Олег Шишкин - Ведьменыш
– Ну, заходи, металлист, заходи, – предложила Зина.
Они прошли в кухню. Стол был заставлен стаканами, под ним стояла целая батарея порожних бутылок, а на стене висела карточка покойной свекрови.
Володька не почувствовал особого траура и спросил:
– Зиночка, птичка моя, знаешь, что я думаю, когда на тебя смотрю?
– Ну?
– Я думаю: цирк уехал, а клоуны остались.
Зинка то ли закашляла, то ли засмеялась, а потом со слезой промямлила:
– Так я ж не в борделе работаю, а на нефтянке стряпухой, а там сквозняки зимой знаешь какие? Такие, что на жопе чирьи с наперсток выскакивают! Посмотрел бы ты, в каком я там скворечнике кукую!
Она вздохнула и вдруг принялась голосить низким голосом:
– Разве ж я думала, что бабусю-то свою хоронить буду? Она шустрее меня по этажам бегала. Здоровехонькая была, только вот с мозгами кирдык. На учете стояла… Она мне последнее время все говорила: «Я тебя, Зина, так люблю, так люблю, что и после смерти тебе являться буду. Стану тебе ангелом хранителем за твои добрые дела. За то, что ухаживала за мной, когда сына посадили…»
Зина молчала, потупив взгляд, и вдруг выдала уже без всякого пафоса:
– Ты не гляди, что я такая стремная да мятая: просто свекровь жалко. Она же человек была. Вчера, когда известно стало, под вечер Славка Ноговский пришел и принес, то есть где-то добыл бутыль этилового спирта, кажется? По-моему, он туда для крепости карбид, что ли, добавляет. Ну, мы и накатили с ним. Хряпали всю ночь. Пили-пили, пили-пили. А потом он на меня набросился и так драл, так прессовал, что я еле выжила. С утра ни свет ни заря куда-то уже убежал.
Зина, кряхтя, поднялась, подошла к буфету и, открыв дверь, принялась копаться в наваленном там хламе, выискивая позабытые бирюльки.
– Ох, лоб твою мать, да вот они! – обернувшись к Володьке, сказала хозяюшка. – Вот ключики-то. Этот, смотри, от верха, а этот уже нижний, тугой, не меняла бабка, а надо бы…
Когда Зина хотела проводить постояльца до двери, Володька с иронией предложил: «Иди спать, завтра елка».
2
Как и предупреждала Зина, с нижним замком пришлось повозиться. Дверь, конечно, просела, но после Володькиных настырных приемов со скрипом, туго, но поддалась.
Осмотрев прихожую, квартирант двинулся на кухню с единственной мыслью: «Посмотрим, кого же это бабка Тамара приютила».
На кухне все говорило о том, что хозяйка уехала в спешке – просыпанная соль, кусок подсохшего сыра на тарелке, а на полу немалый след, видимо, оставленный ботинком санитара.
Володька открыл холодильник – еды там было негусто.
Затем он вошел в большую комнату, а оттуда и в бабкину спальню. Вот тут он и почуял запах, похожий на тот, который обычно бывает у старого синтетического тряпья или новой пластмассы.
Володька двинулся на запах и вдруг на кровати увидел то, о чем предупреждала Зина, – это был тонкий подозрительный сверток. Нардинов осторожно взял его, развернул и обомлел.
Ничего такого он тут, конечно, увидеть не рассчитывал! А это было черт знает что – головка тыковкой, нос не нос, на пальчиках длинненькие коготочки, тело покрыто пушком и едва заметный, похожий на щель ротик.
Трупик подгнивал, и по нему уже ползали маленькие беленькие червячки, а кое-где в складках пеленки повисли липучие мушиные куколки. Володьку чуть не вывернуло наизнанку, комок тошноты плотно встал в горле.
– Ничего себе гостинец приготовила бабка! И правда чертовщина какая-то, – пробормотал Володька.
Поборов дрожь и отвращение, Нардинов осторожно взял не тельце, а ту пеленку, в которую было завернуто существо.
Тряпица была необычной, стеклоподобной, но при этом мягкой, и, в принципе, если бы не непонятные надписи на неизвестном языке, он бы подумал, что это карта звездного неба – кое-где на ней были заметны странные линии, указатели, трапеции и пунктиры.
– А ну… Ба! Да тут какая-то навигация, – проговорил жилец с удивлением. – Надо же! Неужели бабка пришельца здесь выхаживала? Тут дело нечистое, – размышлял жилец, – но если толково к нему подойти, то этого гибрида можно продать, если, конечно, правильно высушить».
От этих мыслей его оторвал телефонный звонок. Володька снял трубку с аппарата, стоявшего тут же на тумбочке возле кровати. Звонила, конечно же, Зина.
– Нашел? – сразу спросила та.
– Да.
– Ну, теперь-то все понял?
– Ой, не знаю, – откровенно ответил Владимир.
– И я не знаю, – согласилась Зинаида. – А что делать?
Володька мигом нашелся.
– Давай так: я его сейчас одеколоном обработаю, а потом на солнце просушу. Надо мумию сохранить и продать тем, кто это собирает…
– А такие есть? – засомневалась Зина, но, видимо, рассудив здраво, приняла решение: – Конечно, надо его сохранить. Ты его помажь «Красной Москвой», в тумбочке найдешь. Я этот флакон бабке-покойнице на 8 Марта в девяносто первом году подарила, но она ими не пользовалась… А я буду в течение часа.
3
На бальзамирование пришлось потратить весь флакон духов «Красная Москва», но уж после никаких козявок и куколок на тельце не осталось. Гибрид был вылизан до лакового блеска. Настолько ладно выглядел теперь бабкин уродец, что Володька подумал: «Хоть на выставку неси».
Под кухонной раковиной обнаружился ящик из-под марокканских апельсинов. Пробив дырки для вентиляции, Нардинов приспособил его для сушки, потом положил туда тельце мумии, предварительно обернув загадочное существо старыми газетами. А под конец гвоздями прибил крышку.
– Ну, вот теперь другой разговор! – с этими словами Володька взял ящик, вышел из квартиры и направился с ним к сараям и гаражам.
Один из них он арендовал у старика-инвалида из соседнего подъезда и обычно складывал там свои металлы да всякий хлам, что удавалось скоммуниздить. Не гнушался даже крышками канализационных люков – скупка брала все.
С помощью стремянки Нардинов водрузил ящик на крышу гаража.
Погода стояла жаркая, и при такой температуре тельце могло усохнуть уже до вечера. Так, по крайней мере, он рассчитывал.
После этой процедуры Володька возвратился в квартиру, развалился на софе, но отдохнуть не удалось – раздался звонок в дверь.
– Ну что – разобрался? – прямо с порога спросила Зина.
– Почистил я его, одеколончиком прошелся пару-тройку раз. И стал он как игрушечка.
Зина прошла в спальню и поинтересовалась:
– А где он?
– Отнес в гараж, положил на крышу сушиться. Вечерком заберу. Знаешь, ему все-таки подсохнуть надо, а то он едва не сопрел. В червях весь был, а без товарного вида кому он нужен. Я б его даже для достоверности подкрасил.
– Смотри, как бы вороны или крысы им не закусили, – предупредила Зина.
– Да я же к ящику крышку приделал и гвоздями прибил. А когда бабку хоронить будут?
– Послезавтра, – буднично ответила Зина и вдруг разгорячилась: – Ой, да не напоминай ты мне об этом! Живу на одних нервах, так эта смерть не в кассу.
Потоптавшись чуток, хозяйка все-таки сказала Володьке: «Ладно, на-ка», – и поставила на стол бутылку с жидкостью подозрительно желтого химического цвета. На этикетке значилось: «Водка Лимонница. 45 градусов».
– Помянем бабуську нашу. Жизнь у нее была трудная – Царствие ей небесное!
Так они просидели часа два. Но когда Володька, уже предчувствуя поживу, пустился в рассуждения о коммерческом успехе предприятия по продаже гуманоида и даже сказал: «А теперь сама себе представь, как бы могло бы все быть, если бы все было зашибись», – Зина вдруг резко встала, закурила и принялась в волнении ходить из угла в угол.
– Случилось что? – насторожился Володька.
– Мы с тобой выпили? – как-то странно спросила Зина.
– Ну.
– Значит, пьяные?
– А кто тут пьяный? – стал куражиться Володька, но, увидев, что Зина растерялась, со смехом добавил: – Да ты сама же со мной бормотуху пила. И не помнишь?
– Нет, я не про то. Если мы с тобой пьяные, то человеческих выводов делать не можем. Так?
– Ну, – согласился Нардинов.
– Ну что ты все ну да ну! Правильно о тебе муж мой тюремщик-то говорил: «Кум у меня ум, а запьет – дурак-дураком», – сказала Зина и предупредила: – Погоди, я сейчас к соседке схожу.
Она вышла на лестничную клетку и позвонила в дверь напротив. Открыла Нинка Глазырина. Была она в халате, босиком и с глянцевым журналом в руках. Соседка сочувственно пособолезновала Зине: «Знаю я, знаю все уже. Весь подъезд уже в курсе. Когда похороны? Послезавтра? Приду, конечно».
– Послезавтра, – подтвердила Зина. – Гроб на стулья поставим у подъезда. Приходи попрощаться. Выпить поставим всем. Помянешь бабку…
– Приду, конечно, я ее, как въехали сюда, с тех пор и помню.
Но Зина, посматривая то в пол, то на соседку, вдруг завела неожиданный разговор:
– Нин, ну прям не знаю, как тебе сказать. В общем, конечно, в жизни чего только не бывает, и я сейчас не в лучшем виде… Да, накатила в связи с горем. Но все-таки думаю, пока что в своем уме… Но не могла бы ты, Нин, посмотреть, кто у меня там стоит, прямо напротив кухонного окна? А то сейчас болтала со знакомым на кухне и вдруг вижу – под окном кто-то стоит. Сдается мне, я эту женщину знаю, но она ли это?
