Уильям Хоффер - Только с дочерью
– В настоящий момент он в Турции, да и погода скоро начнет портиться. Не знаю, можно ли будет выехать в течение зимы, пока лежит снег. Позвоните мне через две недели. Я наведу справки.
Я занесла в записную книжку зашифрованный телефон Рашида.
После того как он вышел и я отпечатала письмо, мы с Джуди еще долго оставались наедине. Я постоянно оглядывалась на дверь, опасаясь появления Махмуди, но он меня не разыскивал.
Я вручила Джуди письма – она согласилась отправить их из Франкфурта. На следующий день она улетала, и я помогла ей уложить вещи – мне было и горько и радостно; во время сборов мы только и говорили что об Америке. Ни я, ни Джуди наверняка не знали, удастся ли ей что-нибудь для меня сделать, как не были уверены и в том, что друг Рашида вывезет нас с Махтаб в Турцию, однако Джуди была преисполнена решимости идти до конца.
– У меня есть и другие друзья, к которым я обращусь за помощью, – сказала она.
К концу вечера Махмуди пребывал в эйфории.
– Рашид предложил мне работу у себя в клинике, – сияя, сообщил он. – Мне надо проверить все, что касается моей лицензии.
Когда мы прощались, было уже поздно. Мы с Джуди расставались со слезами на глазах, не зная, суждено ли нам еще когда-нибудь свидеться.
Обычно по пятницам – священный день отдохновения мусульман – вся семья собиралась в доме Амех Бозорг, но однажды Махмуди, который весьма охладел к своей сестрице, объявил ей, что у нас на пятницу другие планы.
Сразу после этого, в четверг вечером, Амех Бозорг смертельно заболела.
– Мама умирает, – сообщила Зухра по телефону. – Ты должен приехать и провести с ней последние минуты.
Зная свою хитрющую сестру, Махмуди все же забеспокоился, и мы все помчались туда на такси. Зухра и Фереште проводили нас в спальню Амех Бозорг, которая лежала на полу посреди комнаты под грудой одеял толщиной дюймов в восемь, на голове у нее было намотано какое-то тряпье в виде тюрбана. По лбу струился пот, который она отирала рукой. Она корчилась от боли, бормоча на фарси: «Я умираю. Умираю».
Маджид и Реза были уже здесь, остальные родственники – в пути.
Махмуди тщательно осмотрел сестру, но ничего у нее не нашел. Он шепнул мне, что, скорее всего, она потеет не от высокой температуры, а из-за того, что ей жарко под кучей одеял. Но она скулила от боли. Якобы ее мучила ломота во всем теле. Она твердила, что умирает.
Зухра и Фереште приготовили куриный бульон и принесли его в комнату умирающей. Все члены семьи принялись умолять Амех Бозорг поесть. Младший сын Маджид поднес ложку бульона ко рту Амех Бозорг, но она сжала губы.
Наконец Махмуди уговорил сестру сделать глоток. И все присутствующие возликовали.
От больной не отходили всю ночь и весь следующий день. Изредка, отвлекаясь от молитвы и чтения Корана, в комнату заглядывал Баба Хаджи.
Махмуди, Махтаб и мне порядком надоело наблюдать лицедейство Амех Бозорг. Нам с Махтаб хотелось уйти, но Махмуди вновь оказался перед выбором: уважение к семье или здравый смысл. Весь вечер в пятницу – когда мы должны были быть в другом месте – Амех Бозорг оставалась на смертном одре.
Затем, возблагодарив Аллаха, она поднялась со своего ложа и объявила, что немедленно отправляется на молитву в священный город Мешхед – в северо-восточной части страны, – где находится особо почитаемая мечеть, знаменитая своей целительной силой. В субботу на удивление бодрая Амех Бозорг в сопровождении клана отбыла в аэропорт – женщины проливали слезы сочувствия, мужчины перебирали четки, все молились о чуде.
Махмуди играл в эту игру по всем правилам, но стоило нам остаться одним, как он проворчал:
– Все это сплошная выдумка.
Пришел ноябрь. Дома отапливались не по погоде жарко, однако утренние заморозки предвещали суровую зиму, грозившую обернуться таким же испытанием, как и палящий летний зной. Разумеется, мы явились в Иран не подготовленные к зиме, и Махтаб срочно нужно было теплое пальто. К моему удивлению, Махмуди возражал против этой покупки, и я поняла, что с деньгами совсем туго.
Мой план в отношении звонка Джима провалился. Он позвонил по телефону Маммаля примерно две недели спустя после того, как я отдала письма Джуди, и выполнил все мои инструкции. Он сказал Махмуди, что папа очень плох и семья собрала деньги нам на дорогу.
– Хочешь, я вышлю билеты? – предложил мой брат. – На какое число?
– Это подвох! – вскричал Махмуди. – Она никуда не поедет. Я ее не выпущу.
Он бросил трубку и набросился на меня.
Мы начали ссориться из-за денег. Предложение Рашида – место в клинике – повисло в воздухе. Я подозревала, что это был всего лишь тараф.
Как бы то ни было, дело с лицензией не двигалось, и, оказывается, в том, что Махмуди не может работать, виновата я.
– Я должен тебя сторожить. – Он уже начинал нести всякую чушь. – Мне надо найти для тебя няньку. Из-за тебя я связан по рукам и ногам. За мной охотится ЦРУ, потому что ты наябедничала своим родственничкам и теперь они разыскивают тебя и Махтаб.
– С чего ты взял, что они нас ищут? – спросила я. Он смерил меня долгим, многозначительным взглядом.
До какой степени он в курсе дела? Я знала, что ему звонили из посольства насчет меня, но он-то о моей осведомленности не догадывался. Или догадывался?
Я понимала, что и его неотвязно мучают вопросы.
Заслуживаю ли я доверия? Когда же наконец можно будет успокоиться и не бояться того, что я попытаюсь бежать? И когда же жизнь заставит меня покориться?
Махмуди заманил меня в Иран угрозами и уловками. И теперь не знал, что со мной делать.
– Я хочу, чтобы ты написала письмо в Америку, – сказал он. – Своим родителям. Попроси их переправить сюда все наши вещи.
Задача была не из легких, особенно если учесть, что Махмуди стоял над душой и читал каждое слово. Но я подчинилась его приказу, не сомневаясь, что родители не станут выполнять требований моего мужа.
После этого Махмуди согласился купить Махтаб пальто. По магазинам нас должны были сопровождать Нассерин и Амир.
Зная, что на Нассерин можно положиться – она была хорошей шпионкой и надсмотрщицей, – Махмуди решил остаться дома. Он прошлепал в спальню вздремнуть после обеда. Мы уже стояли в дверях, когда зазвонил телефон.
– Это тебя, – настороженно произнесла Нассерин. – Какая-то женщина, говорит по-английски.
Она передала мне трубку, но осталась стоять рядом.
– Алло!
– Это Хэлен, – сообщил голос.
Я была потрясена тем, что мне звонят из посольства, но изо всех сил старалась скрыть свое замешательство от Нассерин.
– Мне надо с вами поговорить, – сказала Хэлен.
– Вероятно, вы ошиблись номером, – ответила я. Хэлен все поняла, но продолжала:
