Стивен Гросс - Искусство жить. Реальные истории расставания с прошлым и счастливых перемен
– Вы думаете, дело в этом? – спросил он. – Я нахожусь в депрессии, потому что не могу сердиться на своих родителей?
Однажды Грэм рассказал мне, как сходил оттянуться и выпить со своим коллегой по имени Ричард. Они договорились посидеть в баре хотя бы пару часиков, но буквально через сорок пять минут Ричард вдруг вспомнил о каком-то неотложном деле и ретировался. У меня возникло подозрение, что Грэм рассказывает мне об этом случае, понимая, что Ричард убежал, потому что ему стало скучно.
В результате я спросил Грэма:
– У вас вообще бывает чувство, что вы нагоняете на людей тоску?
– Я замечаю, когда люди перестают меня слушать или начинают глазеть по сторонам, если вы имеете в виду это.
– А Ричард в какие-то моменты отводил взгляд?
– Да, он смотрел по сторонам, но скучно ему не было.
– Почему вы думаете, что ему не было скучно?
– Да потому что я вел себя совсем не скучно.
– И продолжали бурчать о своем? – сказал я.
– Я просто продолжал говорить, – ответил он.
Я начал подозревать, что в постоянной готовности Грэма наводить на людей тоску был некий элемент агрессии. В конце концов, он же признался в том, что заметил, когда собеседник перестал его слушать. Но почему же он не перестал говорить?
В какой-то момент Грэм рассказал мне о том, как проходят воскресенья в доме его родителей. Сколько он себя помнил, родители приглашали на воскресные обеды его бабушку с дедушкой, а также многочисленных друзей семьи. Он признался, что эти обеды были для него сущей пыткой.
– Полная комната взрослых, все о чем-то говорят, все над чем-то смеются… И я не помню, чтобы хоть раз они пригласили семью с детьми моего возраста.
Я представил себе, как одиноко было Грэму в эти моменты. Возможно, именно это чувство, которое он носил в душе со времен тех воскресных обедов, он и пытался воссоздать в своих собеседниках. Возможно, занудствуя, он изливал на людей свое отчаянье.
Грэм действительно агрессивно нагонял на людей скуку. Для него это был способ держать под контролем других людей и отказывать им в общении, способ оставаться на виду, но не видеть окружающих.
Спустя несколько месяцев с начала психоанализа Грэм вспомнил один сон. В этом сне он стоял перед домом своего детства. Ему очень хотелось в него войти, но сделать этого он не мог. Как правило, я стараюсь сосредоточиться на содержании сна, вместе с пациентом неторопливо разобрать его на детали и попытаться понять присутствующие в нем ассоциации. Грэм очень долго рассказывал мне этот сон.
Он описал дом, его историю, а потом в мельчайших подробностях и свои чувства в отношении каждой из комнат и их декора.
Через пару дней он чуть не все время нашего сеанса потратил на рассказ об относительно незначительном инциденте, случившемся когда-то в детстве.
И тут меня осенило, что Грэм таким способом просто затыкает мне рот. Он знал, что я считаю сны и воспоминания делом очень важным и не буду его перебивать, а поэтому тянул время, как можно дольше оставаясь внутри своих историй.
Грэм действительно агрессивно нагонял на людей скуку. Для него это был способ держать под контролем других людей и отказывать им в общении, способ оставаться на виду, но не видеть окружающих.
Кроме того, это поведение преследовало и еще одну цель – особенно в контексте его психоанализа. Оно избавляло его от необходимости жить в текущем моменте и обращать внимание на то, что происходит в комнате.
Когда я заговаривал с ним о том, что происходит у него в жизни сегодня, он начинал заглядывать в прошлое, избегая разговора о своих нынешних чувствах и мыслях. «Я никогда там не был, – говорит Хамм в «Конце игры» Сэмюэля Беккета. – Я всегда отсутствовал. Все произошло без меня». Длинные экскурсы в прошлое служили Грэму убежищем от настоящего. Он раз за разом, сам того не зная, отказывался признавать значимость этого настоящего.
О скорби по будущему
«Здравствуйте. Это сообщение для Стивена Гроца. Меня зовут Дженнифер Т. Обратиться к вам мне посоветовал доктор В. из Сан-Франциско. Я и сама оттуда родом. Я хотела спросить, есть ли у вас свободное время и берете ли вы новых пациентов? Или, может быть, вы поможете мне найти еще кого-нибудь?»
На первую нашу встречу Дженнифер опоздала на десять минут. Она извинилась и объяснила, что в школе возникла экстренная ситуация, и ей, перед тем как уйти, пришлось поговорить с другой учительницей. Расположившись в кресле напротив меня, она сказала, что искала встречи с психотерапевтом, потому что недавно потеряла отца.
Четыре месяца назад он остановился на аварийной полосе автострады, чтобы помочь молодой паре, чья машина заглохла прямо в среднем ряду. Он стоял на обочине и жестами показывал молодым людям не выходить из машины, и в этот момент его сбил пикап, резко повернувший, чтобы избежать столкновения с их неподвижной машиной.
Отец Дженнифер умер в карете «Скорой помощи» по пути в больницу. Ему было шестьдесят два года.
Дженнифер сказала, что у них с отцом были чрезвычайно близкие отношения. Ее родители развелись, когда она была еще подростком, и мать позднее вышла замуж за другого человека. Дженнифер была единственным ребенком в семье.
Несмотря на то, что отец жил в Калифорнии, они активно переписывались электронной почтой и часто разговаривали по телефону. Будучи «жаворонком», она любила звонить отцу по утрам, когда, только поднявшись, варила себе кофе. У отца в это время был уже вечер, и он, как правило, прибирал дом и готовился лечь спать.
– Чего я не понимаю, – сказала Дженнифер, – так это своего странного спокойствия. Я, конечно, расстроена, но почему-то не так сильно, как ожидала.
Она сказала мне, что не плакала с самых похорон, но позапрошлым вечером вдруг расплакалась. В этот момент они с гражданским мужем Дэном смотрели какой-то фильм.
– Он обнял меня, подумав, что я вспомнила отца. Но все было не так, потому что я плакала из-за фильма. На самом деле я помню, как подумала, что надо посоветовать папе посмотреть его, потому что фильм ему наверняка понравится.
Дженнифер помолчала несколько секунд.
– Мне все время кажется, что мы живем между звонками. Он просто сейчас не дома и не может отправить мне сообщение. Он еще не вернулся с работы, или он ушел на пляж, а там телефон не ловит сигнал. Я не чувствую, что он умер. Я до сих пор представляю, как он приедет к нам с Дэном на свадьбу, как будет рядом, когда у нас появятся дети.
На мгновение мне показалось, что я что-то упустил. Только я собрался спросить ее, скоро ли они с Дэном планируют сыграть свадьбу, как она сказала мне, что она хотела поговорить и о Дэне.
