Дия Гарина - Найти то...
Не знаю, откуда у меня взялись силы, чтобы немного повернуть голову, но после трех напрасных попыток я это сделал. Денис стоял неестественно спокойно и смотрел мне прямо в глаза. "Без глупостей!", – прошептали мои губы, и он, кажется, понял. По крайне мере, согласно кивнул. Что-то неуловимо изменилось в нем, я смотрел и не узнавал своего сына. Вместо двенадцатилетнего оболтуса на мраморных ступенях стоял мужчина, и было совсем не важно, что он едва доставал макушкой Сорокину до подбородка. А еще я подумал, что зря беспокоился насчет переходного возраста. Такого периода просто не будет в его жизни, потому что сегодня мой сын в одночасье стал взрослым. Не дай бог никому такого скоростного взросления!
– Ну, что ж, Игорь Владимирович, погостили вы у меня, пора и честь знать.
Сорокин склонился надо мной, и в ноздри ударил горьковатый запах французского одеколона. Желудок отреагировал мгновенно: тошнота скрутила меня, заставив упереться лбом в собственные колени. Н-да, не ожидал от себя такой реакции… Ну, как беременная баба, ей богу! Я закрыл глаза, чтобы не видеть, улыбающейся сорокинской физиономии, но запах преследовал, заставляя отбитые внутренности скручиваться морским узлом. Да когда же это кончится? Оказалось, что очень скоро…
– Палыч, довези нашего гостя до ворот, а то он так надрался, что даже на ногах не стоит. Но только до ворот. Понял?
– Понял-понял, Дмитрий Александрович. Доставим с ветерком.
Я почувствовал, что мои запястья захлестнула петля стального троса. Вот значит, как тут провожают дорогих гостей. Па-ба-ба-бам.
После того, как, взревев двигателем, транспортное средство народного избранника на приличной скорости двинулось к воротам, волоча меня за собой на манер детской машинки, я был занят только тем, что пытался удерживать голову, ставшей от чего-то очень тяжелой, от соприкосновения с желтыми кирпичами дороги. Хорошо, что это не асфальт, и сила трения лишь слегка потрепала джинсы. С рубашкой правда дело обстояло куда хуже, придется новую покупать.
Вот и ворота. Осталось чуть-чуть потерпеть и – все… Но мстительный Палыч, опять ослушался своего босса и еще метров сто протащил меня по шоссе, правда, в нужном мне направлении. Выйдя из машины, почетный эскорт пинками откатил мое полубесчувственное тело на обочину дороги, и, быстро погрузившись обратно в машину, обдал меня на прощанье бензиновым выхлопом. Неужели все кончилось? Хренушки. Мне еще предстоит добраться до Ирины, которая, наверное, уже с ума сходит от страха.
Не помню, сколько я пролежал, собираясь с силами. Как только боль немного отпустила, и мне, наконец, удалось подняться, я очень медленно побрел по шоссе, шатаясь из стороны в стороны, как отметивший Восьмое марта примерный муж. Каждый шаг отзывался в животе тошнотворной волной, и у меня возникло опасение, что снова могу отключиться. И все-таки я дошел. Правда, преодолеть последние метры мне помогли, потому что, увидев мою раскачивающуюся фигуру, Ирэн выбежала навстречу и буквально дотащила меня до машины.
Я сидел на переднем сидении и, откинувшись на обтянутую натуральной кожей спинку, постепенно приходил в себя. Рядом, опустив голову на руль, рыдала Ирина. Изредка она поднимала на меня полные слез глаза, пыталась что-то сказать, сквозь душившие ее рыдания, и каждый раз осекалась на полуслове. Что касается меня, то я также не был расположен к разговорам. Хотелось только одного: чтобы меня оставили в покое. Хотя бы на время.
В сущности, если не шевелиться, то чувствовал я себя вполне терпимо. До той поры пока Ирэн не взяла себя в руки и не нажала на педаль газа. Несмотря на то, что "Ауди" не "Жигули" и не подскакивает на любой кочке как припадочный кузнечик, даже ее равномерное покачивание заставляло меня до ломоты сжимать зубы.
Весь недальний путь, до города мы молчали. И лишь когда Ирина притормозила на одной из центральных улиц, я сумел выдавить:
– Мы где?
– Возле дежурной аптеки. Нужно кое-что купить для тебя.
Прежде чем оставить меня наедине с болью и похоронным настроением, она придвинулась, быстро поцеловав мою здоровую щеку. И я вдруг уловил до боли знакомый запах, или, скорее, намек на запах. Но этот намек заставил мое тело содрогнулся. Тошнота снова подступила к горлу, пришлось приложить немало усилий, чтобы затолкать ее обратно. Ирина уже входила в двери аптеки, когда до меня, наконец, дошло, какой именно запах вызвал во мне такую реакцию. Что-то оборвалось внутри и я, повинуясь внутреннему голосу, открыл бардачок, а потом, чуть помедлив, извлек из него сотовый телефон. Немного провозившись, мне удалось активировать функцию повторного звонка. Сейчас. Сейчас в моих руках будет последний фрагмент мозаики, которая в одно мгновенье сложилась в сознании. Оборони царица небесная…
– Алло, – услышал я в трубке голос, который при всем желании не мог не узнать, – Это ты, Ириска? Теперь сумела дозвониться? Связь в порядке? Вот и славно… Ну, как там наш подопечный? Лапками еще дрыгает? Ты уж извини меня, старика, но любовник из него сегодня будет никудышный. Честно говоря, мне стоило большого труда сдержаться и не повредить ему то, что тебе так дорого. Что ты молчишь? Думаешь, я ревную? Ничуть. Я этому пороку не подвержен. Скоро все закончится, и мы опять будем только вдвоем, а господин Семенов вернется к своей жене, если, конечно, останется жив. Так что не слишком им увлекайся, а то я твою натуру знаю. Почему ты молчишь? Алло… Алло!
Мой палец автоматически нажал на кнопку, прерывая разговор. Вот, значит, как… Теперь все встало на свои места: и ее непонятное появление на железнодорожных путях, и страстная жажда быть в курсе всех событий, и даже наши отношения. Ночная кукушка дневную перекукует… Это она позвонила Сорокину и предупредила, что в его особняк пожаловал незваный гость. Это она, введенная в заблуждение моей ложью, сообщила, что память вернулась ко мне, а потом, выяснив правду, проинформировала Сорокина об ошибке. Это она рассказала тому, чей халат я одевал в ее доме, что пистолет заряжен не пулями. Это она… Она… Господи, как больно! Не телу, тело уже привыкло. А вот душа, наверное, не привыкнет никогда.
Я даже не заметил, как она села в машину. Только хлопнувшая дверь, вернула меня в мир действительности. Ирина деловито укладывала какие-то свертки на заднее сидение, бормоча в мою сторону жизнеутверждающие фразы. А потом, озадаченная моим тяжелым молчанием, взглянула мне в глаза. Не знаю, что она увидела там, но "обычная женская чувствительность" и на этот раз не подвела свою хозяйку. Когда же она увидела в моих руках сотовый…
– Игорь… – ее голос сорвался, и Ирине пришлось несколько раз сглотнуть, прежде чем продолжить фразу, – Ты догадался, верно? Я…
– Отвези меня домой.
– Но ты нуждаешься в помощи, а в моей квартире есть все необходимое, чтобы…
– Отвези меня домой.
– Хорошо, я отвезу тебя! – почти выкрикнула она, – Можешь подыхать от заражения крови! Что вы мужики понимаете в жизни! Цари природы! Вам принадлежит весь мир! А если женщина, вдруг ненароком появляется на вашем Олимпе, вы из кожи лезете вон, чтобы скинуть ее оттуда. Да чтоб побольнее, да чтобы не повадно было другим! Сначала делаете из нас послушных марионеток, а после сетуете, что без вас ни на что не способны.
Потом неожиданно прервав свою обличительную речь, Ирина, достала из сумки сигареты, щелкнула зажигалкой и, глубоко затянувшись, почти спокойно начала свою исповедь.
– Моя мама заболела раком. Чтобы продлить ей жизнь, необходимы были баснословно дорогие импортные лекарства. Но откуда у обычной медсестры такие деньги? И тут к нам в психиатрическую больницу положили Киндера, которого неожиданно посетила "белочка". Киндер – это…
– Я знаю, кто такой Киндер.
– Прекрасно, – она усмехнулась, – все в нашем городе знают Киндера. Знали… И никто не знал, даже понятия не имел о существовании медицинской сестры Ирины Лукиной. И никогда бы не узнал, не случись так, что стареющий авторитет проникся к ней отеческой любовью. Да, именно отеческой! Никого кроме вышеозначенной Лукиной он к себе не допускал. Говорил, что у нее глаза особенные, что женщина с такими глазами не способна на предательство, и плакал на ее плече, каясь во грехах… Но однажды… Однажды медсестру вызвал к себе главный врач. Кроме него в кабинете был еще один человек. И этот человек предложил Ирине Лукиной огромную сумму, за то, чтобы любимая медсестра Киндера, которой он доверяет как самому себе, сделает своему подопечному всего лишь один дополнительный укол. После чего воровской авторитет и гроза всего города навсегда останется в серых стенах психушки, открывая дорогу к власти своему предприимчивому и амбициозному заму. Медсестра рыдала три ночи, а на четвертую приклеив к лицу приветливую улыбку вошла в палату к грозному Киндеру, и спустя полчаса покинула ее, стараясь не оглядываться на пускающего слюни идиота. Вот так. После этого мама прожила еще пять лет. У меня осталась квартира, машина и… Он пришел ко мне через несколько месяцев после того случая. Сказал, что не может забыть мои глаза… Дались они всем, эти глаза… Я ведь не только из глаз состою. Сказал, что понимает: если я за деньги предала Киндера, то могу предать и его. Но вывод сделал совсем неординарный. Сказал, что поэтому сделает все, чтобы я никогда не нуждалась в деньгах. И слово свое держит. Мы видимся редко, он очень занят, но когда он приходит, я забываю обо всем. Забывала… Пока не появился ты! Господи, зачем ты только на мою голову свалился!!!
