Николай Байтов - Зверь дышит
Спустя какое-то время, поужинав в кухне и заварив чаю, я выхожу с чашкой на террасу, открываю окно и сажусь в кресло рядом с круглым столиком. Над ним зажигаю лампу. В саду постепенно смеркается. В окно влетает жук и с низким, грозным гудением делает несколько стремительных зигзагообразных бросков надо мной — ударяется о стену, падает на пол и затихает. Раскаты грома всё громче и ближе, и уже видны вспышки. В вершинах сосен пробежал ветер, и они закачались в меркнущем небе беззвучно. Зато высокий клён с другой стороны террасы — зашумел, какая-то его ветвь заскребла по железной крыше.
В это время за двумя участками с блеющим криком проносится электричка и сразу же — навстречу — слышен гул тяжёлого грузового поезда. Колебания почвы от него доходят за двести метров — дом содрогается, как при землетрясении. Слегка позвякивают стёкла в рамах. А вот и первые капли редко застучали над головой. Снова вспышка — одновременно с ударом, — и ливень обрушился.
Окно я не закрываю. Встаю и выглядываю в тёмный шумящий сад. Прямо напротив окна с крыши свисает длинный жёлоб, из которого уже параболой широкая струя низвергается, теряясь в темноте на размытой дорожке… Вдруг свет, мигнув, гаснет — где-то оборвало провода, это здесь обычное дело.
Я долго сижу в темноте, глядя в окно. Потом, когда ливень начинает стихать, я наконец зажигаю свечу рядом с собой на столике и беру лежащую на нём книгу. Даниэль Дефо, «Всеобщая история пиратства». Издательство «Азбука-Классика», карманного формата, в бумажной обложке…
Проходит час, а может быть, два. Свечка совсем догорает. Я щурюсь и низко сгибаюсь к огню, с трудом разбирая буквы…
Встаю, расстилаю постель, задуваю огарок и ложусь, оставив окно раскрытым.
Просыпаюсь в темноте от холода. Некоторое время лежу, прислушиваясь к шороху капель, которые падают в саду с деревьев. Потом включаю фонарик и смотрю на часы: пять без четверти. Вылезаю из-под одеяла и закрываю окно. Но обратно не ложусь. Одеваюсь, иду на кухню. Света так и не дали… Сумрак между тем начинает редеть. Я зажигаю горелку и ставлю чайник.
Минут через сорок, позавтракав и собрав в сумку всё, что может мне понадобиться в пути, я спускаюсь в сад и запираю дачу. Иду по дорожке к калитке, затем назад по Комиссарова. Улица размыта дождём, кругом туман и шелест капель. Холодно. Пахнет прелью и как будто грибами. Впереди за Хрипанкой небо светлеет… Проходя по мосту, я смотрю, насколько поднялась вода. Не намного, но всё-таки… По лестнице взбираюсь на гору, к станции. В это время я вижу, как отходит электричка в сторону Москвы. Опоздал, а следующая, может быть, нескоро. Подхожу к расписанию — нет, всего через шесть минут, в 5.47. Билет я не беру.
Пока я еду до Перова, солнце выглянуло позади над дачами и вот уже пронизывает вагон горизонтальными лучами. Народу постепенно прибавляется, и к Выхину почти все места заняты, но потом опять становится пусто. В Перово я иду к заднему концу платформы. Спрыгиваю. Вдоль путей иду через мост над Горьковской железной дорогой. Здесь, сразу за мостом, есть лазейка в ограждении, куда можно пролезть и спуститься по крутой тропинке к станции Чухлинка. Земля мокрая после дождя, я скольжу, цепляясь за кусты, потом кое-как сбега́ю. На Чухлинку тоже можно пролезть — в углу платформы, где щиты не сходятся. Иду смотреть расписание. — Через десять минут на Захарово, через двадцать — на Крутое. Сяду в захаровскую, чтобы можно было пересесть, если пойдут контролёры…
На платформе человек пять, явно едущих на работу, и среди них один пенсионер — в резиновых сапогах и с корзинкой… Потом, в Новогирееве, где садится много народу, в вагон входят ещё с корзинами — несколько женщин, повязанные платками. Окна открыты, веет свежестью, но уже чувствуется, что будет жара, хотя ещё только семь часов.
Когда поезд тормозит на станции Железнодорожной, я смотрю особенно внимательно и успеваю заметить в конце платформы целых две пары контролёров. Значит, одна пара сядет сюда, а другая — в следующую, крутовскую. Стало быть, я пройду несколько вагонов вперёд, потом выйду на какой-нибудь станции, вернусь к последнему вагону и сяду в крутовскую электричку, когда вторые контролёры будут уже впереди.
Так и происходит. — Контролёры идут быстро, гоня перед собой толпу, которая ждёт случая перебежать по платформе. Мне перебегать не надо, и остановки через три я выхожу совсем. Вместе со мной выходят пожилой мужчина и женщина с сумкой на колёсиках. Тоже никуда не спешат. Женщина говорит мужчине: «Я всегда так делаю: сажусь в захаровскую, а после выхожу и иду к заднему вагону. А там уже прошли…»
Через десять минут подходит крутовская электричка. Народу в ней больше, чем в захаровской. Я смотрю в окна и вижу контролёров в четвёртом с конца вагоне. Двери открываются, и толпа бросается по платформе назад. А последний вагон полупустой. Я сажусь в него, теперь до Крутого можно ехать спокойно. Там полчаса ждать электричку до Петушков, а в ней и контролёров, может быть, не будет уже на том участке дороги…
А вот Электроугли. Если отсюда пойти на юг, то часа через три можно выйти на Егорьевское шоссе, по нему на восток до деревни Хрипань — и снова на юг. Тогда ещё через два часа можно оказаться опять в Кратове… Но не для того я отправился в путь, чтобы, сделав круг, в тот же день вернуться.
В вагоне недалеко от меня несколько мужчин ведут разговор о грибах. «Петушки, — говорит один, — это же не петушки, а лисички. Так у них лисички называются. Это ведь уже Владимирская область… Там, может, раньше много лисичек росло, вот и назвали — „Петушки“». («Надо же, — думаю, — а мне это в голову не приходило… То есть я знал, что лисички называют петушками, но не связывал их с городом».)
Жаль, что я забыл положить в сумку «Всеобщую историю пиратства» — сейчас бы мог почитать… Без двадцати восемь. В Есине сошли человек десять с корзинами — из разных вагонов, — я их вижу, когда поезд трогается, — они идут по платформе вперёд. Небо безоблачно. Солнце стоит высоко, прямо по курсу. При небольших поворотах дороги оно заглядывает в вагон то слева, то справа. Время от времени я начинаю дремать, не замечаю, как проехали Павловский посад… Но вот наконец Орехово-Зуево, и в 8.30 я выхожу на конечной остановке, в Крутом. Здесь, совсем рядом со станцией, какой-то огромный старый завод, похоже, что уже не работающий.
Я оглядываюсь и понимаю, что крутовская электричка пришла на первую платформу, а мне, чтобы сесть в проходящую петушковскую, надо перейти на вторую. Есть пешеходный мост над путями, но идти по нему я не могу, потому что дважды пришлось бы проходить турникеты: на выход и на вход. Значит, надо где-то спрыгивать и пытаться залезть. Это оказывается легко: с заднего торца ко второй платформе подставлено несколько камней в качестве ступенек. Я залезаю, сажусь на скамейку и полчаса жду. Кажется, что на всей станции нет ни одной живой души, кроме, может быть, дежурных у турникетов да двух рабочих в оранжевых безрукавках, которые подвинчивают какие-то гайки на путях.
Потом идёт путь до Петушков. Контролёров нет, видимо, они прошли раньше, как я и предполагал. Но если б они шли, я мог бы перебежать или совсем выйти на какой-нибудь станции — всё равно в Петушках мне ждать владимирскую электричку, так сел бы в неё чуть раньше…
В Петушках народ устремляется к пешеходному мосту в передней части платформы. И я со всеми. Здесь турникетов на выход нет. И на вход тоже. Но я иду в здание вокзала и покупаю билет до Владимира, потому что там я без билета не выйду точно (может, как-то и можно, но я не знаю как). Билет стоит сто рублей — не жалко, если учесть, что я уже двести сэкономил… Смотрю расписание. Владимирская электричка здесь будет в 10.17, т. е. через двадцать пять минут.
Во-первых, нужно отлить. В вокзале есть туалет за 15 рублей, но мне туда идти не хочется. Когда-то однажды я заходил в этот туалет. — Там при входе сидела женщина за столиком, рядом с ней на подоконнике стояли иконки Спасителя, Божьей Матери и блаженной Матроны Московской, а приёмник над её головой передавал какую-то радио-постановку, — мне достаточно было нескольких реплик, чтобы понять, что обыгрывается в лицах житие святителя Луки Войно-Ясенецкого… Через площадь я возвращаюсь к пешеходному мосту и от него иду вперёд вдоль путей, с внешней стороны металлического гофрированного забора. Здесь высокий бурьян и кое-где кусты, заваленные мусором и пропахшие мочой. Я нахожу подходящее место: недалеко, но и не просматривается с моста.
Затем снова на площадь. Тут стоят такси, предлагающие везти во Владимир, рядом магазин и несколько киосков. Я покупаю два печёных пирожка в киоске — один с капустой, другой с рисом и яйцом. Захожу в магазин и покупаю газированную воду «Суздальская» — пол-литровую пластиковую бутылку.
Время идти на платформу. Народ там уже собирается к поезду, но пока есть свободные скамейки. Я сажусь на одну и съедаю пирожок с капустой. Запиваю несколькими глотками воды. Внимательно рассматриваю длинный зелёный паровоз, стоящий напротив меня (и напротив вокзала) — по другую сторону путей. Он вознесён на невысокий постамент, и под колёса ему подложены рельсы… Таких удивительных машин уже не делают. Сейчас почему-то машины совсем обыкновенные, какие-то невыразительные… Я думаю о том, что, возможно, дверь в паровозную будку не заперта, и туда вечером, когда стемнеет, может залезть какой-нибудь бомж и переночевать.
