Юрий Карлаш - Мир, который рядом
- Не знаю, сказали, Соломина к адвокату. Значит иди.
Придя в штаб, я зашел в приемную. Это была небольшая комната, в которой сидел начальник моего отряда и незнакомый мне мужчина.
- Вызывали?
- Да, заходи, Соломин, - пригласил меня отрядник, - вот познакомься, адвокат к тебе.
- Здравствуйте.
- Да ты присаживайся, не стесняйся, - мужчина показал жестом на стул, - меня зовут Андрей Николаевич, я приехал ходатайствовать о твоем условно-досрочном освобождении.
- С чего это мне такая честь? – удивился я.
- Эдуард Вениаминович за тебя волнуется, просил помочь.
Тут до меня дошло. Лимонов, после освобождения периодически писал мне письма, даже присылал посылки несколько раз, но о том, что он замутит мне УДО, я никогда не думал. Да, он писал в письмах, что пытается решить вопрос в отношении меня, но, зная его занятость и правила колонии, я не верил в то, что что-то получится.
- Понятно, - поддержал я разговор, - огромное спасибо ему передавайте за заботу.
- В общем так, Юрий, по закону тебе можно претендовать на досрочное освобождение, что мы и будем делать. Обещать я, конечно, ничего не буду, но то, что в моих силах, организую. Теперь мне надо знать о тебе все.
Последовал ряд вопросов, на которые я без замедления ответил.
- Я напишу ходатайство, - продолжал Андрей Николаевич, - от твоего имени и привезу тебе. Ты ознакомишься, подпишешь, и мы отправим его в суд города Энгельса. Через неделю я к тебе приеду.
Адвокат уехал, а у меня сорвало колпак. «Неужели получится? Ну Эдуард, ну молодец! Блин, начальник наверное залупится, мне ведь еще два с лишним года сидеть. Такие срока тут никто не оставляет.»
- Если Лимонов впрягся, то получится, – успокаивал Мишка, когда мы встречались с ним в клубе.
- Что, на УДО собрался? Да кто ж тебя отпустит? – обламывали мусора.
Вот и думай теперь. Все, что я пережил в эти дни, никакими словами не передать. У меня пропал сон, я постоянно представлял себе волю, мать, друзей. Ведь если все получится, то где-то месяца через полтора я буду дома. А если нет…
Через неделю приехал адвокат и привез ходатайство, которое я сразу подписал. Наступило время ожидания. Я за весь срок столько не думал, как в эти дни. Чем бы я себя не заморачивал,
время словно остановилось и тянулось, как резина.
- Соломин, а ты не можешь адвокату сказать, чтобы он подождал с ходатайством месяцок? – спросил меня как-то начальник воспитательного отдела. - А то смотр на носу, кто тебя заменит?
- Борис Алексеевич, Вы когда-нибудь видели зека, который хочет задержаться в зоне?
- Вообще-то нет.
- Ну и адвокат, как мне кажется, тоже не видел. Я не хочу выглядеть в его глазах дебилом. Да и вообще, я, если честно, хочу домой. Смотр и без меня пройдет. Там все отрепетировано уже. И рано об этом говорить, меня еще никто не отпускает.
- Если честно, то ходят слухи, что насчет тебя начальнику ходатайство пришло, подписанное несколькими депутатами Государственной Думы. И если это, и правда, так, то я думаю, что тебе пойдут в колонии навстречу.
«Ничего себе замута! Депутаты. Вот это да…»
Помимо этого, я узнал, что Лимонов погасил за меня иск. В зоне было правило, не отпускать людей с непогашенным иском на УДО, о чем писатель, как я понял, не забыл. Через некоторое время меня выдернули на комиссию:
- А, Соломин? Заходи, – пробурчал хозяин, - ну что тут у нас?
Каждый мусор, ответственный за какой-нибудь отдел давал мне характеристику. Особую рекомендацию дал, конечно, Неведов, так как непосредственно являлся моим начальником. В принципе, он ничего плохого обо мне не сказал, только упомянул, что я читаю новости, пишу фанеры и исполняю обязанности худ. руководителя в клубе.
- И ты собрался домой? – резко спросил начальник, - а кто работать будет? Тут минимум троих на замену надо.
- Найду, – решительно ответил я.
- Ну хорошо, мы дадим тебе положительную характеристику в суде, но поверь, с такими сроками суд не отпускает. Иди.
***Мне стала чаще сниться Мать
Мой город, дом, друзья, подруги.
Как возвращаюсь я опять
В свою среду, после разлуки.
Я не был здесь уже давно
С момента моего ареста
Мне снится слива под окном
И ждущая меня невеста.
Устал, отвык, кричит душа,
И просится с мольбой
В края Родные.
Пока живу с надеждой,
Жду суда. Прошу:
Освободите!
Вы ведь, как и я – ЖИВЫЕ.
16.09.2004
Наступил период ожидания суда. Я нашел себе замену на радиогазету и стал стажировать нового редактора. Главная проблема была с клубом. У Вовки никак не получалось освоить синтезатор, а других кандидатов просто не было.
- Борис Алексеевич, - начал я, встретив Неведова в клубе, - замены на синтезатор нет, кроме Андрея.
- Его со свинарника не переведут назад. Это распоряжение начальника.
- Поймите, кроме него никто так не разбирается в музыке. Помимо того, что он пишет фонограммы, он хороший руководитель. Вы хотите, чтобы клуб потихонечку затух? Ведь не каждый день сажают таких музыкантов, как Андрей.
- Я-то все понимаю, Соломин, но начальник настроен очень серьезно в отношении него. И подходить к нему с этим вопросом опасно. Поищи пока другую замену.
- Кого? Колхозников, которые расшибут всю эту технику за пару дней? Некого мне вместо Андрея оставлять.
- Поживем, увидим, а ты все равно ищи.
Искать я, конечно, никого не собирался, так как знал, что если меня отпустят, то отпустят и без замены. Не скажет же начальник судье, что в зоне некому музыку играть, и поэтому он против.
В бараке я появлялся только к отбою, так как после перевода так и не привык к новому месту. Единственным человеком в первом отряде, с которым я нашел общий язык, был Стас, который сидел за наркоту. Стаса я знал еще по отрядной работе, так как он тоже занимался делами своего барака. С этим человеком было приятно посидеть перед отбоем в локалке и поговорить о жизни. Парень он был не глупый, а сел за то, что покуривал травку и покупал ее себе стаканами. Ему было тридцать с лишним лет, он был начитан, имел высшее образование. Стас оказался единственным, с кем можно было разговаривать на откровенные темы: по поводу режима, беспредела в колонии, человеческого блядства и всего остального. Я почему то был уверен, что он меня не сдаст за такие беседы.
- Вот освободишься, Юрок, что делать будешь? – спросил меня Стас.
- Домой поеду.
- Ну, это понятно, а придумал, чем заниматься будешь?
- Я ведь музыкант, Стас, играть опять буду. Может, татуировкой займусь. А работать? Не определился пока. До подсидки экспедитором был, а сейчас не возьмут, наверное, в торговлю с судимостью.
- А к Лимонову не собираешься?
- В каком смысле? Заеду, конечно, поблагодарю, может, и он с работой поможет. Не знаю, Стас, там видно будет.
- Юрок, а ты не можешь его попросить, чтобы он книгу про зону нашу написал? Ведь на воле никто не представляет, что такое бывает. Тут же беспредел! Столько судеб людских поломано. Наверное, при Сталине лучше порядки были, чем здесь сейчас.
- Ты меня за живое задел. Мысль по поводу книги у меня возникла еще в карантине, и я весь срок ее вынашиваю. А насчет Лимонова? Я, наверное, обговорю с ним на эту тему, может, согласится. А если нет, то я сам напишу.
- Если напишешь, то мне привет передавай, - пошутил Стас.
«Стас! Тебе привет! Книгу я написал. Насколько правдиво отразил всю сущность нашего арестантского бытия, решай сам».
***Оставался день до суда, когда Андрея перевели в клуб. «Раз начальник на это пошел, значит, меня и правда могут освободить», - никак не успокаивался я.
Я сегодня уже не усну
Ливень мыслей шальных
Обуял мою душу.
Завтра суд будет править судьбу мою,
Может даже оковы стальные разрушит.
***Все чаще я мечтаю о том, как я свободен
Несет судьба лихая меня потоком грез.
Все чаще я ночами тревожно засыпаю
И вспоминаю материнских тяжкий шепот слез.
Все больше я гоню за то, что будет дальше
Что судьи в отношении меня решат.
Да! Я гоню! Мне это очень важно!
Да! Я устал. Я так хочу назад…
20.09.2004
- Осужденный Соломин Юрий Владимирович на заседание Энгельсского Городского Суда прибыл! – у меня тряслись коленки, перед глазами стоял туман.
