Джоди Пиколт - Обещание
— Почему они так решили?
— Потому что я был там! — выпалил он. — Потому что я остался жив. Черт возьми, я не знаю! Спросите у копов, они подозревают меня с первого дня.
Крис, пока не произнес эти слова вслух, не понимал, насколько мучительны для него подобные подозрения, даже если обвинение еще официально не предъявили.
— И это тебя тревожит?
— Разумеется! — выкрикнул Крис. — А вас бы не тревожило?
Доктор Фейнштейн пожал плечами.
— Сложно сказать. По-моему, если я знаю, что честен сам с собой, то мне хотелось бы верить в то, что и остальные рано или поздно мне поверят.
Крис фыркнул.
— Держу пари, что ведьмы из Салема тоже так думали, когда почувствовали, что запахло жареным.
— И это тревожит тебя больше всего?
Крис молчал. И не потому, что врач хотел поймать его на слове, — на месте Фейнштейна у Криса тоже имелись бы сомнения. И не потому, что все в этой чертовой школе относились к нему так, будто у него за ночь выросло еще пять голов. Слишком легко, зная их с Эмили отношения, все поверили, что он мог намеренно причинить ей вред.
— Я любил ее, — признался он дрогнувшим голосом. — Не могу забыть свою любовь. И не понимаю, почему об этом забыли остальные.
Доктор Фейнштейн жестом пригласил Криса снова сесть в кресло. Крис так и сделал. Он следил, как в магнитофоне медленно вращаются крошечные бобины.
— Расскажи мне об Эмили, — попросил психиатр.
Крис закрыл глаза. Как он мог объяснить человеку, который даже не был знаком с Эмили, что от нее всегда пахло дождем? Что в животе у него холодело каждый раз, когда она встряхивала головой, распуская волосы? Как он мог описать, каково это, когда он начинал мысль, а она заканчивала? Поворачивала кружку, из которой они оба пили, чтобы прикоснуться губами именно к тому месту, где раньше были его губы? Как объяснить, что, где бы он ни находился — в запертой комнате, под водой, в сосновых лесах штата Мэн, пока Эм с ним, он чувствовал себя в безопасности?
— Она принадлежала мне, — просто ответил Крис.
Доктор Фейнштейн удивленно приподнял бровь.
— Что ты имеешь в виду?
— Она была тем, кем не являлся я. А я был тем, кем не являлась она. В живописи Эм могла заткнуть за пояс любого, я же не мог провести даже ровную линию. Она никогда не увлекалась спортом, я всегда был спортсменом. — Крис поднял раскрытую ладонь и согнул пальцы. — Ее рука четко ложилась в мою ладонь.
— Продолжай, — подбодрил его доктор Фейнштейн.
— Я хочу сказать, что мы не всегда встречались. Стали встречаться относительно недавно, всего пару лет назад. Но я знал Эм всю жизнь. — Крис внезапно засмеялся. — Первым ее словом было мое имя. Раньше она звала меня «Кис». А потом, когда узнала значение слова «кис», стала постоянно путать эти слова, и когда смотрела на меня, то чмокала губами. — Он поднял глаза. — Я сам этого не помню. Мне мама рассказывала.
— Сколько тебе было лет, когда ты познакомился с Эмили?
— Полгода, — ответил Крис. — В день ее рождения. — Он подался вперед. — Мы играли с ней каждый день. Я имею в виду, что она жила в соседнем доме, наши мамы постоянно ходили друг к другу в гости, это было естественно.
— Когда вы начали встречаться?
Крис нахмурился.
— Не могу назвать точную дату. Эм бы назвала. Что-то вроде нового витка в отношениях. Все ожидали, что такое произойдет, поэтому ни для кого это не стало сюрпризом. Однажды я посмотрел на нее и увидел не просто Эм, а красивую девушку. И… ну… вы понимаете…
— У вас была близость?
Крис почувствовал, как краска заливает шею и поднимается вверх к щекам. Эту тему он не желал обсуждать.
— Я обязан отвечать? — спросил он.
— Ты вообще не обязан отвечать на мои вопросы, — признался доктор Фейнштейн.
— В таком случае, — сказал Крис, — я не буду отвечать.
— Но ты любил ее?
— Да.
— Она была твоей первой девушкой?
— Можно сказать и так.
— Тогда откуда ты знаешь? — спросил доктор Фейнштейн. — Почему ты решил, что это любовь?
В его вопросе не было ни вульгарности, ни вызова. Он просто спрашивал. Если бы Фейнштейн повел себя резко, прямолинейно, как эта сука-детектив, Крис тут же бы замолчал. Но в устах врача вопрос звучал просто и правомерно.
— Возникло влечение, — осторожно начал Крис, — но не только в нем дело. — Он покусал верхнюю губу. — Однажды мы на время порвали. Я начал встречаться с другой девочкой, которую считал по-настоящему «горячей штучкой», с капитаном группы поддержки, Донной. Казалось, Донна сводила меня с ума, еще когда я был с Эм. Как бы там ни было, мы стали всюду бывать вместе, немножко покувыркались, но каждый раз, находясь рядом с Донной, я понимал, что она мне чужая. Я ее выдумал, а на самом деле она совершенно не такая, как я возомнил. — Крис глубоко вздохнул. — Когда мы с Эм помирились, я понял, что она всегда оправдывала мои ожидания. Пожалуй, она была даже лучше, чем я себе представлял. Именно это я и называю любовью, — тихо признался он, — когда оглядываешься назад и ничего не хочешь менять.
Когда он замолчал, психиатр поднял глаза.
— Крис, — спросил он, — какое твое самое раннее воспоминание?
Вопрос Криса удивил, он громко рассмеялся.
— Воспоминание? Не знаю. Нет, постойте… Помню игрушку, маленький паровозик с кнопкой — нажимаешь, и паровозик издает гудок. Помню, как вцепился в него, а Эмили хотела у меня его отобрать.
— Что-нибудь еще?
Крис подпер руками подбородок и задумался.
— Рождество, — сказал он. — Мы сидели внизу, а вокруг елки ездил электрический паровозик.
— Мы?
— Да, — ответил Крис. — Эмили еврейка, поэтому она пришла отмечать Рождество к нам. Когда мы были совсем маленькими, она в канун Рождества уже спала.
Доктор Фейнштейн задумчиво кивнул.
— Скажи, а у тебя есть детские воспоминания, в которых нет Эмили?
Крис попытался порыться в памяти, прокручивая свою жизнь, как кинопленку. Увидел себя: он стоит в ванной, где купается Эмили, и писает в воду. Эмили хохочет, а его мать орет на чем свет стоит. Увидел, как делает снежного ангела: широко размахивает руками и ногами, задевает Эмили, которая рядом проделывает то же самое. Мельком замечает лица своих родителей, но Эмили уже повалилась на бок.
Крис покачал головой.
— Честно признаться, нет, — ответил он.
Вечером, пока Крис принимал душ, Гас решилась убрать в его спальне. К ее удивлению, там было не так уж грязно — в основном гора посуды с нетронутой едой. Она поправила одеяло на кровати, опустилась на колени, инстинктивно проверяя, не завалялись ли под кроватью грязные носки, не остались ли там какие-нибудь объедки.
