Виктория Токарева - Ни с тобой, ни без тебя (сборник)
Нонна поехала в интернат. Автобус подвез ее к самому входу. Нонна отметила, что добираться удобно.
Внешне интернат не выглядел позорно. Вполне респектабельное строение.
Внутри сидела консьержка, отслеживала входящих. Перед ней стояла старуха и рассказывала свою жизнь. Консьержка не слушала, но кивала. Ждала, когда старуха отойдет.
Нонна разделась в гардеробе. Часы показывали половину четвертого. Значит, конец обеда.
Из столовой выплывали старики и старухи. Старух больше. Должно быть, они дольше живут. Женщины долговечнее.
Старость была представлена во всем многообразии: толстые и сухие, седые и крашенные хной. Увядшие рты, дряблые шеи, равнодушие во взоре. Природа загодя готовит человека к уходу.
Из столовой выходили молодые кинематографисты. Они покупали сюда путевки, как в дом творчества. Поработают – и снова в город, в гущу событий.
Молодые широко шагали, обгоняя стариков. Не толкали, но не замечали. Для молодого глаза их не существовало. Глаза молодых останавливаются на красивом и на съедобном. Чтобы можно было употребить себе во благо.
Старики ковыляли во мгле по тускло освещенному коридору. А молодые гулко топали, торопились размножаться. У поколений были разные задачи и разные скорости.
Нонна постучала в комнату номер девять. Комната была заперта. Следовало идти, выяснять, просить ключ. Нонна подумала и постучала в соседнюю дверь под номером восемь. Какая разница…
Дверь открылась.
Восьмую комнату занимала звезда звукового кино 30-х годов. Сейчас о ее звездности все забыли. Да если бы и помнили. Трудно совместить ТУ и ЭТУ.
Нонна вгляделась и совместила. Что-то неизменное осталось: смелость во взоре. Старуха бесстрашно смотрела в свое будущее.
– Здравствуйте, – сказала Нонна.
– Вы ко мне? – удивилась старуха.
– Я хотела посмотреть вашу комнату. Мы будем ваши соседи.
– Вы? – не поняла старуха.
– Не совсем. Дело в том, что я… – Нонна замолчала. У нее язык не поворачивался закончить предложение.
– Пожалуйста… – Звезда сделала приглашающий жест.
– Я оформляю родственника, – нашлась Нонна.
– Слава Богу. А я уж думала: молодые пришли сдаваться. Вам еще трахаться и трахаться, милочка…
– Долго? – спросила Нонна, и это был не пустой вопрос. Она боялась стареть.
– Сколько угодно. Старости нет. Есть болезни.
Нонна оглядела комнату. Стены были увешаны фотографиями прошлой жизни. Она жила прошлым.
Мебель – убогая, безличная, полированная. Эта комната пропустила через себя многие жизни, и комнате было все равно, кто следующий.
– Как вам здесь живется? – спросила Нонна.
– Со всеми удобствами и без перспектив, – ответила Звезда. – Время течет только в одну сторону.
– А дома – в противоположную?
– Дома об этом не думаешь. Просто живешь, и все.
Нонна постояла и сказала:
– Спасибо большое. Я пойду… Вам что-нибудь нужно?
– Книги, если можно. Маяковского и Корнея Чуковского. – Звезда помолчала и добавила: – У меня с ними был роман.
– С обоими? – удивилась Нонна.
– Не одновременно. С Корнеем позже.
– При живой жене?
– Вы странная, – удивилась Звезда. – При чем тут жена? Я говорю о любви, а не о семье.
– А разве не бывает любви в семье?
– Любовь – скоропортящийся продукт. Знаете, что убивает любовь? Привычка. Время.
– Ну, время и людей убивает, – заметила Нонна.
– Ничего подобного. У нас тут женятся. Находят себе пару.
– А зачем?
– Боятся помереть в одиночку. Надо, чтобы кто-нибудь проводил. Держал за руку.
Нонна помолчала и спросила:
– А Маяковский был красивый?
– У него был корытообразный рот.
– Это хорошо или плохо? – не поняла Нонна.
– Рот как корыто. Мне не нравилось. Хотя, конечно, он был законченный красавец.
– Вы бы хотели, чтобы открылась дверь и он вошел? – спросила Нонна.
– Я сама скоро к нему приду… – Она помолчала и добавила: – «Но жаль, только в мире ином друг друга уж мы не узнаем»…
– Узнаем, – сказала Нонна. Она была в этом уверена.
– Хотите чаю? – спохватилась Звезда. – У меня есть хорошее печенье.
– Нет-нет, спасибо. Мы еще увидимся.
Нонна попрощалась и ушла.
В гардеробе сидел крупный старик и разглагольствовал хорошо поставленным голосом. Ему внимала сухонькая старушка с прямой спиной.
– Сейчас время бессовестных людей! – провозгласил старик. – Все старые ценности не работают. А новые ценности не придумали. Сейчас одна ценность – деньги!
– Но это вполне старая ценность, – отреагировала старушка.
Нонна вышла из интерната.
Всюду лежал снег, гулял холодный ветер. А вверху небо было синим и молодым. И деревья застыли в ожидании счастья, как девушки на танцах.
Нонна села в автобус. Ей досталось место у окошка. Хорошо долго ехать, смотреть в окно и ничего не менять.
«Дома об этом не думаешь. Живешь – и все», – сказала Звезда. И это самое главное.
Тетя Тося занята с утра до вечера очень важным делом. Она обеспечивает жизненный процесс. Утром – завтрак. Никаких бутербродов. Только каши (это полезно) и к ним витамины: тертое яблочко, мед, сухофрукты.
Далее – поход в магазин. В магазине все продавщицы подружки. Она знает все про всех. В овощном отделе у Зины случилась беда: на сына наехала машина. Не насмерть, слава Богу, но с тяжелыми травмами. За рулем сидела молодая баба, не пьяная. Просто было темно, ни одного фонаря. Баба пришла к Зине на другой день, принесла доллары в целлофановом пакете. Дескать, заберите заявление из милиции. Зина вся в сомнениях: брать, не брать… С одной стороны, хорошо бы посадить, чтобы жизнь не казалась медом. А с другой стороны, она же не нарочно… «Еще бы не хватало, чтобы нарочно», – реагировала тетя Тося.
Магазин раскололся на два лагеря.
– Если их не наказывать, они нас всех передавят! – митинговал винно-водочный отдел. – Пусть сидит!
Бакалея не соглашалась:
– Она все равно откупится. Только деньги судье пойдут. Лучше уж Зине…
Тетя Тося возвращалась из магазина полная впечатлений. Этих впечатлений хватало на неделю.
Обед – не рутина. Творческий процесс. Например: куриные грудки – легко поджарить с овощами, и в самом конце – внимание! – консервированный ананас. Получается кисло-сладкое китайское блюдо. Ешь и замираешь от счастья. А тетя Тося стоит рядом и получает отраженное удовольствие. Она счастлива твоим счастьем.
В жизни тети Тоси, если подумать, больше ничего и не было. Только любовь к своей дочери, которая заменила ей все остальные любови. А дочь в ответ – комнату номер девять, где жизнь течет только в одну сторону.
Автобус подошел к дому, Нонна вышла. Подняла голову.