Андрей Шляхов - Доктор Данилов в сельской больнице
— Как голова? — поинтересовался Конончук. — Прошла?
— Почти.
— Надо бы долечиться. Погоди-ка…
Конончук выставил на стол початую бутылку черного «Джонни Уокера», два стакана и закуску — два пакетика с соленым арахисом и пакет с крекерами.
— Придвигайся, Вова! Пропустим по чуть-чуть для окончательной поправки, — сказал он, разливая виски по стаканам. — Это меня добрый человек угостил, артист, в сериалах снимается, фамилию только забыл… на букву «м», но не Михалков и не Машков.
— Миронов? — подсказал Данилов.
— Нет, другой, постарше… Да ладно, какое нам дело до фамилии, был бы человек хороший.
Данилов хотел сказать, что он совсем не пьет, потому что не испытывает желания, но поймал себя на мысли о том, что неплохо бы было немного расслабиться в приятной компании.
— «Плесните колдовства в хрустальный мрак бокала…» — затянули соседки Надежда и Вера.
«Это можно считать мистическим знаком», — усмехнулся про себя Данилов, беря в руки свой стакан.
Наливал Конончук интеллигентно — на два пальца, а не до краев.
— Будем здоровы! — Он опустился на стул напротив Данилова, на какую-то долю секунды коснулся своим стаканом даниловского, вроде как чокнулся, и залпом выпил. — Хорошо!
Данилов отпил маленький глоточек, погонял его во рту, прислушиваясь к ощущениям, и проглотил. Ничего нового, все как и было: сначала немного обжигает, но тепло сразу же начинает расползаться по организму.
— Не бойся — нормальный вискарь, не какое-то там паленое пойло! — ободрил Конончук, неверно истолковав поведение Данилова.
Придумайте сюжет, о нежности и лете.
Где смятая трава и пламя васильков.
Рассыпанным драже закатятся в столетья
Напрасные слова, напрасная любовь…[5] —
с надрывом пели соседки.
— Я не боюсь, — ответил Данилов, — я смакую.
— Ну-ну, — разрешил Конончук и налил себе еще виски.
Данилов сделал второй глоток, побольше. Вышло еще вкуснее и еще приятнее. «Я пью не потому, что мне плохо, — констатировал Данилов, — а потому, что мне хорошо».
Было хорошо сидеть за столом, слушать пение соседок, пить виски и разговаривать с Конончуком, человеком многое повидавшим и, как иногда выражалась мать Данилова, совпадающим по мироощущению.
— На позапрошлом дежурстве мне такой псих попался — просто уникум, — о чем еще говорить двум коллегам, как не о работе. — Бывший лабух, кстати, саксофонист. Решил сделать из своего саксофона иерихонскую трубу, универсальный резонатор огромной мощности. Ты про Иерихон вообще в курсе?
— Да. Там были не то настолько хреновые стены, что рухнули от звуков труб, не то такие настырные трубачи…
— Это ты так считаешь, — перебил Конончук. — А мне человек по дороге все подробно рассказал. Это все трубы сделали, а не трубачи. Наша планета, вращаясь вокруг солнца и вокруг своей оси, немного колеблется, но мы привыкли и не замечаем этого. Но если настроить любой инструмент в такт этим колебаниям, то, играя на нем, можно разрушить что угодно, подобное тому, как батальон, идущий в ногу, может разрушить мост…
— Надеюсь, ты его госпитализировал? — улыбнулся Данилов. — А то я не смогу спокойно спать, зная, что этот чудесный мир вот-вот может рухнуть.
— Госпитализировал, а как же. В областную.
— А что не к нам? Или там есть специальное отделение для изобретателей?
— Там есть отделение для буйных. Был бы тихий — лечился бы у нас, в Монаково.
— Интересно получается… — Данилов сделал третий глоток. — В Москве таких госпитализируют только психиатрические бригады, а здесь — обычные линейные…
— Потому что психиатрическая бригада чуть ли не одна на область, и пока она доедет, без мужика родить можно! Так что по согласованию тех, кто состоит на учете, мы возим сами. На нашей станции специализированных бригад нет, только условно ответственный врач смены считается бригадой интенсивной терапии, и я, например, попав на инфаркт, могу вызвать его «на себя». Ну, на улице Энергетиков я, может, так и поступлю, а какой смысл брать Старые Мельники за 30 километров?
— Нет смысла, — согласился Данилов.
Виски из-за отвыкания и без закуски (крекеры осточертели в больнице, а соленый арахис явно не годился) сильно ударило в голову. Данилову стало хорошо и спокойно. Хотелось соглашаться, не хотелось спорить, сидеть потягивать виски и восстанавливать силы и нервы. Он подумал о том, что неплохо было бы позвонить Елене и договорить с ней по-хорошему, но в этот момент внизу затянули нечто заунывное про безответную любовь.
Конончук поморщился и врубил вполсилы «Юрай Хип», видимо решив, что если и слушать про безответную любовь, то лучше пусть это будет «Джулай Монинг» («July Morning» — культовая песня британской хард-рок-группы Uriah Неер, записанная в июле 1971 года), а не тягомотина из серии «отец мой был природный пахарь». Разговор с Еленой пришлось отложить ввиду неподходящего звукового фона. «Позвоню потом, — решил Данилов. — Все равно она раньше часу не засыпает».
— Повторишь? — спросил гостеприимный хозяин, указывая глазами на стакан.
— Только не больше, чем в первый раз, — откликнулся блаженствующий гость.
Под новую порцию виски Конончук заговорил о перспективах.
— Гляжу я на то, что творится у вас, и ужасаюсь.
— У нас в отделении? — уточнил Данилов.
— У вас в ЦРБ, но больше всего меня интересуют травма и ваша реанимация. Если дело пойдет так и дальше, то скоро вас закроют, и тогда нам придется возить всех тяжелых и травмированных в Тверь или по соседним районам. Можешь себе представить, что за веселая жизнь у нас начнется: сутками из машин вылезать не будем, да еще каждую смену с трехчасовой переработкой закрывать. А то, что вы накроетесь, уже можно предсказать без карт и магического шара.
— Ну, это еще бабушка надвое сказала, — возразил Данилов, которому не хотелось думать о плохом. — Дударь скоро выйдет — перелом у него нестрашный, без смещения, еще кого-то со стороны дать обещали…
— Один выйдет, другой уйдет! — хмыкнул Конончук. — Я лично всегда исхожу из худшего и стараюсь иметь что-то в запасе.
— И где же твой запасной аэродром, Костя? — прищурился Данилов. — Переберешься на тверскую «Скорую»?
— Может, на «Скорую», а, может, и нет. — Конончук напустил на себя загадочный вид, но быстро раскололся: — В нашем районе есть поселок Алешкин Бор, ты, наверное, о таком и не слышал…
— Нет, — подтвердил Данилов, — но название хорошее, запоминающееся. А чем славен Алешкин Бор?
— Родником с целебной водой и колонией строгого режима.
