Александр Тиранин - Шёл разведчик по войне
— Спаси меня. Дай мне силы вытерпеть, не сдаться. И помоги мне выбраться отсюда живым!
Помолился и неловкости не почувствовал, хотя считал себя безбожником и в антирелигиозный кабинет ходил, который был устроен в их школе.
В кабинете на левой от входа стене, над всеми стендами, на кумачовом полотнище большими белыми буквами: «ПИОНЕР — ОРУДИЕ РАЗЛОЖЕНИЯ СТАРОГО БЫТА». Пониже на бумаге: «НЕ ЦЕЛУЙ КРЕСТ — ТАМ ЗАРАЗА». Буквы в словах «крест» и «зараза» выделены, обведены красными чернилами. Под ними «Уголок безбожника», где на тетрадных листах приклеенных к большому листу плотной тёмно — зелёной бумаги от руки печатными буквами написанные стихи-плакаты:
«Берегись! Школьника поп обучает крестом — Уважать заставляет угодников!»
«От поминок и панихид
У одних попов довольный вид».
«Под пасху буржуй кончает грабежи,
Вымоет руки и к попу бежит».
«Рабочие, школьники, крестьяне,
бросьте всякие обряды!
Обрядам только попы рады.
Родился человек или помер — Попу доход, а вам ничего — неприятностей кроме!»
И под каждым стихом соответствующий ему рисунок. Под первым, например, злой поп бьёт школьника крестом по голове, да так, что от темени бедного школяра искры летят. А под последним, пузатый поп держит в одной руке здоровенную рыбину, а в другой целый свиной окорок и обжирается.
Несколько смущал Мишу последний стих: если помер человек, понятно, это неприятность, но почему неприятность, если родится? Старшие, более опытные товарищи разъяснили: что родился человек, конечно радость, а неприятность в том, что попу за крестины платить придётся. Дали ему, чтоб лучше в безбожных делах разбирался книжку, «Антирелигиозную Азбуку». Название книжки букву «А» обозначало.
На букву «Б» призыв:
«Бросьте, братцы,
Богов бояться!»
И рисунок. Красная метла выметает Евангелие, кадило, икону, нательный крест.
На букву «Д»:
«Долой дедовскую деревню!»
Красный тракторист на красном колёсном тракторе разрушил белую церковь и гонится за попом и кулаком.
На «К»:
«Колоколам конец — Куй кузнец!»
Обнажённый до пояса мускулистый рабочий разбивает молотом церковный колокол, отлетающие осколки сами собой на лету обращаются в детали машин.
И самое решительное на букву «Н»:
«Небесной награды — Не надо!»
Пионер в будёновке держит в правой руке красный флаг с белой надписью «5 в 4», а левой — отвергает толстощёкого попа жирным пальцем указующего на небо.
Мама, как только увидела у Миши эту азбуку, перепугалась и взмолила.
— Только папе не показывай, только, чтоб папа не видел, а то беда будет.
Опасалась мама, сгоряча порвёт отец книжку, а в школе спросят: где она. Что тогда отцу будет? Времена — то сейчас ой какие тревожные и ненадёжные. В Козьем Броде двух ребят посадили. Мальчишек ещё, одному пятнадцать, другому четырнадцать лет, за две частушки. Пропел один на вечорке:
Мы в колхоз пошли тихонько,
А из колхоза все бегом.
Я в колхоз пошёл обувши,
А из колхоза босиком.
А другой его поддержал:
Шла кобыла из колхоза,
Слёзы капали на нос.
Отрубите хвост и гриву,
Не пойду больше в колхоз.
Вроде ничего особенного в этих частушках нет. Это в городе жизнь хоть понемногу становится легче, а в колхозах, все знают, не сахарная и слаще не делается. А им за это статью 58–10 дали.
Но всего от Вейно утаить она не смогла, узнал отец, что Миша в безбожный кабинет ходит, взялся с ним серьёзно поговорить. Но Миша замкнулся, он знал — отец его переспорит и переубедит, а он такого исхода не желал. И на все аргументы и доводы отца сначала пробубнил не поднимая головы.
— Бога нет. Его выдумали.
А потом и вовсе замолчал.
Взятая в антирелигиозном кабинете азбука пропала. Хотел в школе, на перемене ещё раз перечитать да картинки просмотреть. С вечера, точно это помнит, положил в ранец, а утром в школе не нашёл. Наверно потерял, когда перед школой с горки катался, тогда у него ранец расстегнулся и книжки и тетрадки вывалились. В то время подумал, что не заметил её в снегу, когда выпавшее собирал. А сейчас у него в тайных делах опыта больше и вполне можно допустить, что мама, пока он спал, забрала из ранца ту азбуку и сожгла или выбросила её.
Ну и ладно, выбросила, так выбросила.
Выплакавшись, почувствовал некоторое облегчение. Немного передохнул и пополз вдоль стены, ощупывая всё пространство, которое мог охватить руками. Вот какие — то вертикальные стойки, полки. Похоже стеллаж. Под стеллажом пусто. Попробовал приподняться с живота, но резкая боль в спине бросила обратно на пол. Полежал, подождал пока боль поутихнет, осторожно, по сантиметру подтягивая руки, встал на четвереньки, потом перенёс вес на левую руку, а правой нащупал на нижней полке стеллажа ящики и в одном из них два вяловатых корнеплода с куриное яйцо величиной. Значит не ошибся, погреб. Понюхал, откусил — свёкла. Хотя земля хрустела на зубах и при каждом движении челюстей будто иголки в рану на лбу вонзались, Микко доел их до последней крошки. И изнемог. Кое — как дополз до настила, и заснул, либо впал в забытьё. Когда открыл глаза, светлого квадратика на полу не было, была кромешная тьма. Хотелось пить. Опять подполз к стене и облизал её снизу и вверх привставая сначала на четвереньки, а затем поднимаясь на колени. Вернулся на настил, лег на живот.
В третьем классе тогда учился, пришёл домой со школьного собрания и в первый раз заявил.
— Бога нет!
Мама испуганно прижала руки к груди и попросила.
— Не говори так!
А отец поинтересовался
— Куда же Он делся?
— Его никогда не было. Это всё выдумки, — заверил Миша непросвещённого отца.
— Ух ты! Вот это да! А всё окружающее, Солнце, Земля, растения, животные… люди, наконец, — откуда взялись?
— Природа, растения и животные возникли в процессе эволюции. А человек произошёл от обезьяны.
— Это те, кто учит детей так говорить, произошли от обезьян. От гамадрилов краснозадых, — осерчал отец. — А нормальных людей Бог создал. И душу живую в них вдохнул.
Но до завершения разговора Микко в воспоминаниях не дошёл, силы его оставили. На этот раз уснул. Даже снилось ему что — то, но что, проснувшись, забыл.
Проснулся он от стука засова, от света и от вкатившегося в погреб холодного воздуха. Яркий свет резал глаза, Микко щурился и не мог разглядеть стоявших против света переводчика и солдата.
— Выходи, — позвал переводчик.
Микко закрывая ладошкой слезящиеся глаза вышел из погреба. И сделав несколько шагов осознал и удивился тому, что хоть медленно и с болью, но может идти.
Переводчик запер погреб. Глаза понемногу привыкли, Микко огляделся. Сгоревший хутор, от которого остались только фундамент да погреб. Солдат развернул Микко в сторону блиндажа и подтолкнул ладонью в спину.
— Шнель.
Толкнул несильно, но избитая спина болью отозвалась на толчок, ойкнул и прогнулся, и как мог быстро пошёл к блиндажу, осторожно осматриваясь и оценивая обстановку.
Солдат без оружия. Хотя может быть пистолет в кармане. А зачем ему маскировать? Переводчик… Каких — то отрицательных настроений в нём не видно. Но и быть им с чего, он переводчику ничего плохого не сделал? Хотя, если он у фашистов лицо не случайное, то и настроения их скорее всего разделяет. Нет, не получается чётко квалифицировать ситуацию. Но угроз, агрессивности с их стороны не видно. И то хорошо.
В блиндаже за столом кроме гауптмана ещё немецкий офицер. Форма армейская, на плечи накинут полушубок, звания не видно.
— Господин офицер говорит, что у тебя осталась последняя возможность избавить себя от сурового наказания — чистосердечно признаться в своей шпионской деятельности и рассказать всё подробно и ничего не скрывая.
— Какой я шпион? Я не могу быть шпионом. У меня дядя Эйно Метсяпуро, полком в финской армии командует.
— Господин офицер считает, что это не является гарантией и спрашивает, строго спрашивает: зачем ты обследовал расположение военного объекта?
— Да ничего я не обследовал, у меня живот прихватило. Что ж мне посреди дороги…
— Проверяли? — Спросил офицер в полушубке гауптмана.
Гауптман пожал плечами.
— Я офицер, а не санитар.
— Надо проверить.
Гауптман что — то проговорил сначала обер — ефрейтору, потом переводчику.
— Сейчас пойдём, покажешь зачем ты в лес заходил. Всё покажешь, — пересказал его слова переводчик.
У блиндажа надели лыжи, прошли на место и Микко показал беличьи следы, дятлову кузницу и свои небольшие комочки.
— Это всё? — Удивился обер — ефрейтор.
Но за Микко неожиданно вступился переводчик.
