Алексей Фомин - Затон
Он слегка наклонился вперед, отчего фенечки, закрепленные у висков, качнулись, как маятники, и сказал, обращаясь к Ирке и Анне:
Здорово, чувихи. Подвиньтесь-ка. Дайте дяде свой бэксайд приземлить.
Онемев от столь откровенного хамства, девушки промолчали, но двинуться с места и не подумали. Субъект подождал чуть-чуть, но настаивать на своей просьбе не стал. Он обошел подруг и уселся на стоявшей рядом скамейке, оказавшись у них за спиной.
Не хотите здороваться, и ладно, – примирительным тоном сказал субъект. – Хотя, невежливо это. Я к вам со всей душой, а вы… Давайте знакомиться. Меня наши чуваки, то есть товарищи по работе, Пантей кличут или Пантюшей. Кому как нравится. А вас, я знаю, как зовут: Ирина и Анна.
Анна резко дернула головой, с испугом глянув сначала на Пантю, а потом на Ирку. Пантя, тем временем, передвинул свой мешок на пузо и сосредоточенно принялся в нем рыться. Покопавшись, он извлек из мешка мятую пачку «Беломора» и спичечный коробок. Щелкнув ногтем большого пальца по дну пачки, он выбил из нее папиросу и ловко поймал ее губами, вдруг обнаружившимися среди густой рыжей растительности. Прикурив, он энергично и жадно затянулся, а потом медленно, как бы с сожалением, выпустил дым. Над скамейками повис тяжелый, сладковатый конопляный дух.
Травкой не желаете угоститься? – дружелюбно предложил Пантя. – Сам собирал. Высший сорт. Ништяк. – Похвастался он.
Фу, какая гадость, – возмутилась Анна, обращаясь к Ирке.
Дожили, – согласилась с ней Ирка. – Какая-то козломордая хиппующая плесень считает для себя возможным пытаться склеить нас прямо на улице. Последний раз на улице я знакомилась курсе на третьем.
Не провоцируй его, – дернула ее за руку Анна. – Нам надо только дождаться автобуса.
Зря вы так реагируете, барышни, – вполне миролюбиво начал немолодой хиппи. – Я ведь к вам по-хорошему… Можно сказать, хочу вам помочь, предостеречь от необдуманных поступков. Вы вот собрались в путешествие по Волге… Пароход какой-то искать… Глупое и рискованное предприятие. Не надо бы вам этого делать.
Услышав слово «пароход», Анна вздрогнула, как от удара. «Этот тип как-то связан с аварией, – с ужасом подумала она. Несмотря на тридцатиградусную жару, она похолодела с головы до пят. – Но откуда он знает про пароход? Он что, подслушивал нас? Бред какой-то… Нет, это невозможно. Это просто какое-то недоразумение». – Попыталась успокоить себя Анна, почувствовав в то же время, почувствовав животом, в котором вдруг все сжалось в один тугой ком, вызвав тупую, ноющую боль, что никакое это не недоразумение, что пароход, Нюточка, полыхающий «Жучок», страшный черный человек, устроивший за ней охоту и этот рыжий тип с дурацким именем Пантя связаны между собой каким-то непостижимым образом.
Эй, ты… Слышь, герла… Ты, ты, которая Анна, – уточнил рыжий. – Лисен ту ми. Забудь про пароход. И ехай домой. Дуру эту, свою прабабку, пошли подальше. Скажешь, Пантя велел сидеть дома. Да… И помирись со своим лавером. И с этим, вторым, как его… А, Эдвард. И мэйк лав, лучше с обоими. И вообще по жизни… Руководствуйся лозунгом: «Секс, драгс, рок-н-ролл». – Рыжий тип омерзительно захихикал. – И оставь в покое квартирный вопрос. Будешь жить тогда долго и счастливо.
Ирка, ошалевшая поначалу от столь резкой перемены тона, ожидала, что уж теперь-то наглец огребет по полной программе. Ей ли не знать свою подругу Аньку. Как-никак, десять лет тесной дружбы связывали их. Но, вопреки ожиданиям, Анна сидела белая, как мел, смирно, как паинька, сложив руки на коленках, и молчала, словно воды в рот набрала.
Ах ты, козел драный, – возмутилась бесстрашная Ирка. – А ну, пошел вон отсюда, или я сейчас разделаю тебя электрошокером, как бог черепаху! – Ирка уже запустила руку в сумку, видимо, намереваясь привести угрозу в исполнение, но, сидевшая до того неподвижно, Анна вдруг повисла всем телом на ее руке, не давая вытащить электрошокер наружу.
Рыжий презрительно усмехнулся.
А вам, барышня, – обратился он к Ирке, – я бы посоветовал вообще не беспокоиться. К вам вышесказанное никоим образом не относится, поскольку вы, можно считать, уже покойница. Вас переедет сегодня автомобиль. Э-э… Вот как у этого… Э-э… Вот: «… человек смертен, но это было бы еще полбеды. Плохо то, что он иногда внезапно смертен…»
Ирка, до этих слов все еще порывавшаяся выхватить из сумки оружие и пытавшаяся преодолеть сопротивление Анны, вдруг успокоилась и просящим тоном обратилась к подруге:
Ань, отпусти, пожалуйста. Да не буду я трогать этого придурка… Пойдем лучше отсюда. Знаешь, я многое могу вытерпеть, но только не такую пошлятину. – Ирка встала на ноги и, перебросив через плечо длинный ремень своей большой деловой сумки, больше похожей на портфель, протянула руку. – Вставай. Не будем ждать автобуса. Тормознем тачку. – Анна тоже поднялась со скамейки, и подруги вышли из спасительной тени на тротуар, под жесткие лучи немилосердного солнца. – Уф, не могу, – презрительно скривившись, фыркнула Ирка, – после того, как «Мастера…» по ящику показали, каждый недоделанный ублюдок вообразил себя интеллектуалом… Ладно, пойдем.
Подруги шагнули на край тротуара и одновременно подняли правую руку.
Слава расположился на перекрестке Малой Грузинской и Большого Тишинского и, привалившись плечом к задней стенке овощного ларька, стоящего на тротуаре, почитывал какой-то журнальчик, одновременно наблюдая за объектом. Качок, тоже следивший за объектом, давно слинял в сторону метро, предварительно переговорив перед этим с кем-то по телефону. Даму, сопровождавшую объект из дому, сменила подружка объекта. Ее Слава уже видел раньше. Они с объектом в пятницу целый день таскали его по Меге. Словом, обстановка успокоилась, нормализовалась и стала вполне рабочей.
Сначала девицы долго сидели в церкви. Качок тогда еще не убрался и приходилось соблюдать осторожность. Потом они перебрались в дорогущий кабак, и качок, видимо, получив санкцию, оставил пост. Слава сам любил бывать в этом кабаке. Уж больно там вкусно кормили. Это не мог не оценить даже такой непритязательный человек, как он. Но то, что объект обедает в таком ресторане, явилось для Славы еще одним подтверждением его жизненной позиции. Честных людей ему не заказывают. Ибо цены в том кабаке были явно не для честных людей.
Слава перелистнул журнальчик. Девицы сидели на лавочке, болтали и явно никуда не торопились. Конкретного плана действий у него еще не было, но он был уверен, что возможность сегодня обязательно представится, и до конца дня он свою работу сделает.
Но вот подружка объекта встала на ноги и потянула объект за собой. Девицы подошли к краю тротуара и принялись голосовать. Слава понял, что его час настал. На улице, правда, он никогда этот фокус не проделывал, но в метро ему трижды удавалось успешно завершить свою работу подобным образом. Суть фокуса заключалась в следующем. Слава идет вдоль платформы и, в тот момент, когда приближается поезд, незаметным движением несильно тычет жертву указательным пальцем в район поясницы, в нужную точку. Жертву временно парализует, и она мягким кулем валится вниз, под поезд. Ни у кого и в голове нет – подозревать в этом происшествии проходящего мимо Славу. Главная сложность в этом трюке – синхронизировать воздействие на объект с приближением транспортного средства. Единственное ограничение – это сезон. Этот замечательный фокус нельзя было применить в холодное время года. Но сейчас стояло лето, просто-таки замечательное лето, и обе девицы призывно сверкали обнаженными полосками своих спин.
Слава мгновенно оценил обстановку; прикинул расстояние до объекта и от объекта до перекрестка, где, дожидаясь зеленого сигнала, стояли четыре машины, и демонстративно-ленивой, но в то же время стремительной походкой, как леопард во время охоты, двинулся к своей жертве. У Славы было рассчитано все. Он контролировал ситуацию абсолютно. Одним глазом он держал в поле зрения объект, а вторым – стартовавший от светофора черный «Лексус». Этот не станет тормозить перед девицами. Такие извозом не промышляют. «Лексус» набрал скорость, и Слава тоже. После того, как он нанесет свой хитрый удар, пройдет полторы-две секунды, прежде чем жертва свалится на мостовую прямо под колеса подъехавшего «Лексуса». За это время Слава уже будет метрах в пятидесяти от места происшествия, а пока суть да дело, пока ахи да вздохи, он уже будет на Климашкина.
Слава был уже в нескольких метрах от объекта, он уже выключил мозг и включил автопилот инстинкта, когда знойный летний воздух перед ним вдруг неожиданно сгустился, и он почувствовал, что наткнулся на какую-то невидимую преграду. Как на резиновую стену. Слава изо всех сил упирался ногами и отчаянно помогал себе руками, но невидимая резиновая стена подалась совсем на чуть-чуть. Это продолжалось какую-то долю секунды, не больше, но этого хватило, чтобы сбить Славу с выверенного ритма. Стена так же неожиданно расступилась, выпустив его из своих объятий. Одним прыжком он поравнялся с девицами, нанес молниеносный удар и, все так же широко и стремительно шагая, унесся в сторону улицы Климашкина. Слава уже слышал бешеный визг тормозов и отчаянный крик ужаса за спиной, когда до него наконец дошло, что же все-таки произошло. «Черт, черт, черт, – как заклинание повторял он, быстро удаляясь от места происшествия. – Откуда взялась эта чертова стена? Черт, черт, черт!»
