Мэтью Грин - Воспоминания воображаемого друга
Макс показывает на стол. На углу стола стоит маленькая металлическая свинка-копилка. У нее маленькие металлические ножки, металлические уши и металлический пятачок. Металл потускнел, видно, что копилка старая.
Макс как будто читает мои мысли.
— Когда миссис Паттерсон была маленькой, эта копилка принадлежала ей, — говорит он.
Я думаю, что миссис Паттерсон очень умно поступила, позволив Максу самому навести порядок в комнате. Могу на что угодно поспорить, что это занятие помогло Максу продержаться первый день. Он не может бросить «Лего», пока не рассортирует все детали по правильным кучкам. Еще в детском саду Макс не мог уйти домой, пока не наведет порядок в центре «Лего». Если бы он оставил все в беспорядке, он бы просто не смог заснуть. Я уверен, что Макс весь первый день был очень занят, если только не завис.
— Макс, если ты боишься миссис Паттерсон, значит это место плохое.
— Я ее не боюсь, пока она довольна. А теперь еще и ты со мной. Теперь мне лучше. Пока ты со мной, ничего плохого не случится. Я это знаю. Я сказал миссис Паттерсон, что ты мне нужен, и она сказала, что, может быть, ты придешь. И ты пришел. Теперь мы можем быть здесь вместе.
Тут до меня дошло. Пока Макс в этой комнате, я никогда не исчезну.
Родители Макса хотят, чтобы он подрастал, хотят, чтобы он знакомился с новыми людьми, пробовал все новое. Папа Макса хочет, чтобы Макс на будущий год вступил в какую-то «Фарм-лигу», а мама хочет проверить, не сумеет ли он играть на пианино. Они каждый день посылают его в школу, хотя он и сказал им, что Томми Свинден хочет его убить.
Я раньше об этом совсем не думал, но мама и папа Макса — самая большая угроза для моего существования.
Они хотят, чтобы Макс вырос.
Миссис Паттерсон этого не хочет. Она хочет держать Макса в этой комнате, которая подготовлена специально для него. Она хочет, чтобы он был здесь, и не хочет, чтобы с ним случилось что-нибудь плохое. Миссис Паттерсон не собирается посылать письмо с требованием выкупа за Макса, рубить его на куски тоже не собирается. Она просто хочет держать его здесь, взаперти, чтобы он принадлежал ей одной. Миссис Паттерсон и есть дьявол в лунном свете. Но она — дьявол не из кино или телевизора, она настоящий дьявол, и, возможно, мне все-таки придется с ней станцевать.
Если Макс останется в этой комнате, я буду жить, пока живет он. Я смогу прожить дольше любого воображаемого друга.
Может быть, если Макс останется здесь, мы оба будем счастливы.
Глава 38
Миссис Паттерсон входит в комнату, когда мы с Максом играем в солдатиков. На ней розовая ночная рубашка.
Мне неловко смотреть на учительницу в ночной рубашке.
Макс на миссис Паттерсон не смотрит. Он смотрит на своих солдатиков. Солдатики свалены в кучу, в них только что попала штука, которая называется крылатая ракета. На самом деле это простой мелок, который Макс сбросил с пластмассового самолета, но этот мелок разбросал аккуратный ряд солдатиков в стороны.
— Играешь в солдатиков? — спрашивает миссис Паттерсон.
Голос у нее удивленный.
— Да, — говорит Макс. — Будо пришел.
— О, пришел? Я так за тебя рада, Макс.
У нее действительно радостный вид. Она, наверное, довольна, что Максу есть с кем играть, хотя сама и думает, что я ненастоящий. Наверное, она думает, что Макс привык к своей новой комнате, потому я и вернулся.
Она не знает, с каким трудом я сюда добрался.
— Пора ложиться спать, — говорит миссис Паттерсон. — Ты уже почистил зубы?
— Нет, — отвечает Макс.
Он так и сидит, глядя вниз, на солдатиков, и вертит в руке серого снайпера.
— Ты будешь чистить зубы? — спрашивает миссис Паттерсон.
— Да, — отвечает Макс.
— Хочешь, чтобы я тебя уложила?
— Нет, — отвечает Макс.
Он отвечает быстро, в слове «нет» всего три звука, но Макс произносит их быстрее, чем обычно.
— Хорошо. Но через пятнадцать минут ты должен выключить весь свет и лечь в постель.
— Да, — говорит Макс.
— Вот и хорошо, спокойной ночи, Макс.
На последних трех словах миссис Паттерсон повышает голос, будто ждет, что Макс заговорит. Она ждет, что он тоже пожелает ей спокойной ночи и маленький ритуал будет завершен. Миссис Паттерсон минуту стоит возле дверей и ждет.
Макс смотрит на снайпера и молчит.
Когда миссис Паттерсон понимает, что Макс не собирается ей отвечать, лицо у нее гаснет. Ее глаза, щеки и голова — все опускается, мне даже на секунду становится ее жалко. Она, конечно, украла Макса, но она не хочет причинить ему вред. Я уверен, что ей сейчас тяжело.
Миссис Паттерсон любит Макса.
Я знаю, что нельзя украсть ребенка у родителей только потому, что ты потерял своего сына, и я знаю, что миссис Паттерсон все равно может оказаться дьяволом или чудовищем. Наверное, она думала, что украдет Макса и будет счастлива, но пока этого не происходит.
Наконец миссис Паттерсон уходит и закрывает за собой дверь.
— Она еще вернется, чтобы посмотреть, как ты тут? — спрашиваю я.
— Нет, — отвечает Макс.
— Значит, можно играть всю ночь?
— Я не знаю, — говорит Макс. — В дверь она заглядывать не будет, но я думаю, что она все равно как-то узнает.
Макс идет к двери с надписью «Мальчики» и открывает ее. Там ванная комната. Макс берет с раковины зубную щетку, выдавливает на нее немного зубной пасты и начинает чистить зубы.
— Откуда она узнала, что ты чистишь зубы «Крест-кидс»?
— Она не знала, — отвечает Макс, не вынимая щетку изо рта. — Я ей сказал.
Я мог бы еще поспрашивать Макса про зубную пасту, но решаю этого не делать. Либо Макс завис в первый вечер, когда миссис Паттерсон пыталась заставить его почистить зубы «Колгейтом» или «Крест-кул минтом» (такое однажды случилось, когда папа Макса попытался поменять ему зубную пасту), либо она заранее спросила Макса, какой пастой он чистит зубы.
Скорее всего, она его спросила. Миссис Паттерсон, конечно, изменила всю жизнь Макса, но она понимает, что любая перемена для него — большая проблема. Папа Макса это понимает, но продолжает изменять разные вещи, хоть и знает, что Макс может зависнуть. Мама тоже это понимает, но она старается все менять медленно, так чтобы Макс не заметил. А папа просто меняет, как зубную пасту например.
— Симпатичная комната, — говорю я, пока Макс переодевается в пижаму.
Пижама у него маскировочной расцветки. Дома у него другая, но я вижу, что Максу эта очень даже нравится. Он надевает пижаму и идет посмотреть на себя в зеркало в ванной.
— Очень симпатичная комната, — снова говорю я.
Макс не отвечает.
Я все думаю о том, как он вертел в руке солдатика, пока говорила миссис Паттерсон, и что он не смотрел на нее. Макс сказал, что это хорошая комната и мы с ним можем здесь остаться. Я ему верю, но думаю, что Макс чего-то недоговаривает.
Макс боится. И ему тяжело.
Частичка меня хочет забыть о том, как Макс смотрел на того солдатика. Она хочет, чтобы я подождал несколько дней, или месяц, или даже год, потому что Макс в конце концов полюбит эту новую комнату и, может быть, даже миссис Паттерсон. Эта частичка меня хочет верить, что с Максом все будет хорошо, как он мне сказал. Потому что это значит, что я никогда не исчезну.
Но другая часть меня хочет спасти Макса. Немедленно, пока не стало слишком поздно. Пока не случилось чего-то, чего я пока не знаю. Эта часть меня думает, что я — единственный шанс Макса и я должен поторопиться и что-то предпринять.
Немедленно.
Я разрываюсь между своими двумя половинками. Зависаю, как Макс. Я хочу спасти нас обоих, но не знаю, смогу ли.
Я не знаю, какую часть Макса я могу потерять, чтобы спасти себя.
Глава 39
Наконец Макс засыпает.
Он почистил зубы, выключил в комнате свет и сам лег в постель. Я сидел на стуле рядом с кроватью и ждал, когда Макс поудобнее положит подушки. Как дома.
Только в этой комнате девять ночников, на шесть больше, чем дома, так что здесь светлее.
Я ждал, что Макс что-нибудь скажет, но он просто лежал и смотрел в потолок. Я спросил, не хочет ли он поговорить, потому что обычно, перед тем как он засыпает, мы разговариваем, но Макс отрицательно покачал головой. Через некоторое время Макс сказал шепотом:
— Спокойной ночи, Будо.
Вот и все.
Макс долго не засыпал, но потом все-таки уснул.
Я сижу и думаю, что делать. Слушаю дыхание Макса. Он немножко ворочается, но не просыпается. Если я закрою глаза и буду просто слушать дыхание Макса, все будет почти как дома.
Если бы мы были дома, я сидел бы сейчас в гостиной и смотрел телевизор с родителями Макса.
Я по ним соскучился.
В этой комнате я чувствую себя как в ловушке. Я пленник здесь, как и Макс. Я смотрю на дверь и думаю о том, как же мне спасти Макса, если я и сам не могу отсюда выйти.
Потом до меня доходит, что надо делать.
