Андрей Геласимов - Дом на Озерной
– Понятно, – кивнула Мария. – И много он вам рассказал?
– Да нет, немного. Практически самую малость.
– А какое вообще вам до всего этого дело? – с вызовом спросила она.
– Никакого, – вежливо улыбнулся ей Николай. – Просто у меня никогда не было ни сестер, ни братьев. Вот мне интересно, как между ними бывает.
Мария невесело усмехнулась.
– Вы из-за этого решили у нас поселиться?
– Нет, что вы. Просто у нас общая проблема, и решать ее надо всем вместе.
Мария встала со скамейки.
– И как вы хотите ее решать? Вы же сами сказали, что, кроме Димки, груз на таможне никто получить не сможет. А Димка неизвестно где.
Она повернулась и пошла вдоль забора, из-за которого на улицу огромными шапками свисала благоухающая сирень.
– Но ведь всегда можно что-то придумать, – сказал ей вслед Николай, однако Мария не обернулась.
* * *Ускользнув от дедушки, Катя отправилась на веранду, где уже кто-то собрал все разбитые стекла и аккуратно сложил их рядом с выходом. С улицы через открытую дверь и опустевшие оконные рамы доносились нервные голоса взрослых. Катя секунду послушала, о чем они говорят, а затем присела на корточки перед стопкой стекла. Над головой у нее пузырями надувались осиротевшие без окон старые занавески.
Во дворе тем временем продолжался напряженный разговор. Степан, не в силах усидеть на одном месте, расхаживал от крыльца к поленнице, беспрестанно курил и, болезненно морщась, потирал то место, куда Тетерин ставил ему уколы от радикулита. Все остальные уселись кто где – на завалинке, на ступеньках крыльца, на перевернутом ведре и на тачке, которую Иван Александрович смастерил для садовых работ. Димка обеспечивал стариков абсолютно всем необходимым, однако Иван Александрович и Галина Семеновна продолжали возиться на грядках, ссылаясь на то, что свое всегда вкуснее покупного, а заняться им все равно нечем. Димка их, разумеется, за это не упрекал, но в шутку называл их труды насущные «огородным садомазо».
Впрочем, теперь было не до шуток.
– Нет, я не пойму, – горячился Степан. – Ну что с ним могло случиться в этом Китае? Может, он бабу себе нашел?
– Не все, между прочим, с тебя пример берут, – ввернула Томка.
После ночных событий у нее сильно болела голова, но все же она не упустила возможности вставить мужу шпильку. Степан сделал вид, что ее не услышал.
– Не мог же он сквозь землю провалиться! Ну что, просто так взял и исчез?
– Думаю, что не просто так, – с неким особым значением покачал головой Николай.
Он сидел в большом кресле, которое специально для него вынесли из дома.
– А вы не поясните нам этот свой многозначительный тон? – поморщилась Мария.
– Поясню, – с готовностью кивнул Николай. – Вы сами подумайте, кому выгодно, чтобы мы с вами не вернули вовремя кредит?
– Фонду, что ли? – развел руками Степан. – И чего? Думаешь, они сами своих клиентов гробить начнут?
– Почему сразу гробить? Уголовщиной они, конечно, не занимаются, но существует множество вполне законных способов задержать человека за границей. К тому же, когда срок договора с фондом истечет, Димка-то ваш вернется, а вот компьютеры, задержанные на таможне, будут стоить уже на вес золота. Вы знаете, какие они выставляют счета за то, что хранят задержанный товар на своих складах? Астрономические суммы!
В этот момент с веранды на крыльцо вышла Катя. Она держала правую руку вытянутой вперед, с ладошки у нее капала кровь.
– Стеклышки… – сказала она и заплакала.
Томка вскочила с перевернутого ведра и кинулась к дочери.
– Просила же на веранде убрать! – крикнула она Степану. – Сейчас, сейчас, доча, не плачь! Мама забинтует!
* * *Валя стояла на плацу рядом с КПП и смотрела на тяжелые ворота, которые шумно закрылись сразу же после того, как такси въехало на территорию военного училища. На душе у нее было смутно. С одной стороны, она понимала мужа, заботившегося о безопасности семьи, а с другой – чувствовала, что опять невольно стала чужим человеком для своих близких, оставшихся на Озерной. За пятнадцать лет она, естественно, отвыкла от родителей и от сестер, однако за ту неделю, что она провела здесь, в ней снова проснулись прежние чувства. Неожиданно для себя самой Валя вновь ощутила себя не только женой и матерью, с ролью которых давно и прочно сжилась, но чьей-то сестрой и дочерью, и это ощущение успело стать дорогим для нее. Теперь, стоя возле КПП военного училища и глядя на мужа, беседовавшего со своим старым товарищем, Валя вдруг представила себя крохотной птичкой, которая влетела в открытую дверцу, но неожиданно обнаружила себя в клетке.
– Зеленые человечки! – закричала Гуля, дернув ее за рукав и показывая на роту марширующих по плацу курсантов. – Я с ними хочу.
– Стой смирно, – непроизвольно перешла на армейский язык Валя.
– Добро пожаловать, – улыбнулся ей начальник училища, протягивая руку.
– Здравствуйте, – Валя пожала неожиданно узкую для такого крупного чина ладонь.
– Знакомься, – сказал Муродали. – Это Саня Туранов. Я тебе про него рассказывал.
– Очень приятно.
– Ну вот, чувствуйте себя как дома, – полковник хозяйским жестом обвел рукой свои владения. – У нас как за каменной стеной. Бояться вам тут абсолютно нечего.
– Да уж, – невесело улыбнулась Валя и опять посмотрела на массивные металлические ворота, рядом с которыми стояли часовые-курсанты с оружием за спиной.
Вид вооруженных людей почему-то вызвал у нее в памяти фильм «Крестный отец», и она поняла, какие чувства должны были испытывать герои этого фильма, когда между кланами мафии началась война и семье Корлеоне со всеми их детьми, родственниками и стариками пришлось прятаться за высоким забором под охраной людей с оружием. Разумеется, Валя не чувствовала за собой никакой вины, однако сходство ситуации странным образом связывало ее с криминальными героями американского фильма, и она подспудно ощущала себя если не частью преступного клана, то каким-то невольным жителем всеми забытого дальнего гарнизона в осаде.
– И девчушке вашей тут будет лучше, – сказал полковник, склоняясь над Гулей. – Ты смотри, какая славная получилась… Это надо же, против такой малявочки войну затеяли.
Он выпрямился и, привычно сам себя распаляя, продолжал:
– Ну, не уроды ли? Что со страной сделали? Фашизм, капитализм, гомосексуализм. То ли дело раньше было – ведь жили себе на один дом, и никто никого не обижал. Русские, татары, нанайцы – кого только не было, а теперь даже хохлы – нет, Мирза, ты представь себе, украинцы! – и те с нами в контрах. Все чего-то делим, прижимаем друг друга. А где, спрашивается, интернационализм? Все, вон, Ленина теперь попрекают, а ведь он правильные вещи про национальный вопрос придумал. Зря, что ли, царизм уничтожили?
