Анна Матвеева - Девять девяностых
Часам к десяти Максим возвращался к себе. Секретарь Ольга, которая умела печатать десятью пальцами, обычно являлась к одиннадцати, а в два уже уходила «на обед», поэтому конь выполнял и ее обязанности тоже. Пусть и двумя пальцами. Печатал он — будто пара ленивых куриц клевала корм. Или еще была такая старинная русская игрушка — Мужик и Медведь.
Директор — родной дядя Олега Игоревича — в миру был ведущим закройщиком в ателье на Лунке и заглядывал в офис раза три в месяц. Ему было нестерпимо скучно выслушивать отчеты Макса, оживлялся он, лишь когда в конторе появлялась Ольга.
— Оленька, я бы пошил вам жакет, — мурявкал директор. — Секрет посадки дамского жакета — умение найти центры!
Ольга улыбалась так, будто сдвигала с места каменную глыбу, но закройщик этого не замечал. Он уже явно нашел центры на Ольгиной груди, и плевать ему было, скольких людей успела отправить в Санкт-Петербург в этом месяце турфирма «Эркер».
Ну, а самым главным человеком в «Эркере», безусловно, был водитель Константин Петрович, брат тестя Олега Игоревича. Всю свою жизнь, до прихода дурных времен, Петрович возил генерала и научился у него тому, что мы в ближайшем будущем стали называть «самопрезентациями», «умением себя подать» и «мощной харизмой». Максима он откровенно презирал, как, собственно, и всякого человека, не заработавшего геморроя на шоферской службе. Хотя нет, Макса Петрович не любил как-то по-особенному. Поэтому Макс ездил по городу в троллейбусе.
Начиная бизнес, Олег Игоревич имел в виду заграничные путешествия — но, увы, потуги «Эркера» и других турфирм сдерживал государственный закон об ограничении на покупку валюты. Двести долларов на человека в год, и ни центом больше. Тогда психиатр придумал работать с приезжими гостями — и начал возить поляков в Корею и корейцев в Польшу транзитом через Москву и Санкт-Петербург. Организовывал путешествия рабочий конь Максим Перов. У него обнаружилась эйдетическая память, благодаря которой он держал в голове расписания всех авиарейсов. А еще Макс умел заводить знакомства в железнодорожных кассах, обаятельно говорил по телефону и с первой попытки отправлял факсы.
Мама свое обещание выполнила — армия помаячила, да и прошла стороной, как страшный сон. Приезжая на Агафуры, к Олегу Игоревичу, Перов часто встречал здесь своих ровесников — они гуляли в вольерах за сеткой-рабицей, «косили» от армии. Один из них, известный в нашем общем будущем артист Василий Ж., утверждал, что два месяца психушки уверенно засчитываются как два года армии.
— Как понять, сумасшедший человек или симулирует? — осмелев, спросил однажды у хозяина Максим Перов. Они прогуливались по тропинкам, усыпанным хвойными шпильками, и Олег Игоревич благосклонно кивал пижамным людям, то и дело попадавшимся навстречу. Полукруглый шрам на его щеке выглядел сегодня благородно, как след от сабли. Очень маленькой и очень кривой сабли.
— Сумасшедшие не догадываются о том, что они сумасшедшие.
— То есть, — решил уточнить Макс, — если я считаю себя безумным, я нормальный?
— Безумный Макс! — обрадовался Олег Игоревич. — Как я люблю этот фильм!
Обратить разговор к истокам Перову в тот день не удалось. Олег Игоревич был титаном словесного реслинга.
2
— Свинья белорыла, тупорыла, весь дом перерыла, — Максим давно заметил, что бессознательно повторяет скороговорки, подходящие к нужному случаю. А его застенная любовница Наташка начинала тихонько напевать романс «Я ехала домой» ровно за полчаса до 18:00. И пение ее становилось всё громче с каждой минутой.
Клиентка, с которой так долго возился сегодня Макс, и впрямь напоминала свинью. Полная, курносая, в розовой мохеровой кофте. Вначале собиралась в Душанбе за одеждой, потом передумала — пусть лучше Кишинев. Конь терпеливо рыл землю, валялся на непочатом краю работы и вообще делал всё, что мог, умел и был должен. В Москве ждали его звонка по поводу группы корейских товарищей, которые должны были прилететь в гостиницу «Космос». Важным пунктом отдыха у корейцев считались творческие встречи с русскими женщинами, всё это нужно было организовать, подтвердить и так далее. Но белорылая свинья не давала коню перевести дух.
— Ну я прямо не знаю, Максимушка, ну что вы мне посоветуете? Где лучше, в Кишиневе или в Душанбе?
Макс не бывал ни там, ни там, но рассказывал о незабываемых впечатлениях в убедительных подробностях.
— Веселей, Савелий, сено пошевеливай, — радостно закричал он, когда свинья ушла наконец в кассу проплачивать Душанбе. Касса была в конце коридора, общая на три фирмы — с окошечком и решеткой, за которой сидела бедная горбатая девушка.
Но не успел он сделать даже шаг в сторону факсового аппарата, как его опять отвлекли. Звонила Ольга, объясняла, что больна и не выйдет. Все ее десять пальцев тоже оставались дома, и Максим пригорюнился. Петрович с утра торчал в соседней комнате, читал книгу о Сталине. Макса поражало, сколько книг успели написать про Сталина в последние годы. Они всё никак не заканчивались.
Когда дверь в комнату открылась, Максим был уверен, что это вернулась Свинья с квитанцией. Но нет, на пороге стоял незнакомец. Длинный плащ — летящий, с квадратными крыльями на спине, под ним — мятный пиджак в тонкую клетку и шелковый галстук с цветовыми сложностями. Макс мечтал о таком, видел что-то похожее в «комке» на Ленина, но цена на это что-то даже не была указана, как на ювелирное изделие. Продавщица не ответила Максу, когда он поинтересовался: «Сколько?», лишь обожгла его взглядом и усмехнулась. Наверное, с незнакомцем она не посмела бы так — тут же выдала бы и галстук, и самое себя.
Он был некрасив, решил Максим. Мал ростом, плюгав. Ботинки — на каблуках, прикрытых брючинами. К тому же картавил:
— Ну здьявствуйте, молодой человек!
За гостем в дверь попыталась пролезть Свинья. Картавый молча принял у нее бумажку и сказал:
— Подождите, гьяжданочка, за двейю.
Макс уже немного знал характер клиентки и был уверен, что сейчас она хрюкнет и начнет ближний бой. Но, странное дело, белорылая покорно кивнула и закрыла за собой дверь в кабинет — так бережно, словно за нею спал младенец с кишечными коликами.
— Алексей Иванович Сигов, — представился гость, и Макс поразился тому, как промыслительно назвали его родители. Ни шанса скартавить!
— А вас звать… — гость защелкал пальцами не хуже испанской танцовщицы, и Петрович за стеной перестал шелестеть Сталиным.
— Максим.
— Отличное имя! Мне пьё вас йяссказывал Олег из психушки.
