Вирджиния Эндрюс - Цветы на чердаке
— Он невкусный!
— Кэрри, — сказал Крис, — мне надоели твои претензии. Ешь!
— Твой брат прав, Кэрри. Клюква очень вкусная и орехи тоже. Птички очень любят ягоды. Тебе ведь нравятся птички?
— Птицы не едят ягод. Они питаются дохлыми пауками и разными другими насекомыми. Мы видели, правда, Кори? Они подбирали их в канавах и глотали, даже не прожевав! Мы не можем есть то же, что и они.
— Замолчи и ешь! — промычал е полным ртом Крис.
Перед нами стояла лучшая еда (хотя и остывшая) с тех пор, как мы поселились в этом отвратительном доме, а близнецы сидели, уставившись в свои тарелки и не съели еще ни кусочка!
А Крис уничтожал все, на что падал его голодный взгляд, как свинья-медалистка на сельской ярмарке.
Близнецы, наконец, отважились попробовать пюре с грибным соусом. Пюре оказалось «плохо размолотым», а соус — «противным». Они смели называть божественно вкусное блюдо «противным».
— Тогда ешьте сладкий картофель! — почти закричала на них я. — Посмотрите, какой он хороший, мягкий, потому что его размололи, взбили и добавили к нему кусочки алтея, который вы так любите, да еще лимонный и апельсиновый сок для вкуса. — Слава Богу, они не обратили внимание на орехи.
Думаю, что сидя друг напротив друга и размешивая ложками пюре, пока оно не превратилось в однородную массу, они сумели куда-то выложить три или четыре унции.
Пока Крис занимался десертом — тыквенным и мятным пирогами, я начала понемногу убирать со стола. И тут по неизвестной мне причине он взялся помогать мне! Я не верила своим глазам! Он обезоруживающе улыбнулся и даже поцеловал меня в щеку. Если, думала я, хорошая еда так меняет мужчин, я обязательно выучусь и буду готовить исключительно деликатесы. Он даже подобрал с пола свои носки перед тем, как помочь мне вымыть и высушить тарелки, стаканы и ложки с вилками.
Через десять минут после того, как мы с Крисом аккуратно расставили все на полке под столом и покрыли чистым полотенцем, близнецы в один голос заявили:
— Мы хотим есть! У нас болят животы!
Крис продолжал читать, сидя за своим письменным столом. Я оторвалась от «Лорны Дун», встала с кровати и, не говоря ни слова, выдала каждому по сэндвичу с джемом и арахисовым маслом из пресловутой корзины для пикников.
Пока они ели, откусывая маленькие кусочки от своих сэндвичей, я улеглась обратно на кровать и долго и озадаченно смотрела на них, силясь понять, как они могут есть такую дрянь. Быть матерью оказалось не так легко, как я думала, и далеко не так приятно.
— Не сиди на полу, Кори, простудишься, сядь на кресло!
— Не люблю кресла, — ответил Кори и громко чихнул.
На следующий день оказалось, что Кори действительно сильно простужен. Он был красным и горячим и постоянно жаловался, что у него все болит и ноют кости.
— Где мама, Кэти, где моя настоящая мама? — повторял он все время. В конце концов мама появилась.
Испуганная видом горящих щек Кори, она побежала за градусником и скоро с несчастным видом возвратилась. За ней следовала наша ненавистная бабушка.
С тонкой стеклянной трубочкой во рту, Кори во все глаза глядел на мать, как на ангела, спустившегося с небес, чтобы прийти к нему на помощь в трудную минуту. А я, сменная мать, была моментально забыта.
— Моя крошка, любимый, — ласково шептала она, осторожно поднимая малыша с кровати и садясь с ним в кресло-качалку. Затем она несколько раз поцеловала его в лоб. — Я здесь, мой родной. Я люблю тебя. Я сделаю так, чтобы у тебя ничего не болело. Только постарайся хорошо кушать, пей апельсиновый сок, который тебе дают, как хороший мальчик, и ты быстро поправишься.
Положив его обратно в кровать, она склонилась над ним и заставила быстро проглотить аспирин и запить его водой. Ее голубые глаза застилали слезы, и я видела, что ее тонкие белые руки нервно подрагивали.
Потом я со странным чувством наблюдала, как ее глаза закрылись, а губы зашевелились, как будто произнося беззвучную молитву.
Через два дня Кэрри лежала в постели рядом с Кори, с теми же симптомами: чиханием, кашлем и быстро ползущей вверх температурой. Столбик термометра поднимался так быстро, что это повергло меня в панику. Крис также выглядел напуганным.
Бледные и не обращающие ни на что вокруг себя внимание, наши двойняшки лежали на огромной кровати, вцепившись пальцами в края одеяла, которыми они были закрыты до самого подбородка.
Они казались сделанными из фарфора, их лица были бледны какой-то восковой бледностью, а глаза запали глубоко внутрь и, казалось, становились все больше и больше. Под ними появились страшные темные тени, как будто в близнецов вселился злой дух. Когда мать уходила, эти две пары глаз обращались в нашу с Кристофером сторону и умоляли, чтобы мы сделали что-нибудь, чтобы помочь их страданиям.
Мама отпросилась на неделю из своей школы секретарей, чтобы проводить как можно больше времени с близнецами. Я ненавидела бабушку за то, что та считала своим долгом все время следовать за ней, когда бы она ни пришла к нам. Она постоянно совала свой нос в то, что ее не касалось, и раздавала направо и налево советы, хотя никто ее об этом не просил. Она уже заявила, что мы не существуем, не имеем права жить в Божьем мире, предназначенном только для чистых душой и телом — вроде нее, так зачем было раздражать нас, и без того расстроенных, своими приходами и лишать нас возможности побыть наедине с собственной матерью?
Шорох ее отвратительных серых платьев, звук ее голоса, ее тяжелая поступь и вид ее огромных бледных рук, мягких и унизанных бриллиантовыми кольцами, с темными пигментными пятнами… О, Боже, одно это вызывало у меня отвращение.
Мама постоянно прибегала к нам и действительно выбилась из сил, делая все возможное, чтобы близнецы начали выздоравливать. Под глазами у нее тоже залегли тени. Она почти не отходила от близнецов, то подавая им воду, чтобы запить аспирин, то пытаясь напоить их апельсиновым соком и накормить куриным бульоном.
Однажды утром она прибежала к нам с большим термосом сока, только что выжатого из свежих апельсинов.
— Это не то, что продают в банках, — объяснила она. — Здесь много витаминов С и А, а это очень помогает при простуде. — Она попросила нас с Крисом почаще поить этим соком близнецов. Мы поставили термос на чердачной лестнице, где зимой было холоднее, чем в самом холодильнике.
Но стоило маме взглянуть на градусник изо рта Кэрри, как у нее буквально встали дыбом волосы, и она впала в страшную панику.
— Боже, — воскликнула она в отчаянии, — сто три и шесть десятых! Ее надо срочно показать врачу, отвезти в больницу!
Я стояла перед трюмо, держась за него одной рукой и делая свои упражнения для ног. Теперь, когда на чердаке стало слишком холодно, мои балетные занятия переместились в комнату. Я бросила взгляд на бабушку, желая видеть, как она отреагирует на все это.
Бабушка не могла стерпеть такой истеричности и утраты самообладания.
— Не смеши меня, Коррин! Все дети прекрасно переносят высокую температуру, когда болеют. Это ничего не значит, и тебе пора бы уже знать об этом. Обыкновенная простуда.
Крис поднял голову от книги, которую внимательно изучал. Он был уверен, что близнецы болели гриппом, хотя и не мог понять, где они подхватили вирус.
Тем временем, бабушка продолжала:
— Доктора! Что они могут знать о лечении простуды? Мы лечим ее не хуже их. Достаточно трех вещей: лежать в постели, много пить, принимать аспирин. Что еще? Мы делали все, что нужно. — Она бросила на меня негодующий взгляд. — Перестань болтать ногами, девчонка. Ты меня нервируешь. — И снова обратилась к матери: — Моя мать говорила, что простуда начинается три дня, держится три дня и три дня уходит.
— А что если у них грипп? — спросил Крис. Бабушка обернулась и проигнорировала его вопрос. Она терпеть не могла его лицо: оно слишком напоминало ей нашего отца.
— Терпеть не могу, когда люди, заранее зная, что не правы, сомневаются в словах тех, кто намного старше и мудрее их. Всем известно, что при простуде шесть дней уходит на начало и собственно болезнь, и через три дня человек выздоравливает. Так бывает всегда. Они выздоровеют.
Как и предсказывала бабушка, близнецы выздоровели, но не через девять дней, а через… девятнадцать. Мы вынуждены были лечить их постельным режимом, аспирином и жидкостями, в то время, как по предписаниям врача, они поправились бы намного быстрее. Днем двойняшки лежали в одной кровати, но ночью спали по отдельности — Кэрри со мной, а Кори — со своим братом. Не знаю, почему мы от них не заразились.
Всю ночь мы вскакивали с кровати, то за водой, то за апельсиновым соком, охлаждавшемся на лестнице. Близнецы то просили печенья, то звали маму, то говорили, что им нечем дышать из-за насморка. Их знобило от температуры, и ослабленные и беспокойные они приходили в раздражение от чего-то, чему не могли дать внятного объяснения, но что читалось в их глазах, от одного взгляда которых, у меня разрывалось сердце. Больные, они задавали вопросы, которые никогда не возникали у них раньше. Это казалось мне очень странным.
