Эльчин Сафарли - Тысяча и две ночи. Наши на Востоке (сборник)
Этот глупый старый анекдот мы все знаем, но под план он всегда идет хорошо. Мы хохочем.
— Трое: Мирза, Алекпер, Сабир… — перечисляет Мика и смеется.
Всем хорошо. Мушфигу еще лучше. Он бьет себя по животу.
— Это что такое? Ха-ха. Bu ndir?[42]
— Опять началось… — говорит Анар.
Микаил бережно кладет второй косячок в карман.
— Поехали на море.
Через пять минут Range Rover Sport осторожно подкатывает к берегу моря. Идиотская идея, конечно, ехать затемно на пустой осенний пляж, и хорошо, что сегодня безветренно, песок не шуршит по бортам машины и не метет в открытые окна.
— Bu ndir? Я не чувствую свой живот. Ха-ха.
— Бля-я-я, — произносит Анар, не глядя на Мушфига и вытягивая голову, чтобы оглядеть дорогу.
Он останавливается в двух метрах от моря. Мы выходим, ступаем по влажному песку. Стоим в свете фар.
Микаил раскуривает второй косяк.
После затяжки я смотрю вдаль, туда, где темное небо сливается с морем. Я смотрю в море, и мне кажется, что я смогу пройтись по воде, и там за горизонтом я найду успокоение, там я найду ответы на все вопросы. Но Анар меня опережает.
— Бля, я ноги промочил!
Он слишком близко подошел к воде, и набежавшая волна залила его туфли.
— Кто же едет на дачу в туфлях? Baр yeridir d![43] — восклицает Мика.
— А типа в кроссовках можно в воду лезть?
Это я говорю, только голос будто не мой. Мушфигу по-прежнему лучше всех.
— Ха-ха, мой живот улетает! Bu ndir? Это не план, это какой-то героин!
Я смотрю в море. Я очень люблю море, оно всегда в движении, оно всегда разное. Может, я смог бы жить в любом другом городе, если бы там было море…
— Кушать хочу, — говорю я.
Почему-то из всего вороха мыслей наружу всегда лезет что-то приземленное. Ну да, после плана всегда пробивает на пожрать.
Я поворачиваюсь и иду от машины, от света фар.
— Куда он?
Я, не оборачиваясь, поднимаю руку. В знак чего-то. Иду в темноте, ориентируясь на редкие огни впереди.
— Куда он? Не найдем потом.
— Это его дача здесь. Его места. Он знает дорогу.
— Bu ndir? Ха-ха.
А я иду в темноте. Один в темноте.
* * *
Сегодня я напишу несколько мейлов, проведу пару встреч, просмотрю эту пачку документов и дам свои комментарии. Оставшуюся часть дня я буду переписывать список дел с текущей даты ежедневника на следующую. И так до бесконечности, до тридцать первого декабря, пока контора не выдаст мне новый.
Так было вчера. Сегодня. Завтра. Так пройдет еще один день, так пройдет моя жизнь.
Вечером я приеду домой. Мы поужинаем. Выпьем по бокалу вина.
В обнимку будем лежать на диване и смотреть кино. Дома есть пара новых дисков.
Займемся любовью, прямо там, на диване…
Я буду гладить ее по голове, расчесывать пальцами ее непослушные кудри.
Я люблю тебя. Я совсем не лучший муж, может, с другим ты была бы более счастливой, может, с другим ты была бы матерью…
Но я буду молчать. Об этом я лишь подумаю.
Потом она спросит меня:
— Какое сегодня число?
— Двадцать пятое, — отвечу я.
— Завтра мы приглашены на день рождения.
— Помню. Хочешь, не пойдем?…
Мы возвращаемся со дня рождения уже ночью. Сидели допоздна, развозили каких-то родственников. Уже почти час ночи. Я за рулем, сегодня я не пил — середина недели, а завтра с утра важная встреча.
Мы едем домой, слушаем в дороге Сезарию Эвору.
Я говорю, что у нее ужасно тоскливые песни. А она смеется и отвечает, что я ничего не понимаю.
Она говорит, что у меня стало больше седых волос на висках, а я отвечаю, что уже пора.
Светофор на перекрестке горит зеленым, я проезжаю его, не сбавляя скорости.
Дальнейшее происходит очень быстро…
Наблюдательный человек всегда заметит следы автокатастрофы. Даже если эвакуатор уже увез останки автомобилей, а дворники смели битое стекло и осколки фар, все равно внимательный прохожий сможет увидеть тормозной след на асфальте, отпечатки шин на бордюре или, как в моем случае, накренившийся фонарный столб.
Как всегда, все происходит очень быстро. Вначале нас освещают яркие фары автомобиля, выскочившего из какого-то двора или проулка на встречную полосу, я поворачиваю влево, избегая столкновения лоб в лоб, пролетаю через разделительный бордюр на чужую полосу, пытаюсь удержать машину, но теряю управление. Машину крутит, разворачивает, и ровно серединой мы влетаем в фонарный столб. Все это занимает всего лишь несколько секунд. Банальное «считаные секунды» как раз про это.
Сезария Эвора больше не поет. В ушах звенящая тишина. Вдали уносится виновник ДТП.
Баку, Баку, ты давно не спишь по ночам. Даже ночью твои улицы полны машин и пешеходов. Почему же сейчас этот перекресток пуст, почему здесь нет проезжающих автомобилей? Почему у моей разбитой машины нет толпы зевак?
Я вытаскиваю ее из машины со своей стороны, противоположную пассажирскую дверь заклинило и открыть невозможно. Она без сознания, но нет никаких ран или следов крови.
Я вытаскиваю ее осторожно, стараясь не задеть, не нанести случайных травм. В этот момент я ни о чем не думаю и действую просто интуитивно. Я несу ее на руках несколько метров, потом сажусь на тротуар, держу ее голову на коленях.
Баку, где же ты?
Чему нас учили на этих тренингах? Умению принимать решения в стрессовых ситуациях, быстрому реагированию в критических условиях, под давлением извне, способности брать на себя ответственность и сохранять спокойствие при внештатных обстоятельствах…
Я звоню в «Скорую», объясняю, что нет никакого домашнего адреса, что я сижу на тротуаре с женой на руках, которая без сознания, а наша машина разбита о фонарный столб. Я называю место происшествия, улицу и ориентир этого перекрестка.
Потом я вспоминаю про своего соседа, он дежурный врач в больнице, тут рядом, совсем близко. Я звоню ему на мобильный, телефон в сети, а значит — его смена, значит — он на месте.
Спустя пятнадцать минут мы едем в «скорой», едем в больницу, где ждет сосед.
Все под контролем, все под контролем.
Время в больнице будто остановилось. Ожидание тянется, растягивается на минуты, которые кажутся часами. Потом выходит мой усталый сосед. Он говорит, что все в порядке, что ее жизни ничего не угрожает. Я улыбаюсь, потому что все в порядке. Все обошлось, самое главное, что с ней все в порядке. Ничего не случилось, она цела и невредима, а машина — всего лишь железо, к тому же есть страховка. Все в порядке.
И этот стремительный хоровод моих мыслей упирается в стену, в окончание фразы врача: