Ирвин Шоу - Богач, бедняк... Том 1
– Два виски с содовой, пожалуйста!
Бармен не спросил, есть ли им восемнадцать лет. Гретхен таким безапелляционным тоном заказала виски, словно пила его всю свою жизнь. Рудольф предпочел бы просто коку, но сегодня столько событий, столько поводов для тоста.
Гретхен коснулась его щеки двумя пальчиками.
– Ну, нечего кукситься, – весело сказала она. – Как-никак сегодня у тебя день рождения!
– Да, конечно, – согласился он с ней.
– Почему папа отправил из города Томаса?
– Не знаю. Оба молчат, не говорят. Что-то стряслось с Тинкерами. Томми ударил отца. Вот это я знаю точно.
– Ну…– неуверенно, тихо протянула Гретхен. – Ничего себе денек, а?
– Да, денек что надо! – отозвался Рудольф. Она даже себе и представить не может, какой это был день для него, если принять во внимание то, что ему рассказал о ней Томас. Подошел бармен с сифоном в руках.
– Содовой не очень много, будьте любезны, – предупредила Гретхен.
Бармен надавил на собачку. Струя газировки ударила ей в стакан.
– А вам сколько? – спросил он Рудольфа, держа сифон над его стаканом.
– Столько же, – ответил он, всем своим видом показывая, что ему уже восемнадцать.
Гретхен подняла свой стакан:
– Выпьем за это славное украшение порт-филипского общества, за семейку Джордахов!
Они выпили. Рудольфу вкус виски не очень нравился. Гретхен выпила жадно, словно ее мучила жажда, будто она хотела пропустить еще по стаканчику до прихода своего поезда.
– Ну и семейка! – продолжала она, качая головой. – Прямо-таки собрание античных мумий. Почему бы тебе не сесть вместе со мной на поезд и не уехать в Нью-Йорк?
– Ты же знаешь, что пока я не могу.
– Мне тоже казалось, что мне никогда на такое не решиться. Но вот видишь, все же решилась, и вот сейчас уезжаю.
– Почему?
– Что значит – почему?
– Почему ты уезжаешь? Что случилось?
– Очень многое, – рассеянно ответила сестра. Она сделала большой глоток виски. – Из-за одного человека. Прежде всего. Он хочет на мне жениться.
– Кто? Бойлан?
Глаза Гретхен вдруг расширились и стали почти черными в темном салоне бара.
– Откуда ты знаешь?
– Мне рассказал Томми.
– А он-то откуда знает?
Ну, почему бы и нет, подумал он про себя. Она сама этого захотела, так что поделом. Ревность к сестре, чувство стыда заставляли его сделать ей больно.
– Он следил за вами, отправился на холм и все видел через окно.
– И что же он видел?
– Бойлана. Голого. В чем мать родила.
– Несчастный Томми! Зрелище явно не захватывающее, должна признаться. – Она засмеялась, но смех у нее получился невеселым, глухим, с какими-то металлическими нотками. – На него не так уже приятно глядеть, на Тедди Бойлана. Может, ему повезло, и он видел и меня голую, а?
– Нет, не видел.
– Плохо, – сказала она, – просто отвратительно. Ради чего он перся в такую даль? – Рудольф заметил у сестры твердое стремление унизить себя, причинить себе как можно больше боли, а этого он прежде в ней не замечал.
– Откуда ему известно, что именно я была у него в доме?
– Бойлан крикнул тебе снизу, принести ли тебе выпивку наверх.
– Ах, в ту ночь, – вздохнула она. – В ту ночь. Это была потрясающая ночь, скажу тебе. Когда-нибудь расскажу тебе подробнее. – Она внимательно посмотрела ему в лицо. – Нечего зря злиться, у сестер есть дурная привычка вырастать и гулять с парнями.
– Но не с Бойланом же, – горько заметил Рудольф. – С этим тщедушным мерзким человеком, стариком.
– Не такой он и старый, – ответила она. – И не такой уж тщедушный.
– Выходит, он тебе понравился? – с обвиняющим видом упрекнул он ее.
– Мне понравился секс, – возразила она. Ее лицо внезапно посерьезнело. – Мне понравилось заниматься любовью больше всего на свете. Такого я прежде никогда не испытывала.
– В таком случае почему же ты убегаешь?
– Потому что я давно уже здесь живу и если останусь еще, то все кончится браком с ним, понимаешь? А Тедди Бойлан не пара для твоей чистой, красивой сестренки. Не ему на ней жениться. Довольно сложно, не так ли? Тебе это трудно понять? А разве твоя собственная жизнь не такая сложная? Разве тебя не снедает, не изводит греховная, темная страсть? Женщина, которая старше тебя, которую ты регулярно навещаешь, когда ее мужа нет дома, а?
– Нечего насмехаться надо мной, – оборвал он ее.
– Прости меня, прошу тебя, – сказала она и, похлопав его по руке, подозвала бармена. Когда он подошел, она сказала: – Еще одно виски. – Тот пошел выполнять заказ, а она продолжала: – Мать напилась, когда я уходила. Она была пьяна, одна допила все вино, купленное на твой день рождения. Кровь агнца. Только это и требуется нашей семье. – Гретхен говорила о семье так, словно речь шла о чужаках, незнакомцах. – Захмелевшая чокнутая старуха, обозвала меня проституткой. – Гретхен недовольно фыркнула. – Вот тебе милое прощание с дочерью, уезжающей жить в большой чужой город. Уезжай отсюда и ты, – хрипло сказала она. – Уезжай, пока они не искалечили тебе жизнь. Уезжай из дома, в котором ни у кого нет друзей, где дверной звонок никогда не звенит.
– Никто меня не калечит, – возразил Рудольф.
– Не морочь мне голову, братец, – сказала Гретхен. – Война идет в открытую. Тебе меня не одурачить. Всеобщий любимчик, и тебе абсолютно наплевать на весь окружающий мир, наплевать тебе, живут люди вокруг тебя или уже все вымерли. Если ты не считаешь, что такой человек не калека, то можешь посадить меня в инвалидную коляску в любую минуту. – К ним подошел бармен, поставил стакан с виски перед ней, добавил из сифона содовой.
– Что ты мелешь, черт тебя подери, – воскликнул Рудольф, резко вставая. – Если у тебя такое обо мне мнение, то для чего я здесь? Я ведь тебе не нужен!
– Нет, не нужен, – подтвердила она.
– Вот, держи квитанцию за багаж, – сказал он, протягивая бумажку.
– Спасибо, – медленно произнесла она, словно оцепенев. – Ты сегодня сделал свое доброе дело. Я – свое.
Рудольф оставил ее одну за столом в баре. Гретхен допивала второй стакан виски – красивая девушка с привлекательным овальным, покрасневшим на скулах лицом, с блестящими глазами, с широко открытым жадным, чувственным ртом, с горечью в сердце, но уже такая далекая, уехавшая за тысячу миль от своей уютной комнатки над пекарней, от отца с матерью, от братьев, от любовника, на пути к громадному городу, который ежегодно поглощал в своей пучине миллион таких девушек, как она!
Рудольф медленно шел домой. Слезы выступили у него на глазах. Он плакал из-за себя, только из-за себя. Его брат, его сестра – правы. Ах как правы! Их суждения о нем верны, справедливы. Ему нужно меняться. Но как? Что требует в нем перемен? Его гены, его хромосомы, его знак зодиака?
Приближаясь к Вандерхоф-стрит, он остановился. Ему противна сама мысль о возвращении сейчас домой. Ему совсем не хотелось увидеть свою мать пьяной, ему не хотелось увидеть поразительный, ненавистный взгляд отца, превратившийся в недомогание, в болезнь. Рудольф пошел к реке. На поверхности водной глади пылал закат, и вода была похожа на расплавленную сталь. До него доносился прохладный спертый запах, запах холодного погреба. Сев на прогнившую скамейку возле заброшенного склада, в котором отец хранил свою гоночную лодку, Рудольф смотрел на противоположный берег. Там, вдали, что-то двигалось. Это была лодка его отца. Он неистово работал веслами, свирепо, ритмично, взрывая лопатками весел тихую воду, он греб вверх по течению. Внезапно вспомнил, что отец убил двоих человек: одного заколол штыком, другого – ножом. Он чувствовал внутри жуткую, гулкую пустоту. Выпитое виски обжигало грудь, и он чувствовал горький противный вкус во рту.
Он навсегда запомнит свой день рождения, подумал он.
Х
Мэри Пиз сидела в темноте в гостиной, в облаке дыма. Она не реагировала на смрад от жареного гуся, на кислый аромат красной капусты, в беспорядке лежавшей на разделочной доске. Ну вот, оба уехали: и хулиган, и проститутка. Теперь у меня остался только один Рудольф, ликовала пьяная Мэри Пиз. Ах, если бы только сейчас разразилась на реке буря, там, вдали, на этой холодной реке, и поглотила лодку, каким прекрасным стал бы для меня этот день!
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Прозвучал автомобильный гудок, и Том выбрался из грязной ямы из-под «форда», который ремонтировал. Вытирая на ходу руки ветошью, подошел к «олдсмобилю», остановившемуся у одной из бензоколонок.
– Полный, – сказал мистер Герберт, их постоянный клиент – агент по продаже недвижимости, который скупал земельную собственность вокруг гаражей по низким, военного времени ценам, а сам терпеливо ждал наступления послевоенного бума. Теперь, когда капитулировали и японцы, его машина все чаще стала появляться у гаража. Он покупал бензин на заправочной станции Джордаха за талоны, приобретенные на черном рынке, которые продавал ему Гарольд Джордах.
