Михаил Веллер - Легенды Невского проспекта (сборник рассказов)
– Анатолий Карпович, как это могло быть сделано? – В броневой дверце сейфа чернела аккуратная четырехугольная дырочка.
– Прекрасная работа! – восклицал Тарасюк, любуясь разгромленным сейфом. – Это чекан, только чекан. Какая чистота пробоя! – с удовольствием говорил он. – Медленный закал стали, пятидюймовый клюв, двухфутовая рукоять. Чудесное оружие! им лучшие шлемы пробивали, ни один доспех не держал. С чеканом даже секира не сравнится, тут вся кинетическая энергия удара сконцентрирована в одной точке – а тело весом в два английских фунта у боевого чекана: бронебойный снаряд! Правда, у бердыша рукоять вчетверо длинней, но его парировать легче, принять древко на клинок, и в свалке не развернешься...
– Спасибо, – прерывали восторженный поток, – а уточнить нельзя – какой, как?..
– Отчего же... Посмотрим... а изнутри? ого! Судя по сечению, это начало XV века. Конец эпохи тяжелой латной конницы. Немецкие крестьяне времен протестантских войн его очень любили. Они ведь там, знаете, за сто лет войн три четверти Германии истребили, вот так! Регенсбургские чеканы были особенно хороши, только там настоящим секретом закала владели... Да, точно: русский клевец был покороче... а испанцы это оружие не уважали, считали нерыцарственным, низким... а французской работы это не прошиб бы, пожалуй, нет... у них послабее металл был, не умели, вся французская знать носила завозное оружие – Испания, Италия, Германия... Англия отчасти...
– Хорошо, хорошо! А скажите: ведь с чудовищной силой надо такой удар нанести? должен быть очень сильный человек, верно?
– Глупости. Сила нужна слону. Оружие требует только умения. У вас есть время? И машина тоже есть? Тогда сами увидите.
Он привозил чекан из запасников и предвкушая, щуря глаз, водил по клюву алмазным напильником. Принимал позу:
– Удар идет снизу – пяточка! на пяточке всю массу тела довернуть. Скрутка коленей... скрутка бедер... торс! Плечи... локоть... кисть, кисть! Выдох – э-э-э: гэть!!!
Худенький Тарасюк вздрыгивался – чекан сверкал широкой дугой и всаживался в стальную дверцу по рукоять.
– Вот и все! А выстрели-ка из вашего Макарова – хрен пробьешь.
Если снимался исторический фильм со сражениями – без Тарасюка не обходилось. Он немедленно брал управление съемочной площадкой, задалбывал группу лекциями, похеривал режиссерский замысел, лично чертил, кому где стоять и куда двигаться, наконец хватал шпагу и вгонял в ужас несчастного актера.
– Снимай! мотор! – вопил в азарте Тарасюк. – Трус! растяпа! ты за шпагу держишься, а не за бабью сиську! Квинга! терция! парад!!! – и делал выпад, едва не протыкая беднягу насквозь.
Актеры его ненавидели, но прочий Ленфильм обожал.
– Опоздали вы родиться, профессор. – Режиссер с ассистентами еле отбирали оружие у увлеченного консультанта.
– Не сказал бы, – с обидой возражал тот. – Как раз ваш лицедей стал бы у меня сейчас двадцать девятым.
И уезжал к теще кушать грибной суп и рассказывать о преимуществах большой шпаги перед рапирой.
9. Киногерой
Он стал уже легендой, и кино решили снимать о нем самом. Из Рима прилетела группа кинодокументалистов, чтоб все зрители узнали о великом ученом-оружейнике всех времен и народов. Они запечатлели профессора Тарасюка, читающего лекцию студентам, профессора Тарасюка, делающего открытие в запасниках музея, профессора Тарасюка, постигающего груды фолиантов в Библиотеке Академии Наук, и профессора Тарасюка, размышляющего на фоне невских волн. Остался профессор Тарасюк у себя дома.
Профессор Тарасюк сказал, что дома не надо. Но итальянцы вообще темпераментны и напористы, а если им приспичит, то это просто мафиози. Они загалдели, замахали руками и повезли его к нему же домой.
Профессор Тарасюк кряхтел. Жил он со старушкой-тещей в одной комнате, в коммуналке. Увидев эту квартиру, итальянские киногении пришли не столько в ужас, сколько в недоумение. Они допытывались, а где же у профессора рабочий кабинет, и, не говоря о столовой, но где же спальня?..
Им набулькали водки, разогрели грибного супа, и напряженная визитом иностранцев теща разъяснила, что профессор – большой чудак (У меня маленькая слабость: боязнь больших пространств, – застенчиво оклеветал Тарасюк свою неколебимо здоровую психику): он мог бы купить особняк, но ни за что не хочет выезжать из этой комнаты – привык к виду из окна, ему здесь хорошо работается.
– Наш зритель этого не поймет, – задумчиво решили итальянцы. – Буржуазная пропаганда внушает, что советские люди нищие, и мы должны показать счастливого ученого в расцвете советской науки. – Это были прогрессивные итальянцы.
Это были настоящие киношники, и в кино у профессора Тарасюка получилась просторная многокомнатная квартира. Тарасюк за письменным столом – это был кабинет, за обеденным столом – это была столовая, на фоне книг – это была библиотека, у стены с оружием – домашний музей, и Тарасюк, сидящий в кресле, в тещином халате и с рюмкой в руке, рядом с расстеленным диваном, – это была спальня. В коридоре с гантелями Тарасюк изображал спортзал. Из кухни выгнали соседей, теща надела выходное платье и взяла поварешку: это была старенькая мама заботливого сына Тарасюка. Италия – католическая страна, там плохо относятся к разводам, это зрителю не понравится; зато хорошо относятся к матерям, это зрителю понравится.
На закуску они сняли профессора Тарасюка с партизанской медалью, и хором сказали, что такого героя среди ученых они вообще не видели, он – феномен и живая легенда. Правда, Тур Хейердал тоже был парашютист и диверсант, но, кажется, никого так и не убил, хотя был уже совершеннолетним, – а бедному сироте Тарасюку было десять лет: мамма миа! порка мадонна! с ума сойти! двадцать восемь фашистов! он убил их за один раз, или за несколько? Это были те самые двадцать восемь панфиловцев, да? они читали об этом бессмертном подвиге! Почему Тарасюк не Герой Советского Союза?
– Я был еще несовершеннолетним, – виновато сказал Тарасюк.
– А ваши герои-пионеры?.. – спросили образованные итальянцы.
– Только посмертно, – сказал Тарасюк. – Мне предлагали, но я отказался.
10. Рыцарь печального образа
Заговорили об его последней книге по ритуалам и традициям рыцарских турниров. Этот труд должен был перевернуть мировую науку о рыцарстве. Тарасюк не страдал мелкостью замыслов.
И он поволок крепко подпивших итальяшек в Эрмитаж, в самые богатые в мире запасники рыцарского вооружения. Выбрал эффектный доспех по росту, под его управлением итальянцы облачили его в латы, застегнули застежки, затянули ремешки и сняли дивные кадры: рыцарь повествует о поединках, подняв забрало и опершись рукой в железной рукавице на огромный меч.
