Норман Мейлер - Крутые парни не танцуют
Мы подражаем им. В других местах измеряют кислотность дождей, или степень загрязнения воздуха, или количество диоксина в почве. Здесь у нас нет ни промышленности, ни сельского хозяйства – здесь только ловят рыбу да сдают на лето жилье, и потому воздух и песок чисты, но редкий день в баре не ощущается гнета духов, и когда я вошел туда, отягощенный бессонными ночами в обществе призраков Адова Городка, мое присутствие почувствовали все, и я это понял. Я мог бы с таким же успехом опрокинуть в бассейн баночку чернил. Мне обрадовались здесь не больше, чем угрюмому полену, брошенному на тлеющие уголья.
Все бары, как и все очаги – я сам наблюдал это в пору своей работы барменом, – восприимчивы примерно к одним и тем же возмущениям, хотя полено, наполняющее чадом один камин, может вспыхнуть в другом. Моя депрессия плюс заряд адреналина, которым я был обязан своим преследователям, а также тревожные, навязчивые образы, запутавшиеся в моих волосах, вскоре взвинтили весь мирно дремлющий «Бриг» до взрывоопасного состояния. Люди, угасавшие за отдельными столиками, стали перебираться к соседям. Пижоны, которые едва обменивались словом со своими старухами, ощутили жизнерадостный зуд. И я, закупоренный в бутыль своего страха крепче всех остальных – а зимы в Провинстауне можно называть именами тех, кому в очередной раз выпала эта честь, – приписал заслугу общего воспламенения себе, хотя всего лишь кивнул по дороге паре приятелей да выбрал уединенное место у стойки.
Первым ко мне подошел Поляк Пит, и у нас состоялась краткая беседа, в самом начале которой я почувствовал себя так, словно мне свернули шею.
– Эй, – сказал он, – а я говорил с твоей женой.
– Сегодня?
Он сделал паузу. Моя пересохшая глотка не сразу справилась с вопросом, и когда он прозвучал, Пит уже лил в себя пиво. Кроме того, он успел отвлечься и мысленно. Такое часто случалось в «Бриге». Люди заводили разговор, а потом их мысли, особенно от сочетания пива с амфетамином, распрыгивались в стороны, как водяные клопы.
– Сегодня нет, – ответил Пит. – Пару дней назад.
– Когда?
Он помахал рукой.
– Ну, пару дней.
С таким же успехом он мог сказать: «Пару недель назад». Я давно заметил, что зимой наши жители измеряют время фиксированными интервалами. Допустим, что-то случилось две недели назад или два дня назад, но если ты привык говорить «пять дней назад», то этот срок и запишется у тебя в памяти. Поэтому я не стал нажимать на него, а решил просто развить тему.
– И чего Пэтти от тебя хотела?
– А! Ну, знаешь, хотела, чтобы я присматривал за тем большим доминой на холме в Уэст-Энде.
– Который она думает купить?
– Так она сказала.
– Хочет, чтобы за ним присматривал ты?
– Ага. Я и мой брат.
Это было разумно. Брат Пита был хорошим плотником. На самом деле имелось в виду, что на должность смотрителя зовут брата. Наверное, Пэтти спрашивала Пита, как с ним связаться.
Я знал, что делаю глупость, однако не мог не спросить:
– Не помнишь, когда ты говорил с ней: до той игры с «Пэтриотс» или после?
– А, эта игра. – Он веско кивнул. Похоже, амфетамин уводил его куда-то вглубь. Он размышлял неизвестно над чем – над игрой, над датой, над деньгами в своем заднем кармане, – затем покачал головой: – Вроде дня два назад.
– Ну да, – сказал я, – понятно.
К нам скользнула Бет Ниссен. Она была пьяна, что с ней случалось редко, и в приподнятом состоянии духа, что случалось еще реже.
– Что ты сделал с Пауком? – спросила она меня.
– Эй, детка, – сказал Пит, – старые обиды есть старые обиды. Мне надо двигать. – Он наклонился, поцеловал ее свитер там, где должен был находиться сосок, и, забрав пиво, пустился в путь к своему столу.
– Паук правда обиделся? – спросил я.
– Кто его знает. – Ее глаза засверкали. – Он псих.
– Все мы психи, – сказал я.
– Ты согласен, что мы с тобой психи особенные?
– То есть?
– Мы еще ни разу друг с другом не перепихнулись.
Для зимы это было нормально. Я посмеялся и обвил рукой ее талию, а ее тусклые глаза за стеклами очков блеснули давно угасшим электричеством.
– Паук потерял нож, – сказала Бет, – и считает, что это ты его спер. – Она хихикнула, точно Паук без ножа был все равно что другой мужик без штанов. – И мотоцикл тоже, – добавила она. – Ты говорил ему, что «Пэтриотс» выиграют?
– В перерыве.
– Ну так они и выиграли, – сказала Бет. – Но в перерыве он решил перекинуть ставку наоборот. Сказал, что пойдет против тебя. А теперь говорит, что лишился мотоцикла по твоей вине.
– Скажи Пауку, пусть засунет свои претензии себе в жопу.
Она хихикнула.
– В детстве говорили «попка», – сказала она. – Надо бы написать родителям письмецо и сообщить, что их дочка больше не может отличить письку от попки. – Она икнула. – Не собираюсь ничего говорить Пауку, – сказала она. – У него жуткое настроение. А почему бы и нет, в конце концов? – спросила она. – «Порок исполнен страстной силы» [26], верно? – Она подарила мне откровенно похотливый взгляд.
– Как там Студи? – спросил я.
– А, – отозвалась она, – держись от Студи подальше.
– Почему? – спросил я.
– Да так, – сказала она. – Я всем советую держаться от Студи подальше.
Возможно, это объяснялось тем, что мой мысленный взор то и дело возвращался к светловолосой голове в темном полиэтиленовом пакете, но каждое услышанное слово казалось мне связанным с моей ситуацией. Действительно ли в воздухе пахло лихорадкой? Никто, кроме меня и – я должен оговориться – как минимум еще одного человека, не знал, что было спрятано близ моей делянки с коноплей, но эта мысль словно звенела в каждом возгласе каждого посетителя, требующего подать ему очередной стакан. Наверное, призраки теребили пропитанную пивом губку здешнего коллективного сознания.
Бет заметила, что мой взгляд блуждает по залу.
– Пэтти Ларейн еще в бегах? – спросила она.
Я пожал плечами:
– Говорят, ее тут видели.
– Похоже, она и впрямь вернулась в город. Тесак-то здесь.
– Ты его видела?
Тесаком звали мистера Черняшку, хотя настоящее его имя было Грин. Джозеф Грин, по прозвищу Тесак. Его нарекли так в первый же день, когда он появился здесь в баре. «Бывают плохие негры, – объявил он нашему столику, за которым сидело человек десять, – но я очень, очень плохой». И все помолчали с минуту, как бы отдавая дань уважения мертвецам за его спиной, – у нас ведь Дикий Запад на Востоке! – но тут Пэтти Ларейн засмеялась и сказала: «Нечего махать тесаком. Никто на вашу чернуху не посягает». В глазах ее промелькнуло чистейшее счастье, и я понял, что оказался свидетелем помазания нового мистера Черняшки.
– Да, – сказала Бет, возвращая к себе мое внимание – мои мысли тоже скакали, как водяные клопы, – Тесак точно в городе. Десять минут назад он заходил в «Бриг», потом ушел.
– Ты с ним говорила?
– Он сделал мне гнусное предложение.
Я поклялся бы, что она врет, не выгляди она такой счастливой.
Вдруг я увидел, что мне машет бармен. Он показывал на телефон, висящий за раковиной.
На сей раз мои экстрасенсорные способности меня подвели. Я думал услышать голос Пэтти, но это был Гарпо.
– Мак, – сказал он, – я тебя искал. Пришлось заставить себя позвонить тебе.
– А в чем дело?
– Я тебя сдал.
– То есть как это?
– Я сломался. Хотел тебя предупредить.
В голосе Гарпо звенела металлическая тревога, словно ему вставили жестяную диафрагму. Я попытался угадать, чем он накачан, но у него в мозгу хватало и своих химикатов.
– Эта Лорел… – продолжал он.
– Наколка?
– Женщина. Лорел . Я позвонил начальнику полиции Ридженси и рассказал ему о ней и о наколке.
Это вряд ли имело для Ридженси значение, решил я. Разве что в том случае, если Пэтти Ларейн говорила при нем о Мадлен как о Лорел.
– Прекрасно, – сказал я. – Теперь Элвин знает, что у меня есть наколка. Ну и что тут страшного?
– Я сказал ему, что Лорел ждала тебя внизу, в машине.
– Но с чего ты взял, что ее звали Лорел?
– Ты говорил с ней. Через окно.
– Правда?
– Ты же кричал: «Я выиграю пари, Лорел». Это твои слова.
– Может, я сказал «Лонни». Я мог говорить с мужчиной.
– Нет, это была Лорел. Я слышал имя. Я думаю, что Лорел мертва.
– Кто тебе сказал?
– Я был на крыше. Я слышал это. Потому и позвонил в полицию. Я знал, что не надо делать тебе наколку. После наколок люди творят ужасные вещи.
– Что еще ты сказал Ридженси?
– Сказал, что думаю, что ты убил Лорел. – Он заплакал.
– С чего ты это взял? – спросил я.
– Я видел Лорел мертвой. Когда прошлой ночью стоял на крыше, видел ее на горизонте. Она сказала, что это ты. – Я слышал, как он сморкается на другом конце линии. – Я боролся со своей совестью. Потом позвонил Ридженси. Зря я это сделал. Сначала надо было поговорить с тобой.
