Глория Му - Вернуться по следам
– Ой, мама, – прошептал на вдохе Игорь.
– Именно, что мама… Бежим! Миша, домой!
И мы со всех ног побежали за собакой, не разбирая дороги, проламываясь сквозь кусты, перепрыгивая большие древесные корни, пока не выбежали наконец из лесу. Выцарапавшись из балки на лужок, мы повалились в траву, задыхаясь и хохоча.
– Ушли… Ушли… Ай, малацца, Михуил! – Игорек вскакивал, обнимал Мишу за шею, гладил и снова, смеясь, валился в траву, потом поворачивался ко мне: – Ты видела, Глория? Нет, ты видела, какая страшенная жопа? А какие ж у нее зубы!
– У жопы? – взвизгивая от смеха, спрашивала я.
– Зубы? У жопы? Ой, мамочки, держите меня. – Игорек, схватившись за живот, корчился от хохота.
Мы были очень напуганы, очень, но страх был почему-то веселый, от него было щекотно в груди и в носу, как от напитка «Буратино». Мы смеялись и не могли остановиться.
– А она за нами бежала? – сжимаясь от этого веселого страха, спрашивала я.
– Кто? Жопа?
И мы снова хохотали, катаясь по траве.
Отсмеявшись, мы поднялись и побрели к деревне (возвращаться в лес отчего-то охоты не было).
– Чего нам теперь делать? И откуда эта жопа взялась на наши головы? – с досадой спросил Игорек.
– Пришла из большого леса.
Мы медленно шагали в пожелтевшей от зноя траве; орали кузнечики, но казалось, что это от жары звенит в ушах.
– Папа говорил, что они любят шляться, медведи. Вот и пришла. Но ты не бойся, они погуляют и обратно убредут, им здесь места мало. И вот еще что… – Я остановилась и взяла Игорька за руку. – Ты не говори никому, что мы их видели, хорошо? А то вдруг мой папа ее убьет? – Я закусила губу. Мне очень не нравилось, что мой папа – охотник, он сто раз объяснял про спорт, но я никак не понимала, что это за спорт такой – убивать.
– Не, не убьет. – Игорек сжал мою руку, а другой обнял за плечи, увлекая к деревне. – Не боись. Медведицев с медвежонками нельзя убивать – такой закон.
– Все равно не говори. Пожалуйста.
– Ладно, не скажу. Только тогда надо ямку вырыть.
Это была любимая игра Игорька с тех пор, как я рассказала ему сказку о говорящем тростнике, – он все не оставлял надежды вырастить такой же. Поэтому все свои тайны мы выбалтывали в ямки на берегу пруда, тщательно закапывали, а потом долго бегали проверять, не выросло ли чего, не шепчет ли тростник? Пока не вышло ни разу, но Игорь не сдавался.
Мы вырыли очередную ямку – про медведей – и не совались в лес несколько дней, пережидали. Почти все время мы проводили за домашней работой или сидя на дереве и читая книги (за зиму Игорь тоже выучился). На дереве мы прятались от тети Гали, которая не давала нам спокойно поработать и почитать, гнала со двора, приговаривая: «Та идите уже погуляйте, это ж последнее лето у вас перед школой, начитаетесь еще, идите».
Но мы в который уже раз отбились от деревенских детей и никуда, кроме леса, идти не хотели.
Так что, когда тетя Галя совсем нас затюкала, мы рискнули сделать вылазку в лес, продолжить свои поиски, хоть и побаивались напороться на медведицу.
Медведи, похоже, оставили наши места. Мы находили то ободранное дерево, то развороченный муравейник, но самих зверей больше не встречали.
А собаки… Собаки ускользали от нас. Кроме того, первого, следа мы так ничего и не нашли.
После очередного дня безуспешных поисков мы сидели у костра, жарили рыбину на палочке и обдумывали план дальнейших действий.
– У нас будут глисты, – сказала я, ковыряя рыбин бок.
– Не будут. Термообработка, – возразил ученый Игорь, выхватывая пальцами горячие куски. – Нам надо пройти лес насквозь, вот что.
– Ну… он же большой, а на ночь нас никто не отпустит. – Я вытерла руки о штаны Игоря (потому что ему можно было пачкать одежду, а мне – нельзя) и задумалась. – Нет, ничего не выйдет. Наврать нечего и убежать нельзя. Ты представь, если утром нас не найдут, то сначала сами умрут, а потом нас убьют, когда вернемся. – Я говорила о родителях.
– Так не надо на ночь. Он не очень большой, мы с татком были на той стороне, там колхозные поля. Если выйти с самого утречка, то до ночи обернемся туда-сюда. Влетит, конечно, но не очень. Давай?
– Давай.
Не было еще авантюры, от которой я бы отказалась, поэтому на следующий день мы взяли выходной у тети Гали и с самого утра, еще затемно, отправились в лес. У нас были детский компас, запас еды и Миша – гарант того, что мы в любом случае сможем вернуться, не заблудимся.
Но компас нам не пригодился, Игорь сам шел вперед как по стрелке, грамотно забирая вправо (пару раз до этого мы уже давали кругаля и знали, что к чему).
Проснулось солнце, за ним – птицы, а мы все шли и шли без устали, заглядывая в каждый овражек, под каждое поваленное дерево, я даже сказала Игорю: «Ну ты еще камни переворачивать начни», – и часа в четыре пополудни лес стал редеть, мы вышли на пыльную дорогу, за которой простирались колхозные поля – нет, не пшеницы, кукурузы и еще какие-то. День был светлый, но бессолнечный, как в лимбе, мы очень устали и решили поесть и отдохнуть.
Там, дальше, за шуршавой стеной кукурузы, было открытое место и стояли два куреня – побольше и маленький.
– Там что, Игореша? – спросила я, указывая пальцем на курени.
– Та не помню. Гарбузы кормовые, чи шо? Пойдем посмотрим.
Мы шли, держась за руки и болтая, и вдруг Игорь, запнувшись на полуслове, резко дернул меня к себе.
– Ты что? – обернулась я к нему.
Мальчик, сглотнув, молча указал рукой вперед.
Я посмотрела. Шагах в пяти от нас, у самой кромки гарбузяного поля, замер огромный дымчато-серый пес с обрезанными ушами и глазами цвета лунного камня – белесыми, страшными.
– Стоять, – тихо сказала я Мише, а тот, другой, как-то странно повел головой и шевельнул куцыми ушами. – Держи Мишу, – велела я Игорю, сжимая его руку на ошейнике пса, – крепко держи, не отпускай. Это одоробло, если Миша сунется, его убьет. Одним движением убьет. Я видела один раз, как наш волкодав так собаку убил. Так что держи и стой смирно, а я сейчас попробую… – Я тоже сглотнула и двинулась к серой собаке. – Цу-у-уца, – пела я, – ах ты, цуца, моя цуца… Как же тебя зовут, цуцочка? – Я шла, выставив вперед открытые ладони – больше по привычке. В этом не было нужды, потому что встреченный нами пес был слепым. – Сирко? Сирко, да?
Собака снова по-змеиному дернула головой.
– А кто тут Сирка моего цуциком обзывает?
Я смотрела только на собаку и не заметила, как со стороны поля к нам подошел старый-престарый дед.
Старик был похож на персонажа украинской народной сказки – с длинными седыми усами, в вышиванке, соломенном капелюхе размером с колесо. Разве что штаны у него были не казачьими шароварами, а обычными серыми штанами, заправленными в сапоги.
