Алексей Санаев - Уругуру
Бормоча проклятия на французском и русском языках в адрес профессора и свой собственный, я бежал по каменистой тропинке в полной тишине, освещенный неяркой луной, постоянно оглядываясь вокруг в поисках сутулой фигуры своего коллеги и представляя себе самое страшное. На улицах деревни не было ни души, ведь не только людям, но и домашним животным запрещено выходить по ночам из своих пристанищ. Видимо, вскоре я оказался на самом краю деревни, потому что в непосредственной близости передо мной замаячила черная громада высокого утеса, а вокруг вместо обычных домов виднелись только темные остроконечные крыши деревенских зернохранилищ. Слева, позади меня, остался дом хогона, в котором мы побывали вчера. Звуки загадочной птицы больше не слышались, и зря, они бы, по крайней мере, указали мне, где искать «заблудшего» профессора.
Я едва не наткнулся на него. Он стоял как вкопанный, спиной ко мне, схватившись рукой за холмик догонского фетиша, и смотрел вверх, на утес.
– Профессор!
Он ничего не ответил, я рванул его за плечо к себе. От увиденного я едва не умер на месте. Подобное выражение лица мне, пожалуй, никогда больше не доведется увидеть, чему я, признаться, очень рад.
Его лицо было бледно, и безжизненно, и совершенно без морщин, как у ребенка. Рот приоткрыт, как будто от изумления, а глаза закатились куда-то вверх и были открыты неестественно широко, а пустые белки стали красными от лопнувших сосудиков.
«У тебя глаза красные от крови», – именно это сказал Жану-Мари какой-то местный подросток всего несколько дней назад.
В первое мгновение мне показалось, что случилось худшее – я опоздал, Брезе мертв. Он и вправду как подкошенный рухнул мне на руки. Но перед падением я услышал из его уст едва слышный шепот:
– Свет! На утесе! Там...
Удерживая его падающее тело, я бросил быстрый взгляд вверх. Прямо надо мной, метрах в двадцати, посредине отвесного утеса в пещере, прямо из входного отверстия одного из домов теллемов мерцал неяркий оранжевый свет костра, отражавшийся в пустых, остекленевших глазах Брезе.
И вдруг мне почудилось какое-то движение слева от меня. Я перевел взгляд на ближайшие кусты: оттуда ко мне медленно тянулась чья-то рука. И было в этой руке что-то настолько страшное, что я заорал.
ПРЕДСКАЗАНИЕ УРУГУРУ
Брезе между жизнью и смертью. – Наши колебания. – Кто такой Уругуру и чья это была рука. – Мы возвращаемся! – Переезд в Тирели. – Малик находит выход из положения. – Предсказатель и его Бледный Лис. – Ответы Уругуру.
Этот мой истошный крик спас нас обоих, потому что Малик сообразил, где мы находимся. – Иначе ты бы тоже получил свое... – мрачно сказал он после того, как я закончил свой рассказ.
Мы сидели втроем – я, Амани и Малик – в коридоре центрального госпиталя города Сегу, возле палаты, где, опутанный проводами и трубками, лежал в глубокой коме Жан-Мари Брезе. Профессор, специально прибывший из Бамако, только что рапортовал о завершении процедуры масштабного переливания крови, однако воздержался от оценки шансов нашего коллеги на выздоровление.
– Яд, сильный и очень токсичный, – сообщил он причину паралича. – Скорее всего, природного происхождения. Причем очень быстро разлагающийся: если бы вы привезли его завтра, он был бы уже мертв, и вряд ли даже самое тщательное исследование показало бы химический состав препарата.
– Это мог быть змеиный яд? – спросила Амани.
– Вряд ли. Я, видите ли, здешних змей знаю в лицо всех до единой. И вряд ли муха цеце, да и не летает она по ночам. Возможно, какое-нибудь насекомое... А вы слышали когда-нибудь про ядовитую ящерицу догонов? Местные жители говорят, что после ее укусов бывают именно такие симптомы... Другой вопрос, что паралич наступил практически мгновенно. Как это он не успел даже закричать, когда почувствовал укус?
События прошлой ночи у меня уже почти не вызывали дрожи. После того как на мои руки рухнул как подкошенный Жан-Мари Брезе, а из кустов в моем направлении потянулась эта ужасная рука, я закричал что есть мочи и потерял сознание. Малик в ту ночь спал на веранде и проснулся в тот самый момент, когда я выходил из дома. Он немедленно отправился по нашим следам, и ему не хватило буквально нескольких секунд, чтобы догнать меня на горной тропинке. Но никакого огня в пещере он не видел: костер погас столь же быстро, как и появился.
Я очнулся, когда Малик уже хлопотал над телом профессора. Дрожащей рукой пошарил в кустах – никого. Мы с Маликом не сказали друг другу ни слова – сомневаюсь, что я вообще мог связно говорить в те минуты. Мы подхватили недвижного Жана-Мари, глаза которого были по-прежнему открыты неестественно широко, и почти бегом потащили вниз, в нашу хижину. В деревне, несмотря на мои крики, не было видно ни единого движения, не зажглось ни одного огня.
Брезе не шевелился, и не мог говорить, и даже дышал еле слышно. Его сердце еще билось, но чрезвычайно неравномерно. Оливье, имевший богатый опыт оказания первой помощи, сразу же предположил, что состояние профессора – следствие действия сильного и мгновенно действующего яда.
Пока Амани при свете свечей готовила сыворотку для укола, который еще мог спасти Жана-Мари, Оливье и Малик побежали из деревни на высокие дюны, где только и принимался сигнал мобильной связи – звонить в Бамако с просьбой помощи. До сих пор я считаю, что эти соединенные усилия сыграли решающую роль в спасении Брезе – французскому послу удалось посреди ночи поднять на ноги военное руководство республики, а Малику через Министерство культуры подготовить госпиталь Сегу к операции. Военный вертолет приземлился на дюнах поблизости от Номбори уже на рассвете. Мы молча погрузили профессора на борт, сопровождаемые пустыми, без признаков сочувствия, взглядами жителей Номбори, которые в полном составе собрались на краю деревни.
Среди них мгновенно распространился упорный слух, что Брезе, шутивший накануне с ядовитой ящерицей, пал жертвой ее мести. О чем думали они, глядя на очередную жертву своих жестоких богов? Жертву, посмевшую, в отличие от них самих, не хорониться по ночам за глиняными стенами домов, а в буквальном смысле посмотреть вверх, попытаться проникнуть в древние тайны страшного плато.
Думаю, все они были уверены, что мы уезжаем навсегда, так же неожиданно и поспешно, как и появились здесь. Что мы испугаемся потери одного из нас так же, как пугались другие, сворачивая свои экспедиции. Что мы больше не вернемся сюда.
Но все они ошибались. В вертолете по пути в Сегу, сжав зубы и удерживая на своих коленях голову Жана-Мари Брезе, глядя на мертвенную бледность его лица (глаза с кровавыми зрачками ему удалось закрыть только с прибытием докторов), я уже знал, что вернусь и доведу наше дело до конца. В конце концов, когда Брезе проснется, разве я смогу ему сказать, что мы так и не поймали ему таинственную птицу, кто бы она ни была? Это невозможно. Узнав, что мы свернули из-за него экспедицию, он просто задушит меня, да и все. Нет, сначала мы спасем ему жизнь, а потом все вместе вернемся в Страну догонов. Сейчас, по крайней мере, мы знали значительно больше, чем по прибытии в Номбори, следовательно, были, как никогда, близки к разгадке, в том числе и благодаря безрассудно смелой вылазке нашего профессора биологии.
– Мы перелили ему крови более чем достаточно, – еще раз успокоил нас врач из Бамако, устало присаживаясь на скамейку рядом с нами. – Будем надеяться, что сердечный ритм нормализуется, но ему еще минимум несколько суток нужно лежать под кислородной маской. Мне сложно сказать, сколько времени потребуется на восстановление вашего друга, потому что я не знаю состава отравляющего вещества. Если он выживет, то, думаю, он пробудет здесь не менее двух недель.
– Спасибо, профессор, – поднялась со скамейки Амани. – Мы будем вам звонить. Дайте нам знать, когда он придет в себя. Быть может, он сможет рассказать нам, что с ним случилось на самом деле.
– Мы не можем сидеть здесь и ждать, пока очнется Жан-Мари, – заявил я Малику, когда мы втроем покинули больницу и сели обедать в ресторане на берегу Нигера, возле старого порта.
Мы сидели на террасе второго этажа, а прямо под нами носильщики в бурнусах и белых мусульманских шапочках грузили в длинные каноэ бесчисленные коробки и грязно-коричневые тюки с поклажей. Отсюда лодки отправятся в изматывающе медленное путешествие вниз по реке в Дженне, Тимбукту, Гао за солью и медью из глубин Сахары.
– Согласен, – сказал Малик.
– Во-первых, у догонов остался Оливье со всем оборудованием, – продолжал я. – И хотя мы договорились, что он немедленно погрузит вещи на носильщиков и переедет в соседнюю деревню, у меня нет уверенности, что один он будет там в безопасности. Нам нужно вернуть Оливье. Или хотя бы оборудование, – закончил я, но усталая Амани едва улыбнулась:
– Алексей, нужно забрать Оливье и покончить с этим. Поверьте мне, ударом по Брезе дело тут не закончится...
