Сара Джио - Ежевичная зима
– Огромный? – подсказала я с улыбкой, подняла край фуфайки и показала накладку. – Как я тебя провела!
– Да. – У мужа явно отлегло от сердца. – Я уж подумал, что у нас будет двойня.
В тот день я купила эту модель толстовки в трех цветах, несколько пар брюк, все с прочным растягивающимся эластичным поясом, и черное платье с запа́хом, которое в журнале для будущих мам назвали самым подходящим фасоном для беременных. Я поморщилась, вспоминая об этом, отложила толстовку в сторону и достала из коробки черные легинсы с дырой на колене. Под ними лежало нижнее белье, аккуратно сложенное в стопку. Зачем они возвращают мне все эти вещи? Почему они не могли… просто сжечь их? В самом низу лежали кроссовки для бега. У меня были и другие, но эта пара была самой любимой. Потертые, идеально разношенные, они преодолели вместе со мной многие мили по залитым дождем улицам Сиэтла, пересекли финишную черту не одних соревнований, но теперь я не могла их видеть. Они будто предали меня.
Я бросила кроссовки и порванную одежду обратно в коробку и взглянула на Эбби.
– Где-нибудь поблизости есть помойка?
Эбби опустилась на колени рядом со мной.
– Клэр, – прошептала она, – может быть, тебе не стоит так спешить и выбрасывать вещи?
У меня защипало в глазах, я быстро вытерла со щеки слезу, раздраженная тем, что плачу.
– О, дорогая, иди ко мне, – Эбби обняла меня, и я прислонилась к ней, вдыхая исходящий от нее аромат лаванды. – Ты раньше так любила бегать, – продолжала она. – Почему бы тебе снова не попробовать?
– Не могу, – я замотала головой, – не буду.
Эбби потянулась и достала из коробки старые кроссовки.
– Все равно, – сказала она, – давай сохраним их. Выброси одежду, если хочешь, но эти кроссовки нужно оставить. – Подруга поставила их под мой стол. – Когда созреешь, снова наденешь их.
– Я никогда не созрею.
– Время лечит, – возразила Эбби. – После смерти моего отца мама сохранила все его вещи в гардеробе точно в таком же виде, в каком он их оставил. Три года они пылились в шкафу, прежде чем она смогла снова взглянуть на них. Мне было всего тринадцать, но я помню тот день, когда мама открыла тот старый шкаф и сняла с вешалки одну из рубашек. Она положила ее на кровать и долго лежала рядом с ней, плакала, вспоминала. Ей потребовалось много сил, чтобы сделать это, сил и времени. Я хочу сказать, маме нужно было через это пройти. Если бы она поручила кому-то собрать и выбросить все вещи отца, как предлагала тетя Дебби, у нее никогда бы не было возможности взглянуть в лицо своему горю, самой поставить точку в истории с отцом. Каждый горюет и выздоравливает в своем собственном темпе, дорогая. Дай себе время.
Я смотрела на кроссовки, привычно думая о том, что лучше мне было бы в тот день остаться дома.
– Не знаю, Эбби, – ответила я и отвернулась от кроссовок.
– Поверь мне, – сказала она, закрыла коробку и выставила ее в коридор. – Так ты нашла мальчика?
– Нет. Фрэнк снял с меня это задание, – я махнула рукой на зеленую папку с информацией для рекламы, которую я пообещала написать. – Теперь я пишу специальный рекламный разворот к следующей неделе.
Эбби нахмурилась.
– Нет, он не мог так поступить.
Она не хуже меня понимала, что поручение написать рекламу было равносильно отстранению от работы.
– И тем не менее он это сделал.
– Может быть, мне поговорить с ним? – предложила Эбби.
– Я бы на твоем месте не стала этого делать.
Он грыз карандаш.
Эбби сложила руки на груди.
– Что ж, я думаю, что тебе все равно следует продолжать поиски. Удиви его. По-моему, тебе не нужно бросать эту историю, Клэр.
– Но Фрэнку она не нужна, – я пожала плечами. – Даже если я что-нибудь найду, будет уже слишком поздно. Снег растаял. Жизнь продолжается. Думаю, что я упустила эту тему.
– Нет, – возразила Эбби, – ты ничего не упустила. Ты только слегка царапнула поверхность, – ее глаза сузились. – Послушай, дорогая, я сотню раз видела, как ты работала над статьями, но ни одна тема не зацепила тебя так, как история этого маленького мальчика. Напиши о нем. Пусть даже для самой себя. И потом, мне хочется узнать, что же все-таки случилось с малышом.
– Мне тоже, – вздохнула я, достала из сумки блокнот и положила его на зеленую папку. – Да, – в моем голосе явно прибавилось уверенности, – я закончу эту историю.
– Вот и молодец, – похвалила меня Эбби.
Я снова бросила взгляд на кроссовки, потом посмотрела на подругу.
– Знаешь, что самое забавное? – Я показала ей письмо из госпиталя. – Оно подписано фамилией Морландстид. На детском рисунке, который я нашла, та же фамилия.
Эбби просияла.
– Думаешь, есть какая-то связь?
Я пожала плечами.
– Может быть, это просто невероятное совпадение, – предположила я, но мое репортерское чутье уже напомнило о себе. – Хотя фамилия необычная. Кто знает?
– Продолжай работать, – Эбби направилась к двери. – Я здесь до шести, если я тебе понадоблюсь.
– Спасибо, – ответила я и вернулась к компьютеру, чтобы найти номер телефона госпиталя. Потом я взялась за телефон.
Когда мне ответили, я объяснила цель своего звонка.
– Здравствуйте, я хотела бы поговорить с вашей сотрудницей, которую зовут Кэти Морландстид.
– Минутку.
Через несколько секунд в трубке раздался звонкий голос:
– Это Кэти.
– Здравствуйте, Кэти. Меня зовут Клэр Олдридж, я корреспондент «Сиэтл Геральд». Видите ли, в чем дело… Сегодня я получила вашу посылку. Это коробка с…
– Да, Клэр, разумеется. Я надеюсь, вы не против того, что мы отправили ее вам на работу? У нас почему-то не оказалось вашего домашнего адреса. Мы действительно пытались связаться с вами в течение некоторого времени. Вы, возможно, думаете, что мы напрасно отправили вам вещи, оставшиеся после несчастного случая, но наша практика показывает, что пациенты быстрее выздоравливают после того, как увидят то, что напоминает о трагедии…
– Да, конечно, – я решила прервать поток слов, – я не против. Но я звоню вам по другому поводу. Надеюсь, вы сможете ответить мне на один вопрос. Нет ли у вас родственницы, которую зовут Ева Морландстид? Честно говоря, я позвонила вам просто наудачу…
– У меня действительно есть двоюродная бабушка по имени Ева.
Я на мгновение потеряла дар речи.
– В самом деле?
– Да, она живет в Сиэтле, рядом с рынком Пайк Плэйс. Тете Еве за восемьдесят, но этих лет ей никогда не дашь. У нее очень живой ум. Подождите-ка, а откуда вы ее знаете?
– Это довольно длинная история, – ответила я. – Я работаю над статьей и случайно нашла детский рисунок с ее именем на обороте. Мне бы очень хотелось поговорить с ней.
