Натан Файлер - Шок от падения
— Как я уже сказал, дело идет на поправку, но нужно время. Лучше не спешить. Для начала мы попробуем отпускать тебя из больницы ненадолго. Начнем с одного вечера. Сейчас тебе рано жить одному, но…
— Он мог бы жить с нами, — вмешалась мама. — Мы за ним присмотрим.
— Это, конечно, вариант.
Я плохо помню остальное. Мне было трудно следить за их разговором. Поэтому я не помню, когда вмешалась дама из Центра психического здоровья. Они будут рады принять меня у себя в центре, но сейчас речь идет не о том, кто будет обо мне заботиться, а о том, чтобы в дальнейшем я мог жить самостоятельно.
Так она это сформулировала.
Я никогда не знаю, что отвечать, когда люди говорят такое, и чем заполнить молчание, когда от тебя ждут ответа.
— Как, простите, вы сказали, вас зовут?
Она улыбнулась.
— Дениз. Дениз Лавелл. Рада знакомству.
Я молча уставился на поникший цветок, и в конце концов доктор Клемент демонстративно посмотрел на часы и сказал, что встреча прошла очень продуктивно.
Это было немного невежливо, потому что он на полуслове оборвал человека, с энтузиазмом говорившего о группах дневного пребывания, которые я смогу посещать.
— Извини, Стив, — сказал доктор Клемент. — Время поджимает.
— Нет, нет, я уже закруглялся. Просто хотел сказать, что группа арт-терапии дает отличные результаты. Я слышал, ты хорошо рисуешь, Мэтт? И скоро у нас будет компьютер, это еще один плюс.
Он кивнул мне. И подмигнул.
Полицейский ушел, забрав куклу. Он поднес руку к лицу, изображая телефонную трубку, и одними губами показал отцу Аннабель:
— Я завтра позвоню.
Аннабель почувствовала, что пальцы ее ног отрываются от пола.
Она оказалась на коленях у отца. Если закрыть глаза и сосредоточиться, она и сейчас чувствует тепло его рук на своих залитых слезами щеках. Он прижимал ее к груди, и кромка его галстука щекотала кончик ее носа. Она до сих пор слышит тот разговор.
Они говорили не о куклах. И не о маленьком мальчике. В первый раз за три месяца, прошедшие со дня смерти ее матери, они говорили о ней.
Аннабель рассказала отцу, что мама много раз просила у нее прощения, когда объясняла про рак. Она просила прощения, будто она сама в этом виновата, но ведь это же не так, правда? И отец объяснил: мама жалела, что ее не будет рядом, когда в жизни Аннабель наступит такой момент, что ей понадобится утешение и поддержка. Потому что каждый иногда нуждается в утешении и поддержке. Но Аннабель всегда может прийти к нему, и они вместе подумают, что сказала бы мама.
— Мама хотела бы, чтобы ты читал мне на ночь книжки, — сказала Аннабель.
— Правда?
— Да.
— И она хотела бы, чтобы ты всегда доедала овощи. Даже брокколи.
— Не…
— Ты правда так думаешь?
Аннабель вжалась лицом в его рубашку и пробормотала:
— Нет, наверное, хотела бы. Но она хотела бы, чтобы ты смотрел, как я занимаюсь хореографией, а не уходил на это время в паб.
Если закрыть глаза и сосредоточиться, она и сейчас вспомнит тот разговор до мельчайших подробностей.
— Да, думаю, ты права.
Она помнит, как во время разговора прижимала к подбородку желтое кукольное платье, поглаживая его пальцем. На похоронах все было чужим и непонятным. А потом осталась одна пустота.
Аннабель сидела на коленях у отца до самого позднего вечера. Они вдвоем решили, что в тот раз, в виде исключения, ее мама не стала бы укладывать ее в постель. И они начали прощание.
— Это была поминальная церемония, — пояснила мне Аннабель, улыбаясь сквозь слезы. Она уже не плакала, но ее глаза по-прежнему оставались мокрыми и блестящими. Но она улыбалась, когда сказала:
— Это была поминальная церемония. Потом стало легче.
— Я думаю, ты очень красивая.
— Хм. Ты решил, что я — Бьянка!
— Я ведь немного сумасшедший, правда?
— Немного. Бывает хуже.
— Как ты сказала?
— Когда?
— «Поминальная церемония», правильно?
— Ну, мне так показалось.
— Наверное, это правильно.
— Конечно.
— Аннабель. Я уже могу ехать.
Солнце не садится на востоке. Но когда я увидел светло-голубую полоску на горизонте, мне показалось, что оно вот-вот взойдет.
После собрания мама с папой повели меня в буфет. Мы заказали два кофе и горячий шоколад со взбитыми сливками.
— Получается, что я могу пожить у вас? — спросил я.
— Конечно, в любое время, — сказала мама.
— Я имел в виду, когда меня будут отпускать. То есть не в больнице?
— Так доктор Клемент сказал.
— Но ведь это хорошо?
— Ну конечно.
Мы замолчали, уткнувшись в свои чашки. Женщина в сетке для волос вытирала столы. В очереди к кассе кто-то уронил поднос и стоял, уставившись на осколки, словно ожидая, что они исчезнут сами собой. По громкоговорителю что-то объявили. Люди приходили и уходили. Мы долго молчали. Потом я сказал:
— Я хочу кое-что сделать.
— И что же?
— Не сейчас. Этим летом.
— Ну, до лета еще далеко, — сказал папа.
— Я знаю. Но сейчас я слишком… Слишком болен. Сначала мне надо поправиться. Теперь я это понимаю.
Мама поставила чашку.
— Так что же это?
— Я бы не хотел говорить сейчас. Но вы должны дать мне разрешение.
— Ну…
— Нет. Я хочу, чтобы вы мне доверяли.
Папа наклонился ко мне и тихо сказал:
— Ami. Дело не в том, что мы тебе не доверяем, но мы не можем согласиться…
Странно, что все произошло именно так. От мамы я такого не ожидал. Но она поднесла палец к губам, сделав отцу знак, чтобы он прекратил расспросы.
— Мы тебе доверяем, — сказала она. — Мы согласны, что бы ты там ни планировал.
Сокровища
Я написал пригласительные письма прямо здесь.
Это было первое, что я напечатал на компьютере, еще до того как решил рассказать свою историю. Я их где-то сохранил, но мне нужен Стив, чтобы снова их найти. Он немного рассеян. Они все сегодня такие. Но надо отдать им должное — они держали двери открытыми до самого конца.
— Стив.
Даже на кухне двери открыты, и трудотерапевт вместе с кем-то еще готовит прощальный пирог.
— Стив? Ты занят?
Он снимал записки с доски объявлений.
— Привет, Мэтт. Извини. Задумался. Как дела?
— Нормально.
Немного сумбурно. Куча коробок.
— Ты сейчас занят?
— Нет, нет. А в чем дело?
Я объяснил, что мне от него нужно, и он пододвинул кресло поближе, а потом уселся на него задом наперед, небрежно сложив руки на спинке.
— Ты говоришь, это было примерно прошлым летом?
— Да. Но если это трудно…
— Ну давай хоть попробуем?
Продираясь сквозь папки и файлы, он между делом заметил, что в библиотеке тоже есть компьютеры в публичном доступе.
— Если ты еще не записан… Может быть, стоит записаться, — предложил он. — Ты бы мог продолжить…
Все мои распечатки, все машинописные страницы — все было сложено в кучу рядом с клавиатурой. Джанетт из группы арт-терапии добавила мои рисунки. Когда я пришел утром, она прибиралась в классе: снимала постеры, складывала кисточки в коробки. Но потом она перестала упаковывать вещи и подошла к большому столу, где были аккуратно сложены все рисунки и картины, оставшиеся от наших занятий.
Я стоял в дверях и смотрел, как Джанетт нежно поглаживает пальцем постер с радугой — работу Вероники. Я не хотел ей мешать, но она меня заметила и улыбнулась:
— Правда, красивые? И твои тоже. Просто великолепные. Ты обязательно должен забрать их домой и сохранить.
В первый раз я сложил все вместе. И слова, и рисунки. Стив сделал жест рукой в сторону папки, словно собирался погладить ее, как маленькую собачку.
— Я не буду записываться в библиотеку. Мне больше не нужен компьютер, — сказал я ему. — Я сегодня все закончу.
Я даже сам удивился, каким уверенным тоном я это сказал. Но я не сомневаюсь. У меня впереди еще целый час, и я наловчился печатать очень быстро. Дама в регистратуре заметила, что я печатаю даже быстрее, чем она. И в любом случае, это было очень любезно с ее стороны.
— О, вот оно, — сказал Стив. — Восемнадцатое июля. Похоже?
— Там письма.
Он кликнул мышкой, и они появились на экране. Меня словно толкнуло назад. Связь с реальностью немного ослабла, я почувствовал, что соскальзываю по нити времени.
— Это оно? — спросил Стив.
Мимо прошла Вероника в боди леопардовой расцветки и обтягивающих легинсах. В одной руке у нее была миска с чипсами, а в другой — миска с арахисом. Следом кто-то нес тарелку булочек с сосисками.
Кажется, это вернуло меня обратно.
— Это то, что ты искал, Мэтт? — снова спросил Стив.
— Да. Это оно. Спасибо, Стив.
19 июля 2009 г.
Дорогая тетя Мел!
Надеюсь, вы здоровы и наслаждаетесь теплой летней погодой. Я надеюсь, у дяди Брайана, а также Питера и Сэма тоже все в порядке. Это письмо предназначено для вас всех. Я отдельно напишу Аарону в Лондон.