Саша Саин - Приключения сионского мудреца
На следующий день он действительно принёс с завода, изготовленный им инструментарий: «Будем себе шить немножко, как сказал еврей в анекдоте: — Если бы я был король, я бы себе ещё немножко шил». «Я думаю, мы бы в этом случае не занимались шитьём», — сказал я. «Давай свой правый туфель — философ!» — сказал брат и принялся работать. Через полчаса я получил свой туфель, который мне очень не понравился. «Что ты сделал?!» — спросил я его. «Всё нормально, не морочь голову, — сказал он, — крепко и надёжно!». «Это же не туфель, а голова холмогорского гуся! — ужаснулся я. — Посмотри, какая шишка с боку получилась!». «Иначе нельзя было, — заверил он меня, — нужно было по краям захватить поглубже, а в центре не за что было — там всё уже дырявое». «Так лучше была бы дырка, чем этот гусь!» — не мог успокоиться я. «Не переживай, со стороны это не видно», — заверил брат. «Ты ещё хуже того сапожника, тот хотя бы переделал», — сказал я. «Ладно, в следующий раз будешь сам себе шить! — пообещал он и добавил. — Где для вас сорванцов новую обувь возьмёшь? Приносите рвань разную, а хотите новую получить!». Мне было не смешно, но отношения с братом портить тоже не хотелось. Каждый день его «работа рвалась», и перед выходом на улицу приходилось ремонтироваться. Хоть он и приобрёл опыт, но не умение, и работал как настоящий сапожник. В субботу, после очередного ремонта обуви, решили сходить в гости. У нас были ещё родственники — брат тёти Эммы, а значит тоже двоюродный брат матери. Его звали Фима, и он заведовал базой. Его жена тоже была врач, как и тётя Эмма. И было ещё у Фимы двое сыновей: Дима 14 лет и Сёма 8-ми лет, это мы тоже знали, но если Фиму и его жену Яну видели на фотографиях у бабушки, то их детей не приходилось видеть. «Зайдите обязательно к Фиме! — сказала мама перед отъездом — Он очень гостеприимный — Фима!». Чтобы не злоупотреблять гостеприимством Фимы, мы вначале позвонили. Узнав, что мы живём в общежитие, и полгода как работаем, Фима успокоился и сказал: «Хорошо, приходите». В дверях нас встретила Яна, 180-ти см ростом, с широкими плечами и мощными ногами, куда покрепче, чем раздатчица из кафе «Лола». «Заходите, заходите, — расплылась она в улыбке, — никогда не видела родственников Фимы, кроме Эммы, хотя и слышала, что такие есть», — смеялась она, заливаясь искусственным смехом. На брата, как мне показалось, смотрела игриво. Ей было уже лет за сорок, но она молодилась. Фима тоже выполз из комнаты с сонным, уставшим видом. «Фима, вечно, спит по выходным!» — уколола его Яна. «Ты же знаешь, как я устаю за неделю», — объяснил ей Фима и, сонно поздоровавшись с нами, пригласил в комнату. Там на полу, на ковре сидели их дети: Дима и Сёма, и играли в машинки. Они на нас не обратили никакого внимания. «Поздоровайтесь, хотя бы, — сказала Яна, — это ваши троюродные… Да?» — спросила она нас. — «Если не ошибаюсь, братья из Бердичева». Но и это не произвело большого впечатления на «братьев наших меньших». Но всё же, «здрасте» сказали, не отрываясь от машинок. «Оболтусы! — объяснил ситуацию Фима. — Тебе, Дима, лучше уроки делать, чем в машинки играть». «Сейчас, — сказал Дима — не мешай!». «Он очень способный! — вмешалась Яна. — Но иногда ленится». «Сама ты ленивая», — возразил ей Дима. «Иди, тогда покушай», — предложила Яна альтернативу не худому Диме. Лицо у него было продолговатое и худощавое, как у мамы, но зато и зад, и ноги тоже как у мамы! «Не хочу, не приставай!» — ещё раз отрезал Дима. — «Тогда, ты Сёма, иди поешь». «Не приставай!» — отрезал и Сёма. И Яна перестала это делать. «Ну, расскажите, как и когда приехали, как устроились? Если бы Эмма не сказала, мы бы и не знали. Даже не позвонили!» — стала уже к нам приставать, Яна. Хотелось тоже сказать: «Не приставай лукавая»! «Так, где вы работаете?» — спросил Фима. «А ты?» — спросил он у брата, после того, как я сказал — на ЗБХ. Услышав где, поинтересовался, сколько получает. Узнав, что 130 рублей, сказал, что для начинающего вполне достаточно: «Я, например, — сказал Фима, — никогда не был алчным», — при этом, у Фимы глаза задёргались и прикрылись веки. Мы с братом, переглянулись, и с трудом сдержались, чтобы не рассмеяться. «Ты видел, как у него глаза от стыда прикрылись, когда сказал, что алчным не был?» — спросил брат у меня уже на улице. «Ну да, — сказал я, — это оттого, что глаза такого вранья аж не выдерживают!».
На следующий день брат получил письмо от жены. Уже «роды на носу», и лучше, если ребёнок родится в Душанбе. Это для его последующей жизни будет лучше. Будет в Таджикистане свой, а не как мы, «неместные». И поступать учиться будет легче. «Еврей ещё не родился, а уже об учёбе думает!» — пронеслось у меня. «Надо снимать квартиру, — решил брат, — снимем трёхкомнатную, плюс кухня, и ты с нами будешь жить», — предложил он мне. «Может, мне лучше остаться в общежитии?» — спросил я. «Ты что, совсем дурной?» — поинтересовался он. Я сказал, что нет. «Мы что, приехали за семь тысяч километров, чтобы по отдельности жить? И с нами тебе лучше будет», — решил он. «Просто подумал — может, мешать буду?». — «Кому?!» — возмутился он. Квартиру сняли в центре города, недалеко от так называемого «зелёного базара» и недалеко от «нашей» первой гостиницы в Душанбе — Дома колхозника. Как бы завершился виток спирали! Или это было начало нового витка? Через неделю уже разгружали контейнер с вещами и мебелью, присланный женой брата. А ещё через неделю встречали её саму. Брат был рад, и его жена тоже. Мы с ним приготовили обед, посвящённый такой встрече. Стали жить, как «трое в одной лодке, не считая собаки». Вскоре и она появилась, через месяц, в виде тёщи брата, которая решила приехать и помочь дочери родить, а главное, правильно воспитать ребёнка. Мы её тоже встретили, она была менее радостная, чем дочь, и все косилась в мою сторону. «А какие у тебя планы? — спросила она меня уже дома. — Ты, вроде, диплом не защитил, тебе, наверное, стоит вернуться в Бердичев и защитить?». — «Нет, он будет здесь защищать», — сказал брат. «А здесь есть техникум?!» — спросила раздражённо тёща. «Есть», — «обрадовал» я ее. На такую неудачу она явно не рассчитывала.
«Давай сходим в техникум, — предложил на следующий день брат, — может, разрешат здесь защитить? Конечно, с твоими знаниями тебе будет нелегко». — «Да, скромность мешает», — согласился я. «Но я думаю, мы найдём путь к сердцам членов приёмной комиссии. У меня уже есть знакомые на уровне министерства и Госплана, главное, разрешили бы», — успокоил он меня. Техникум в Душанбе, в отличие от БМТ — Бердичевского машиностроительного техникума, назывался Душанбинский индустриальный техникум. Но был мой факультет ОМР — обработка металлов резанием. Прощупав обстановку у секретарши, брат смело направился к завучу, и я за ним. Как в «бердичевской» песне поется: «Мы смело в бой пойдем! И мы — за вами! Мы как один, умрем! Ой, Хаим, мы не туда попали»!
Завуч оказался незлым и сговорчивым. Он не видел никаких помех для моей защиты в Душанбе, раз семейные обстоятельства, как мы объяснили, не позволили мне это сделать в Бердичеве. «Приходите через неделю, — сказал он мне, — будет консультант-инженер. Он вам выдаст тему дипломного проекта, и под его руководством будете готовить проект. А через 3 месяца примерно состоится защита. Мы вас включим в списки». — «Ну вот, — решил брат, — будет у тебя душанбинский диплом! Вместо украинского языка второй лист будет на таджикском. Вместо „машинобудивный тэхникум“ будет написано, точно не знаю, но примерно: „технике ба машин, ба кор мекунат“». — «А кто будет этот проект мне делать? — спросил я перепугано. — Ты ведь знаешь, там — в Бердичеве, я нанял хорошего инженера». — «Будем вместе делать», — успокоил брат. Через неделю мы с ним вновь пришли и встретились с моим руководителем, которого он, как оказалось, немного знал, и тот знал брата. «Вот! — удивился я его способностям. — Уже всех знает в солнечном Душанбе!».
Был сентябрь, но ещё сильно припекало, +38 градусов, пыль, выжженная зелень, но все же не +42, что было ещё пару недель назад. Мой руководитель оказался опять евреем по фамилии Спектор — толстенький, розовый, как поросёнок, маленький, и была надежда, что не окажется большой свиньёй! Он себя вёл не заносчиво, дал тему и велел регулярно с ним советоваться и показывать, что сделал. И мы принялись с братом за работу. Кроме этого, в наши обязанности входило нанести воды, вёдер десять из водопроводной колонки за сто метров, т. к. в доме-кибитке, естественно, не было водопровода; вылить, соответственно, вёдер десять помоев, что и понятно — сколько принесли, по закону сохранения энергии, столько и вынести необходимо; закупиться в магазине и на базаре. Жена брата занималась домашним хозяйством, а её мама на кухне мешала ей им заниматься. Оставалось ещё где-то один-полтора месяца до родов. Мы с братом в свободное время беседовали о политике или литературе. Тёща брата тут же вспоминала, что вёдра пустые, а помойные — полные, и в холодильнике пусто. И мы отправлялись на исправительно-трудовые работы! По дороге брат говорил: «Вот сука старая! Как она мне надоела! Я бы её попёр, но жене будет легче, когда родит, хотя и не уверен, но пусть жена сама решает». С неимоверными усилиями я сделал дипломный проект, вернее, мне его делал в основном брат, а я удивлялся его знаниям. Всегда думал, что он такой же тупой в машиностроении, как и я, а оказалось не совсем так. Я больше наблюдал, как он делал, он только требовал, чтобы я хотя бы знал, что делается. Пришлось мне взять больничный лист для «творения» дипломного проекта. Вернее, я десять дней просто не ходил на работу, и когда Пузач, обнаглев, спросил, где я был, ответил ему: «В цехе!». Он сказал: «Я вас не видел!». На что я ему ответил: «Я вас тоже не видел!» — что и соответствовало действительности. Он в наглую потребовал у меня справку — оправдательный документ! Пришлось идти в поликлинику, вспомнить Бердичевский машиностроительный техникум, как я когда-то умело брал эти справки. История как бы повторилась: теперь в виде комедии! Тогда в Бердичеве я брал справки у моего родственника, двоюродного брата бабушки. И здесь тоже была родственница, в этой поликлинике, на «медгородке» около мединститута. Тётя Эмма была здесь начальником — председателем ВКК, а значит, решала все спорные вопросы по нетрудоспособности! Моя задача была до этого не дойти, т. е. до неё. Был опыт, как брать больничные листы, плюс хороший язвенный анамнез — всегда можно изобразить обострение. «А ид?» (еврей?) — спросил меня сидящий рядом парень лет 28-ми. «Точно! — ответил я. — Как удалось догадаться? Неужели похож?!». — «Я тоже», — признался он. «И я, вижу», — успокоил я его. «Да?! — удивился он. — А меня все принимают за грузина!». — «Они дураки, поезжай на Украину — тебя там не перепутают!». — «А ты оттуда?» — спросил он. «Именно!» — согласился я. «А я местный, — пояснил он, — как у вас говорят — бухарский». — «А как у вас говорят?» — спросил я. «Просто еврей, — засмеялся он, — ягуди на таджикском». «Хоть не жид!» — подумал я. На бухарского он действительно не был похож. Почти блондин, вернее, светлый шатен, голубые глаза. «Роберт! — представился он. — Работаю учителем физкультуры в школе. Да вот уже месяц плохо с сердцем, и никто не знает, что за болезнь?» — пояснил он. Коротко его расспросив, поставил ему диагноз: невроз сердца. «А ты что — врач?» — спросил он. «Нет, но хочу им стать». — «Ну, становись поскорее — буду у тебя лечиться. А сейчас я пока пойду к председателю ВКК, — указал он на дверь, за которой находилась моя тётя Эмма. — Она тоже ничего не понимает, — заверил он, — но мне нужно больничный лист продлить, а уже больше месяца — нужна её подпись. Без неё не имеют права продлевать». Я ему, конечно, не сказал, что он к моей тёте пошёл. «Подожди меня, — предложил он, — пойдём затем ко мне в гости». После того, как я взял больничный лист, а он продлил свой — пошли к нему. Он оказался гостеприимным и разговорчивым. После чая у него дома познакомил со всеми бухарскими евреями на Путовском базаре, рядом с которым он снимал глинобитную кибитку, окружённую забором. «Приходи ко мне всегда в гости, в любое время суток», — как истинный «грузин», предложил на прощание он. «Хорошо, — пообещал я, — в следующий раз приду к тебе в три часа ночи». Не предполагал тогда, что так оно когда-то и случится.
