Виктор Левашов - Журналюга
Стас похолодел:
— Как — преставился?!
— Помер, милок, помер. Пришел пьяный, открыл газ, все конфорки, а зажечь не зажег. Заснул, сердешный.
— Когда?
— Аккурат третьего дня…
Да где же этот чертов Тюрин запропастился?!
VТюрин приехал не через полтора часа, как обещал, а почти через три, когда Стас не знал уже, что и думать. Он вошел в узилище Стаса в сопровождении подполковника Федирко. Судя по оживлению, с которым они на пороге комнаты заканчивали разговор, оба успели не только вдосталь наговориться, но и пропустить по стопарю.
В стального цвета хорошем костюме, при галстуке, свежевыбритый, благоухающий крепким мужским одеколоном, Тюрин казался рядом с серым после ночного дежурства подполковником богатым иностранцем, из любопытства заглянувшим в московскую ментовку. В одной руке у него было пальто темно-синего милицейского цвета, в другой черная кожаная папка и прозрачный целлофановый пакет с мобильником и документами. Сквозь целлофан просвечивало редакционное удостоверение Стаса.
— Вот твой кадр, — кивнул подполковник. — Растолкуй ему что к чему. В популярной форме, но лучше без членовредительства. Если сможешь.
— Растолкую, растолкую, — добродушно пообещал Тюрин. — Спасибо, старина, услужил. С меня бутылка.
— Бутылка? — возмутился подполковник. — Паша, у тебя совесть есть? Я иду, можно сказать, на должностное преступление. А ты — бутылка?
— Ты не спросил, какая бутылка.
— Какая? — заинтересовался подполковник.
— Вот такая, — показал Тюрин размер бутылки. — Виски «Джонни Уокер», «блэк лейбл». Небось, даже не знаешь, что это такое. Это высший класс, с черной этикеткой.
— Тогда ладно, тогда годится. Ну, беседуйте.
— Здорово, Стас. Извини, что задержался, — проговорил Тюрин, когда подполковник ушел. — Пришлось заскочить домой, взять кое-какие бумаги. А везде пробки. Так что, сам понимаешь.
Он сгрузил пальто на спинку стула, бросил целлофановый пакет и папку на стол и прошел по комнате, с интересом осматриваясь и даже как бы принюхиваясь.
— Запах молодости. Какой у тебя был запах молодости? Ну, у тебя еще молодость не прошла. Запах детства. Был?
— Вонь от Косогорского металлургического завода.
— А у меня этот вот. Знал бы ты, сколько времени я провел в таких камерах! Если сложить, годы. Да, годы. И какой фигней приходилось заниматься! Пересортица, неучтенка. Пятьдесят рублей — уже состав преступления. А пятьсот так вообще, хищение социалистической собственности в особо крупных размерах. Статья девяносто вторая, часть третья, от шести до пятнадцати лет с конфискацией имущества. Были, правда, и другие дела. Одно хорошо помню. Швейная фабрика в областном центре. Довольно крупная, на хорошем счету. Началось с мелочи, не совпадали какие-то накладные. А потом оказалось, что вся фабрика левая. Представляешь? Вся! С дирекцией, с партийной и комсомольской организацией, с профсоюзом. Соцсоревнование, городская доска почета, отдельная колонна на демонстрациях. «Мы придем к победе коммунистического труда». А как все всплыло? Я уж подумывал, не закрыть ли мне дело, но тут начали мне давать. Знаешь, сколько? Хватило бы на две новых «Волги»! Тут уж я, понятное дело, сделал стойку. К чему это я? — перебил себя Тюрин. — К тому, что никогда не нужно давать лишнего. Взять тебя. Тебе сотню отдать было жалко? Отдал бы, и дело с концом. Нет, начал размахивать спецталоном. С такими спецталонами сейчас ездит каждый второй бандит.
— Я получил его законно! — запротестовал Стас. — По распоряжению Морозова!
— Да ладно тебе, законно! Журналистам не дают таких спецталонов. Дают операм, да и то не всем. А если его выдал Морозов, тем хуже для него. Если бы делу дали ход, замминистра МВД потоптался бы на нем от души. Не упустил бы случая.
— Хода не дадут? — хмуро уточнил Стас.
— Нет.
— Точно?
— Точно. Так что по справедливости бутылка «блэк лейбла» с тебя. Но главное, Стас, не в этом. Совсем не в этом. Ты, наверное, удивляешься, как это такой старый пенек, как я, оказался корреспондентом «Курьера», — продолжал Тюрин, по-прежнему расхаживая по камере. — Да к тому же и писать ни хрена не умеет. Правильно удивляешься. Многие удивляются.
— Может, мы поговорим в другом месте? — сдерживая раздражение, предложил Стас.
— А чем плохо здесь? Так вот. Я тебе расскажу, как я оказался в «Курьере». Приехал ко мне однажды Володя Лозовский. Мы с ним знакомы еще бог знает с каких времен. С истории о той самой швейной фабрике. На меня давили со всех сторон, чтобы я дело закрыл. А я почему-то уперся. Сейчас даже сам удивляюсь: почему? Вроде уже и не мальчишка был, а все равно дурак. Володя хорошо меня тогда поддержал, опубликовал обо мне очерк в «Литературной газете». Можно даже сказать, спас от служебного несоответствия. С газетами тогда считались. С той поры мы и закорешились. Приехал он, значит, ко мне и говорит: так и так, Петрович. Стоит запланировать какую-нибудь острую статью, как тут же начинаются наезды на редакцию. Со стороны заинтересованных лиц. Значит что? Значит, кто-то стучит. Из своих. Помоги вычислить, сами не можем. Ума не приложу, говорит, на кого подумать: все же свои! Было это года три назад, ты в «Курьере» еще не работал.
— Зачем вы мне об этом рассказываете?
— Поймешь. Ну, вычислил я крота, дело нехитрое. Да так и остался в «Курьере». Володя сказал: можешь писать, можешь не писать, это как сам захочешь. Твое дело: присматривать за порядком. Что это значит? Это значит, что я должен знать все обо всех. Кто чем живет, кто чем дышит, кто что и с чего имеет.
— Знаете?
— Знаю, Стас. Не все, конечно. Но то, что мне нужно, знаю.
Стас усмехнулся. Он был уверен, что Тюрин не знает и десятой доли того, что происходит в редакции.
— Ты вот не веришь, — укорил Тюрин. — А зря. К кому нужно присмотреться, а к кому нет, это просто понять. Тут много ума не надо. Довольно сравнить, навскидку: сколько человек получает и сколько тратит. Как одет, в какой квартире живет, на какой машине ездит. И сразу ясно: на зарплату и гонорары живет или имеет сверху.
— У нас, конечно, все живут на зарплату, — с иронией заметил Стас.
— Не все, — возразил Тюрин. — Резо Мамаладзе неплохо имеет от дилеров. За контроль-тесты «форд-фокуса», например. Леше Гофману отстегивают издатели за положительные рецензии…
— Но это же джинса, Петрович! И вы терпите?
— Джинса джинсе рознь. «Форд-фокус» классная тачка. Вот если бы Резо написал такое о «Волге», я бы его вздрючил. То же и с Гофманом. Я прочитал три книги, которые он похвалил…
— Да ну? — развеселился Стас. — И как?
— Одна понравилась. Две других… Честно скажу, не врубился. Но понял: не халтура, серьезные книги. Похвалить такие не грех. А взять, скажем, Броневую. Ей-то за что могут отстегивать? Кто? Эстрадные звезды, грязным бельем которых она трясла? Никак я не мог понять.
— Но все-таки поняли?
— Понял. Читаю одну ее заметку: «Ресторан „Три пескаря“, самое стильное место в Москве». Так, мимоходом. В другой заметке тоже «Три пескаря». В третьей. Говорю Лозовскому: давай сходим, хоть посмотрим, что это за «Три пескаря». Ну, пошли. Обычный рыбный ресторан. А цены — как в «Метрополе». «Самое стильное место в Москве!» Ну, тут уж пришлось с Миленой провести серьезную воспитательную работу.
— Говорили вы?
— Нет. Володя. Но говорил деликатно, без членовредительства, я его специально об этом попросил. Все-таки женщина, знаешь ли, чувствительная натура.
Тюрин перестал наконец расхаживать, основательно устроился за столом и посмотрел на Стаса ласковым отеческим взглядом. Но в самой глубине зрачков было что-то настолько жесткое, острое, ледяное, что Стас невольно поежился.
— Ты спросил: для чего я все это тебе рассказываю. Чтобы ты понял, что я говорю с тобой откровенно. И мне очень нужно, чтобы ты со мной тоже был откровенным. И ты, Стас, будешь со мной откровенным. У тебя нет другого выхода. Весь вопрос, как мы придем к взаимопониманию. Лучше по-доброму, как считаешь?
От внезапного понимания Стас вспыхнул и залился жаркой краской.
— Ну, хватит! — высоким голосом, какой у него всегда бывал в минуты волнения, выкрикнул он, вскочил и забегал по комнате. — Хватит! Теперь я все понял! Я знал, что это провокация! Но не знал, что за ней стоите вы! Да, вы! Что вам от меня надо?
— Провокация? — удивился Тюрин. — Какая провокация?
— Не считайте себя умней других! Я езжу на работу одним и тем же маршрутом. Стрелка на Ленинский никогда не работала. Сегодня работала. Случайность? В «форде» был старлей и майор из МУРа. Тоже случайность? Молчите? Нечего сказать?
— Я думаю. Вот о чем. Неужели в твои годы я был таким же мудаком? Уже и не помню. Наверное, был. Но не таким. Нет, Стас, не таким. Ты за кого себя принимаешь, парень? Ты думаешь, у милиции нет других дел, кроме как устраивать на тебя засады?
