Тим Дорси - Не будите спящего спинорога
Коулмэн подошел к молочному отделу, схватил аэрозоль со взбитыми сливками и засунул кончик в рот. В нормальной атмосфере сливки портятся, и поэтому производители используют закись азота, или веселящий газ. Коулмэн знал: если баллончик долго простоит, газ выделяется и скапливается вверху.
— Опять! — завопил менеджер. — Сколько раз говорил, не трогай мои сливки!
Коулмэн уронил баллончик и пошатнулся. В голове шумело, звуки отдавались эхом. Он хотел было ретироваться, но вестибулярный аппарат подвел. Коулмэн свалился прямо на восьмифутовую пирамиду обезжиренных плавленых сырков.
— Сейчас ты за все мне заплатишь! — прошипел менеджер, тыча пальцем в два десятка баллончиков из-под сливок, разбросанных по дну холодильника. Менеджер схватил Коулмэна за руку. — А ну гони деньги! Быстро!
Коулмэн вытащил из-за пазухи две полусотенные бумажки и отдал их менеджеру. Тот насильно впихнул Коулмэну картонную каробку и приказал собрать пустые баллончики, покинуть магазин и больше никогда не возвращаться.
Джим подождал, пока менеджер уйдет.
— Простите? Вы случайно не из моих соседей?
— Я то, что я есть. Хи-хи-хи-хи-хи! Дружинники вытаращили глаза.
— Забористая вещь, — сказал Коулмэн, наполняя коробку баллончиками.
— Вы не могли бы отвезти нас домой? — спросил Джим.
— Конечно, мог бы, — сказал Коулмэн. — Пошли.
Джим посматривал на грудь Коулмэна. Что-то было не так. Сказать об этом вслух ему не позволяло чувство такта. Сэтчел не страдал от подобных ограничений.
— Эй! А что у парня с грудью? Коулмэн посмотрел на свою грудь.
— А, ты об этом! В нашем городе брать с собой деньги по ночам опасно, нужно непременно носить пояс для денег. Пояса в магазине закончились, я был пьян и купил для денег лифчик.
В знак подтверждения он достал из-за пазухи триста долларов и засунул обратно.
— Почему у вас с собой столько наличных? — спросил Джим.
— А ты что, не носишь с собой деньги, чтобы выплатить залог в полиции?
— Нет такой привычки…
Коулмэн вывел их через главный вход и поставил под сиденье трехколесного велосипеда коробку со сливками.
— Я думал, у вас машина, — удивился Джим.
— Была, — сказал Коулмэн. — Я попал в аварию, а страховая компания отказалась платить, потому что у меня нет страховки.
— Смотрите, таксофон освободился! — сказала Вилма.
— А куда делась трубка? — удивился Джим. Коулмэн поехал вниз по улице; дружинники, как утята, засеменили следом. Он повернул налево, потом направо. Им помахал продавец из ломбарда.
— Эй, Коулмэн, что слышно?
Коулмэн помахал в ответ. Проехал еще два квартала. Под знаком «стоп» сидел мужчина и пил из бумажного пакета.
— Коулмэн! Почему за тобой ходят всякие лохи? Смотри, дерьмо на хвосте! Ха-ха-ха!
Коулмэн помахал ему и поехал дальше. У эстакады остановился и закричал мальчишкам:
— Это я, Коулмэн! Не бросайте кирпичи. Я хочу пройти.
— Лады, Коулмэн! И они прошли.
Серж перешел бульвар Ганди и, как раз когда кофе выветрился, достиг супермаркета. Он снова забрался в «барракуду» и подъехал к краю стоянки. Высунулся из окна и в последний раз заснял Кросстаун-инн, где были припаркованы три седана под странными углами, кричали люди, слышались выстрелы.
Серж выехал на дорогу. Впереди на обочине что-то происходило. Серж взял левее и притормозил, увидев целую процессию пешеходов во главе с трехколесным велосипедом. Серж остановился перед велосипедом и бросил ключи Коулмэну. Тот открыл багажник. Коулмэн положил велосипед в багажник, завязал веревкой крышку и залез на сиденье рядом с Сержем. Все это делалось в полном молчании, как будто Серж каждый день подбирал Коулмэна в несусветной дали.
Серж оглянулся на остальных.
— Вы с нами, ребята?
Дружинники с готовностью залезли в «барракуду».
— Славная вылазка! — вздохнул Коулмэн.
— Как всегда, — отозвался Серж.
Глава 30
«Барракуда» завернула на улицу Спинорога и остановилась перед домом Сержа и Коулмэна. Дружинники выбрались из машины и поблагодарили водителя.
Орвилл остановился, указывая на что-то пальцем.
— Эй, Джим, смотри, что у тебя перед домом!
— Похожа на твою, угнанную, — заметил Сэтчел.
— Это и есть моя машина!
— Наверное, ее кто-то оставил.
— Надо же! — восхитилась Вилма. — Везет тебе сегодня!
Они зашли в дом. Джим сразу вызвал полицию, чтобы оформить документы для страховки.
— Хочу сообщить об угоне машины… Да, моя жена на этой неделе звонила… Нет, это была другая машина… Эта машина моя собственная… Сейчас она у моего дома… Нет, ее угнали в другом месте и пригнали сюда… Я понимаю, что обычно наоборот…
Марта сварила кофе и открыла пачку крекеров. Вилма, Орвилл и Сэтчел рассказали о своих злоключениях так, словно провели лучший вечер в жизни. Потом повторили рассказ и вызвали такси.
Орвилл высматривал такси, когда вдруг заметил что-то подозрительное.
— Джим, слушай, что он тут делает?
— Кто?
Орвилл указал на окно. Джим подошел и успел увидеть, как полицейский эвакуатор увозит его «субурбан».
Джим лежал в постели на животе. Марта массировала ему спину.
— И перестань себя винить, — сказала она. — У тебя был очень тяжелый день.
— Знала бы ты, на что я сегодня насмотрелся! Я, наверное, больше никогда не засну, если буду думать, что там происходит по ночам.
— Давай включим телевизор. Мне это обычно помогает заснуть.
Марта взяла с ночного столика пульт и включила телевизор, стоявший на шкафу.
Под аплодисменты аудитории двойники известных ведущих впаривали зрителям кухонные приборы. По низу экрана полз бесплатный телефонный номер.
— Невероятно! — удивился Джим. — И люди действительно это покупают?
— Видишь? Ты уже отвлекся.
— Как они нашли зрителей?
— Это же инфореклама, — объяснила Марта, массируя Джиму плечи.
— Я даже не знал, что такая бывает.
— Просто в это время ты всегда спишь.
— Как все нормальные люди.
А в доме напротив Серж и Шэрон били лампы, сбрасывали пепельницы, замахивались друг на друга ножами и прочими способами занимались любовью. Серж повалил Шэрон на спину, головой к изножью. Безжалостно подавляя всякое сопротивление, он вошел в нее. Еще и еще. Потом схватил пульт и включил стоящий на шкафу телевизор, чтобы во время более скучных моментов поразвлечься.
— Сильнее! Сильнее! Сильнее!! — кричала Шэрон. — Быстрее! Быстрее! Быстрее!!
Она задрала длинные изящные ноги; Серж схватил ее за щиколотки и прижал к постели, чуть ли не к ушам.
— Да! Да! Да! Трахай меня! Трахай! Трахай сильнее! Я животное! Трахай грязное животное!
Серж увеличил амплитуду, одновременно переключая каналы.
— Смотри, опять ведущие продают всякую ересь. Готов поспорить, половина этих кухонных приборов не работает.
— Сделай мне больно! Сделай мне больно, гадкий!
— Меня поражает этот аспект нашей культуры, — продолжал Серж, не замедляя ритма. — Ты только глянь на зрителей в студии. Хочешь знать, почему у нас такое ужасное правительство? Потому что у этих придурков есть право голоса.
— О боже! Где твой фонарик? Сунь фонарик мне в задницу!
— Не могу. Коулмэн его потерял во время кражи со взломом. А я говорил, он мне дорог как память!
— Еще! О боже, еще!!!
— И где они находят зрителей? Вот что меня больше всего удивляет. До чего же конченой и жалкой должна быть жизнь, чтобы предпочесть ей такое извращение?
— Кончаю! Кончаю! О боже, я кончаю!
— Им просто нужна любовь, пусть даже поддельная, в обмен на покупку миксера. Семья как ячейка общества в нашей стране в большом упадке…
— Кончаю! Вот оно!.. Ай! Ай! Ай! Ай! Ай! Ай! Ай! Ай! Ай! Ай! Ай! Ай! Ай! Ай! Ай! Ай!..
— И все-таки покупатели им звонят, иначе они не заказывали бы себе эфир. Интересно, кто их смотрит? Кто среди ночи покупает всякую ерунду?
За стеной Коулмэн сидел перед телевизором с пивом в одной руке и с телефоном — в другой.
— Да, я хочу заказать электрическую перцемолку…
Глава 31
В лестничном колодце дома на Буш-бульваре колыхалась желтая лента, какой полиция огораживает место преступления. Наверху разместились несколько полицейских нарядов, среди них — сержант тампской полиции. На ковре меловым контуром было обозначено место, куда приземлился мужчина в шелковом японском халате. Сержант сидел на диване и смотрел телевизор. Он щурился и наклонял голову набок, тщетно силять различить в зашифрованном изображении сосок. Закурил и засунул зажигалку в карман. В открытую дверь постучали.
Сержант поднял глаза и увидел человека средних лет в помятых слаксах, розовой рубашке и твидовом спортивном пиджаке. На голове — заломленная под старомодным углом мягкая фетровая шляпа. Черный галстук с гавайскими танцовщицами.
