. Он склонил голову набок и нахмурился. — Долгонько она плавает. Что, если не вернется?
— Это было бы не так уж плохо, — ответил я. — Ей нравится плавать в открытом море.
— После бури море вздувается, резвиться в волнах куда как хорошо. Эй! Что за гром!
Такой гром сопровождает обычно театральный выход.
Безошибочно подгадав ко времени, на подъездную дорогу за домом Раттиган с ревом вкатило такси.
— Боже! — воскликнул я. — Я знаю, кто там! Хлопнула дверь. Проваливаясь в песок, от дома к бассейну двинулась женщина; ладони ее были сжаты в кулаки. Раскаленная, как домна, она встала передо мной и поднесла кулаки к моему носу.
— Имеешь что-нибудь сказать? — крикнула Мэгги.
— Извини? — пролепетал я.
— Извини!
Она замахнулась и изо всех сил врезала мне в нос.
— Вдарь еще раз, — предложил Крамли.
— Еще разочек на счастье, — подхватил Фриц.
— Что происходит? — спросил Генри.
— Ублюдок!
— Знаю.
— Сукин сын!
— Да, — кивнул я.
Она ударила меня снова.
У меня хлынула кровь. Залила подбородок и поднятые руки. Мэгги отступила.
— О господи, — вскрикнула она, — что я сделала!
— Врезала сукину сыну и ублюдку, — отозвался Фриц.
— Точно, — подтвердил Крамли.
— А ты помолчи! — рявкнула Мэгги. — Принесите кто-нибудь пластырь.
Я посмотрел на алые струи у себя на руках.
— Пластырь не поможет.
— Заткнись, бабник паршивый!
— Это уж перебор, — проблеял я.
— Ни с места! — крикнула она и вновь занесла кулак.
Я остался на месте, и Мэгги сникла.
— Нет, нет, хватит, хватит, — заплакала она. — Господи, это просто ужас.
— Давай, я заслужил.
— Заслужил, правда?
— Да.
Мэгги перевела взгляд на далекий прибой.
— Где она? В море?
— Где-то там.
— Надеюсь, никогда не выплывет!
— Я тоже.
— Что, черт возьми, ты имеешь в виду?
— Не знаю. — Я старался говорить спокойно. — Может, ей там место. Может, у нее там друзья, немые друзья, может, ей не надо возвращаться, пусть остается с ними.
— Вздумает вернуться, я ее убью.
— Тогда ей лучше держаться подальше.
— Защищаешь ее, подонок?
— Нет, просто говорю, что ей лучше не возвращаться. В такие дни, после грозы, когда волны улеглись и небо очистилось, она всегда чувствовала себя счастливой. Я наблюдал это несколько раз. Она весь день не прикасалась к спиртному, проводила время в море, и можно было надеяться, что однажды она не вернется.
— Что за мысли у тебя в голове? А у нее?
— Никто не знает. Это происходит все время. Оправдания нет. Просто что-то случается, а дальше ты понимаешь, что все пошло к черту.
— Говори дальше, может, скажешь что-нибудь осмысленное.
— Нет, чем больше говоришь, тем меньше смысла. Она долго пропадала. Теперь, наверное, нашлась. Ерунда, брехня, не знаю. Я пообещал ей, если она заплывет в море со всеми этими именами, то выплывет, наверное, только с одним. Посулы, посулы. Когда она выйдет на берег, узнаем.
— Заткнись. Известно тебе, тупой ублюдок, что я тебя люблю?
— Известно.
— Я все еще люблю тебя, господи помилуй, несмотря ни на что, гад ты эдакий. Неужели такова женская доля?
— Большинства, — отозвался я. — Большинства. Объяснения нет. Причин тоже. Ужасная правда. Пес гуляет. Пес возвращается домой. Пес улыбается. Его бьют. Он прощает, за то, что его простили. И отправляется к себе в конуру или живет один. Я не хочу жить один. А ты?
— Не хочу, помоги мне, Иисусе. Вытри нос.
Я вытер. Кровь все еще шла.
— Прости, — вскричала Мэгги.
— Не извиняйся. Ты ни в чем не виновата. Не извиняйся.
— Стойте! — сказал Генри. — Слушайте.
— Что? — спросили все в один голос.
— Чувствуете?
— Что, черт возьми, что?
— Идет большой прибой, самая большая волна, — пробормотал Генри. — И что-то с собой несет.
Вдалеке затявкали тюлени.
Вдалеке вздыбилась гигантская волна.
Крамли, Фриц, Генри, Мэгги и я затаили дыхание.
И волна пришла.
Примечания
1
Ночь была темная, грозовая. — Знаменитая вступительная фраза из романа Э. Булвера-Литтона «Пол Клиффорд» (1830).
2
Венис — восточный пригород Лос-Анджелеса на берегу Тихого океана. Строился в начале XIX в. по образцу Венеции (Venice — Венеция по-английски). Известен авангардистскими постройками, крупной общиной художников и архитекторов.
3
Эрих фон Штрогейм (1885–1957) — американский режиссер, актер, сценарист, уроженец Австрии, в Голливуде с 1914 г. Эпическая социальная драма «Алчность» (1924), поставленная им по роману Фрэнка Норриса «Мактиг», была сокращена студией с восьми часов до двух и в полном виде не сохранилась. Самые знаменитые его актерские работы — в «Великой иллюзии» (1937) Жана Ренуара и «Бульваре Сансет» (1950) Билли Уайлдера.
4
Джек Гилберт, Джон Гилберт (Джон Сесил Прингл, 1897–1936) — прославленный герой-любовник немого кинематографа США, партнер Греты Гарбо в фильмах «Плоть и дьявол» (1926), «Любовь» («Анна Каренина», 1927), «Королева Кристина» (1933).
5
Род Ларок (Родрик Ларок Делару, 1898–1969) — звезда немого кинематографа США, прославился после картины Сесила Б. Демилля «Десять заповедей» (1923).
6
Гершвин, Джордж (1898–1937) — американский композитор, использовавший в своей музыке элементы джаза и негритянского фольклора, автор оперы «Порги и Бесс» и «Рапсодии в блюзовых тонах».
7
Меглиновская крошка — то есть выпускник престижной актерской студии для детей, открытой Этель Меглин в 1928 году. Из этой студии вышли такие дети-«звезды» 1930-х, как Ширли Темпл, Джуди Гарленд, Микки Руни.
