Джон Гришем - Покрашенный дом
Я умудрился оттащить отца в сторонку и объяснить ему создавшееся положение. Он что-то сказал Паппи, и мы рысью направились обратно к дому. Бабка уже собирала все необходимое — спирт для мытья рук, полотенца, болеутоляющее, пузырьки с гнусными зельями, которые заставят Либби забыть о деторождении. Она раскладывала свой арсенал на кухонном столе — я никогда не видел, чтобы она так быстро двигалась.
— Быстро мойся! — скомандовала она отцу. — Отвезешь нас туда. Это все займет некоторое время.
Было видно, что отцу вовсе не улыбается быть втянутым в это дело, но спорить с собственной матерью он и не собирался.
— Я тоже вымоюсь, — сказал я.
— Ты никуда не поедешь, — отрезала мама. Она стояла у раковины, держа в руках помидор. Паппи и мне на ужин достанутся остатки от обеда плюс обычная тарелка огурцов и помидоров.
Они поспешно отъехали от дома — отец за рулем, мама втиснулась между ним и Бабкой. Я стоял на передней веранде и смотрел, как пикап мчится по дороге, как клубится пыль из-под его колес, пока они не достигли реки. Мне очень хотелось быть с ними.
На ужин нам остались бобы и холодные хлебцы. Паппи ненавидел есть остатки. Он считал, что женщины должны были прежде приготовить ужин, а уж потом ехать на помощь Летчерам, а кроме того, он был против снабжения их продуктами.
— Не понимаю, зачем надо было обеим женщинам туда ехать, — бормотал он, усаживаясь. — Любопытные они, как кошки, а, Люк? Прямо невтерпеж было, лишь бы поглядеть на беременную девчонку!
— Точно, сэр, — сказал я.
Он благословил наш ужин быстрой молитвой, и мы стали молча есть.
— С кем «Кардиналз» нынче играют? — спросил он потом.
— С «Редз».
— Хочешь послушать?
— Конечно!
Мы слушали эти репортажи каждый вечер. Да и что нам было еще делать по вечерам?
Мы убрали со стола и сложили грязную посуду в раковину. Паппи никогда не занимался мытьем посуды — это считалась женской работой. Когда стемнело, мы уселись на веранде на своих обычных местах и стали ждать Харри Карая и «Кардиналз». Воздух был тяжелый и все еще ужасно разогретый.
— А сколько времени длятся роды? — спросил я.
— Ну, это зависит... — ответил Паппи со своей качалки. Это было все, что он произнес, так что, подождав достаточно долго, я спросил снова:
— От чего зависит?
— Ну, от многих вещей... Некоторые младенцы прямо-таки выскакивают наружу, а у других это занимает несколько дней.
— А у меня сколько заняло?
Он с минуту раздумывал.
— Да я как-то и не помню... Первый ребенок обычно долго выходит...
— А ты был рядом?
— Не-а. Я в тракторе сидел. — Рождение детей было явно не той темой, на которую Паппи желал бы порассуждать. И разговор завис.
Я увидел, как Тэлли покинула передний двор и растворилась в темноте. Спруилы укладывались спать, их костер уже почти погас.
«Редз» выиграли четыре очка уже к середине первого иннинга. Паппи так расстроился, что пошел спать. Я выключил приемник и еще посидел на веранде, высматривая Тэлли. Немного погодя я услышал храп Паппи.
Глава 16
Я намеревался сидеть на переднем крыльце и ждать, пока родители и Бабка вернутся от Летчеров. Я даже мог себе представить, что там происходит: женщины в задней комнате возятся с Либби, а мужчины сидят снаружи со всеми их детишками, как можно дальше от роженицы. Их дом был через реку от нас, совсем недалеко, и мне очень хотелось сейчас быть там.
Усталость здорово одолевала, я чуть было не заснул. В лагере Спруилов было тихо и темно, но я не заметил, чтобы Тэлли вернулась.
Я на цыпочках прокрался сквозь дом, убедился, что Паппи спит глубоким сном и вернулся на заднюю веранду. Сел на краю, свесив ноги. Поля за амбаром и силосной ямой стали нежно-серого цвета, когда из-за облаков выглянула луна. До этого они прятались во мраке. И тут я увидел, что она идет по нашей главной полевой дороге, одна — луна как раз на секунду вырвалась из-за облака. Она никуда не торопилась. Потом все опять погрузилось во тьму. И долгое время не было слышно ни звука, пока она не наступила на сухую ветку.
— Тэлли! — громким шепотом позвал я.
После долгой паузы она наконец ответила:
— Это ты, Люк?
— Иди сюда, — сказал я. — Я на веранде.
Она была босиком и при ходьбе не издавала ни звука.
— Что ты там делаешь, Люк? — спросила она, останавливаясь напротив.
— Ты где была? — спросил я.
— Просто гуляла.
— А зачем?
— Не знаю. Иногда хочется убраться подальше от семейства.
Это, конечно, имело смысл. Она уселась рядом со мной на веранде, подтянула юбку выше колен и стала болтать ногами.
— Иногда мне хочется от них сбежать, — тихонько сказала она. — У тебя никогда не возникало такого желания?
— Да нет, пожалуй. Мне ж только семь. Но я вовсе не собираюсь всю жизнь здесь оставаться.
— А где ж ты будешь жить?
— В Сент-Луисе.
— Почему именно в Сент-Луисе?
— Там играют «Кардиналз».
— Ты хочешь играть в этой команде?
— Конечно.
— Это ты здорово придумал, Люк! Только дурак согласится всю жизнь собирать хлопок. Я вот тоже хочу уехать на север, туда, где попрохладнее и полно снега.
— А куда?
— Не знаю. Может, в Монреаль.
— А это где?
— В Канаде.
— А они там в бейсбол играют?
— Не думаю.
— Тогда забудь об этом.
— Нет. Там здорово! Мы в школе про них проходили, по истории. Канаду первыми заселили французы, и именно на этом языке там все говорят.
— А ты знаешь французский?
— Нет, но могу выучить.
— Да, это легко. Я вот уже научился говорить по-испански. Хуан меня научил в прошлом году.
— Правда?
— Si.
— Скажи еще что-нибудь.
— Buenos dias. Por favor. Adios. Gracias, senor. Como esta?[3]
— Ух ты!
— Видишь, я ж говорю, что это легко. А этот Монреаль, он далеко?
— Не знаю точно. Наверное, далеко. И это одна из причин, почему я хочу туда уехать.
В спальне Паппи вдруг вспыхнул свет. Он осветил и дальний край веранды и испугал нас.
— Сиди тихо, — прошептал я.
— А кто это? — также шепотом спросила она, пригибаясь так, словно сейчас в нас полетят пули.
— Да это просто Паппи. Пить захотел. Он всю ночь так, то и дело встает.
Паппи прошел на кухню и открыл холодильник. Я наблюдал за ним сквозь сетку на двери. Он выпил два стакана воды, потом протопал обратно к себе в спальню и выключил свет. Когда вокруг опять стало темно и тихо, она спросила:
— А почему он все время ночью встает?
— Потому что беспокоится. Рики воюет в Корее.
— А кто такой Рики?
— Мой дядя. Ему девятнадцать.
Она немного подумала над этим, потом спросила:
— Он красивый?
— Не знаю. Никогда об этом не задумывался. Он мой лучший друг, и я очень хочу, чтобы он вернулся домой.
С минуту мы думали о Рики, продолжая болтать ногами.
— Слушай, Люк, а ведь пикап перед ужином куда-то уехал. Не знаешь, куда?
— К Летчерам.
— А кто это?
— Издольщики, за рекой живут.
— А зачем твои туда поехали?
— Не могу тебе сказать.
— Это почему же?
— Потому что это секрет.
— Какой секрет?
— Большой.
— Да ладно тебе, Люк. У нас с тобой ведь уже есть свои секреты, не так ли?
— Да вроде.
— Я никому не сказала, что ты за мной подглядывал на речке, так ведь?
— Думаю, не сказала.
— А если бы сказала, тебе бы здорово влетело, так?
— Надо думать, так.
— Ну так вот! Я умею хранить секреты. Так что там случилось, у этих Летчеров?
— Обещай, что никому не скажешь!
— Обещаю!
Весь город уже знает, что Либби беременна. Так что толку притворяться, что это секрет?
— Ну, у них там есть девчонка, Либби Летчер, так она рожает. Прямо сейчас.
— Ей сколько лет?
— Пятнадцать.
— Господи!
— И они хотят сохранить все это в тайне. Доктора настоящего звать не стали, потому что тогда все узнают. И попросили Бабку приехать и принять роды.
— А зачем им это в тайне держать?
— Да потому что она не замужем.
— Ничего себе! А отец кто?
— Она не говорит.
— И никто не знает?
— Никто, кроме самой Либби.
— Ты с ней знаком?
— Виделись как-то, только их там целая кодла, этих Летчеров. Я знаю ее брата Перси. Он говорит, что ему двенадцать, только я не верю. Трудно сказать, они ведь не ходят в школу.
— А ты знаешь, как девочки становятся беременными?
— Да вроде нет.
— Тогда я тебе лучше не стану рассказывать.
А мне-то что, даже лучше. Рики один раз пытался поговорить со мной о девчонках, и это было ужасно противно.
Она еще быстрее заболтала ногами, переваривая эту замечательную сплетню. Потом сказала:
— А до реки-то недалеко.
— Около мили.
— А они далеко от берега живут?
— Да там совсем немного пройти по грунтовке.
— Ты когда-нибудь видел, как дети родятся?
— Не-а. Как коровы телятся видел, и как собаки щенятся. А настоящего младенца — нет.
— И я не видела.
Она спрыгнула вниз, схватила меня за руку и сдернула меня с веранды. Удивительно, какая она оказалась сильная!
