Сергей Носов - Фигурные скобки
Настроение участников конференции довольно минорное.
Общаются известным порядком в известных пределах.
Кладут в чашки кто чая пакетик, кто ложку-дру-гую растворимого кофе, возмущаясь властями, погодой, хитрожопостью человечества в лице ближайших друзей и коллег. Льют в чашки кипяток из титанов.
Берут с блюда кто сушки, кто вафли, кто двойное печенье с прокладкой из джема.
Некоторые просят Капитонова показать злополучные котлетки, а когда он, примечая реакцию публики, с нарочитой готовностью демонстрирует внутренность чемоданчика, вспоминают, что были такие на шведском столе и что у многих тогда исчезли котлетки.
Воробьев говорит:
— Мы сидели с вами за одним столом, и вы, конечно, об этом помните… Допускаю, что вы бросаете мысленно тень на мою репутацию, и хочу заявить, что я не только не причастен к этому делу, но и сам, лишившись котлетки, этот фокус готов осудить.
— А я ушел из-за стола раньше, — напоминает Цезарь. — Честно вам говорю, я свою котлетку успел съесть, но ведь это ничего не меняет. С технической точки зрения это не сложно — симультанно, то есть синхронически, изъять у публики некоторое конечное число мелких предметов. Я бы мог при других обстоятельствах, но я бы ни при каких обстоятельствах не стал вам навязывать всю массу котлеток в одностороннем порядке.
И вновь Водоёмов:
— Не вешайте нос, дружище! Я вас обрадую. Знакомьтесь: Нинель. Ваш режиссер номера. Как я обещал. Она вам поставит номер. Будет здорово!
— Очень приятно, Нинель, — говорит Капитонов даме лет так под сорок, брюнетке. — А почему бы вам, — говорит (это уже Водоёмову), — не найти кого-нибудь, кто бы этот номер профессионально исполнил?
— Без вас? — не уловила сарказма Нинель.
— Извините, мне надо позвонить, — Капитонов уходит на лестницу.
Там он останавливается у окна, кладет чемоданчик на подоконник и думает, что он скажет Марине. Падают снежинки, но они настолько малочисленны, что это не снег. Да и те, пока глядит, прекращаются. Капитонов уже не готов утверждать, померещилось ли или были. На той стороне улицы он видит кафе — скоро туда поведут их обедать.
Решил не звонить — ограничиться сообщением.
НЕБОЛЬШАЯ ПРОБЛЕМА. ТЕТРАДЬ ВЕРНУ ПОЗЖЕ. ВСЕ ХОРОШО.
12:05
Покинув туалет этажом ниже, грузно поднимается по лестнице Архитектор Событий в синем рабочем комбинезоне. Капитонов чувствует на себе напряженность неотрывного взгляда и сам напрягается, словно между ним и взбирающимся по ступенькам натянули струну. Приближаясь, говорит Архитектор Событий:
— СПИД, коррупция, терроризм, потеря идентичности, войны, а у вас, видите ли, переживания из-за каких-то котлеток. Антропологические константы уже под угрозой, а вы про котлетки. У вас есть позиция? В чем ваша позиция, позвольте узнать?
Он поднялся и тяжело дышит.
— Вот вы что-то сказали, — убрал телефон Капитонов. — А вы уверены, что понимаете, что сказали?
Смотрят друг другу в глаза.
— А вы… в том, что вы делаете, вы уверены? — произносит, сопя, Архитектор Событий.
— Там была тетрадь, — говорит Капитонов, не отводя взгляда, — рукопись человека, которого уже нет в живых. Она нужна другому человеку, не мне. Она ему дорога. И мне ее доверили. И мне ее заменили котлетками!.. Но вам этого не понять, вы только и делаете — бла-бла-бла! Интересно, а каких Событий вы Архитектор?
— Намекаете на причастность к вашему случаю? — говорит Архитектор Событий, отворачиваясь от Капитонова. — Для меня это мелко, слишком мелко, — и, уходя, роняет: — Не думайте.
12:12
Но думает Капитонов. Сидя в зале на прежнем месте, он думает не о том, о чем говорит оратор, он думает о чем-то своем, о чем другие не думают. Капитонов задумывается, глядя на воздушный шарик, прилепившийся к потолку — над головой председателя. Появление шарика никого не смущает. Никто, кроме Капитонова, не обращает на шарик внимания, никто не хочет шарик заметить, но только откуда это известно ему, Капитонову, что никто? Неправда, что Капитонов способен проникать в чужие черепные коробки — все, что умеет он по этой части, всего лишь отгадывать задуманные числа, и то лишь двузначные. И уж, конечно, он никакой не мозгарь — так же как он не форточник, не чердачник, не карманник, не домушник, и уж тем более не чемоданник. И равно как в свой чемоданчик, что бы в нем ни лежало, он не намерен никого впускать в свою черепную коробку, о чем бы ни думалось в ней. Так что, о чем думает в данном случае Капитонов, это его личное дело, и что бы ни думал другой про мысль Капитонова, он, другой, в данном случае будет не прав.
В перерыв зал проветрили, стало свежо и прохладно. Вот и страсти остыли, или это умиротворил всех программным докладом делегат Неметкин?.. (Подметкин?… Отметкин?.. — Капитонов больше не следит за событиями.) Капитонов даже не знает, этот неяркий Наметкин, чей он выдвиженец на пост президента гильдии — от партии ли Юпитерского, или от партии Чернолеса. Капитонову странно (хотя он странным образом думает не об этом), что ни Юпитерский, ни Чернолес (но не об этом он думает), ни председатель Морщин, ни Водоёмов, ни кто-либо другой из ярких фигур почему-то не идет в президенты. Выставляют серых лошадок. (И не об этом.) Заметкину противопоставлен Речугин (…Лачугин?.. Пичугин?..), доклад его еще впереди.
Странным образом о другом думает Капитонов.
— Вы спите?
— Нет.
Помолчав:
— А если бы да? Обязательно надо будить?
— Просто я видел, что вы не спите.
Капитонов сдерживается, чтобы не сказать соседу слева резкое что-нибудь. Взрослый человек, и должен бы знать, что некоторые способны спать с открытыми глазами, такое часто бывает, особенно в наши дни. Но Капитонов отвлекается на выступающего: тот говорит о КПД, о слабой проработке методик подсчета КПД иллюзионистских эффектов. Чувствуется, что эта внутрицеховая проблема очень волнует собравшихся. Кандидат в президенты гильдии обещает покончить с порочной практикой аттестации иллюзионистов по уровню превышения стопроцентного барьера КПД. Этот пункт программы зал встречает с воодушевлением.
— Пора, пора менять критерии оценок нашего мас терства! Пора сказать решительное нет злоупотреблениям с расчетом сомнительного КПД!
Дважды пикнуло.
Получил Капитонов:
{{{Она у меня}}}
Капитонов моргает с усилием, словно эту надпись можно сморгнуть. В первое мгновение она ему даже не текстом показалась, а неуместной картинкой, и было что-то неприятное в этих фигурных скобках, напоминающих уголки рта, расплывшегося в насильственной улыбке. Он разобрал буквы, и теперь он тупо глядит на она у меня, зачем-то излучающее в обе стороны фигурные скобки.