Дуглас Коупленд - Планета шампуня
— А, Ли Симпсон… да он каждый день заходит. Чуть дальше по улице Хейзелфордская клиника.
— Хейзелфордская клиника чуть дальше по улице? Не может быть.
— Может. Там у нас дальше кусок дороги ремонтируют, так вот сразу за ним.
— Что это за клиника? — спрашивает Стефани.
— Всего-навсего самая знаменитая в мире клиника для наркозависимых, — горделиво поясняет кассир. — Всего-навсего.
— Поехали глянем, — загораюсь я.
Прихватив лососину, мы с ревом мчимся в Комфортмобиле дальше по Арбутус-бульвару, мимо участка дорожных работ, прямо к низкому матово-черному строению-неведимке, куда упрятали, вне всяких сомнений, не один десяток моих любимых исполнителей, которые томятся там на привязи в мрачном больничном подвале, грязные, в одних набедренных повязках, и наперебой умоляют дать им опиума. Стефани за рулем, я держу наготове фотоаппарат.
— Может, увидим Хизер-Джо Локхид, — мечтаю я. — Она в таких клиниках постоянный клиент. Знаешь, о чем я мечтаю?
— О чем?
— Увидеть, как Хизер-Джо с воплями выбегает на улицу — глаза заплаканные, на голое тело наброшен синий китайский халатик — и кидается прямо на капот Комфортмобиля — сиськи вразлет, автомобильной грязью перепачканы, — просит-умоляет дать ей дозу и увезти отсюда на волю. Это ж такая звезда!… «Хизер-Джо, — сказал бы я ей, — ну зачем ты такая невозможно знаменитая! Но ты не горюй, Хизер-Джо, мы подыщем тебе кого-нибудь тоже знаменитого, будешь довольна. Только, пожалуйста, брось ты свои таблетки. Ну хоть на время».
Увы, ни Хизер-Джо, ни кого-либо еще из звезд мы так и не видим. Троица охранников в темных очках у ворот не разрешает нам даже приблизиться к территории. Судя по всему, Хейзелфордская клиника и правда неплохое убежище для знаменитостей.
— Зато теперь я знаю, куда обращаться, если мне самому понадобится пройти курс детоксикации.
— Тебе заранее можно позавидовать.
— Таких, как Дэн, сюда на пушечный выстрел не подпустят.
— Бронируй место прямо сейчас.
Эпизод с Хизер-Джо — несостоявшийся — пробудил у Стефани интерес к нашему американскому телевидению. Ночевать мы устраиваемся в самом мотельном из мотелей, какой только можно себе представить, в «Тихой гавани у Мела», в окрестностях Астории, штат Орегон, и, будь наша воля, мы прихватили бы с собой все, что есть в номере: декоративную штуковину (композиция из спаянных вместе металлических прямоугольничков), выцветшие полосатые занавески с вкраплениями золотой нити образца 19б2 года, прикроватные столики в форме детской лужицы на линолеуме. Мы ждем, когда покажут последний хит с участием Хизер-Джо — «Дизайнерский батальон», а пока прогуливаемся по всем тридцати семи имеющимся здесь каналам в поисках чего-нибудь эдакого. Жизнь богата и разнообразна.
— Чудесно, — млеет Стефани.
— Телевидение проживет еще десять тысяч лет, — говорю я, — Оно вообще будет всегда.
Прежде чем улечься спать, мы подкрепляемся хлебом из гастрономической лавки для яппи. Он чуточку отдает розами. Мы запиваем его водой из мотельного крана. У нее вкус талого снега.
43
31 октября, канун Дня Всех Святых.
Вечер Хэллоуина, а мы обречены на заточенье в мотеле «Лассо» в Маунт-Шасте, Калифорния, — родном городе Джасмин. Комфортмобиль проходит обследование и курс лечения на местной автостанции. Мой бедный малыш занемог — вдруг закашлял, а потом и вовсе отрубился на заправке «Шеврон» возле федеральной автострады 5 — всего несколько часов назад.
Чтобы размять затекшие ноги, мы со Стефани, оба закутанные в свитера, идем прогуляться по уютным пригородным улочкам и смотрим, как детишки, переодетые кто кем, ходят по домам собирать сладкую дань. Мы разглядываем крошечных панков, и балерин, и нищенок, и суперменов, а тем временем в самые неожиданные моменты раздаются хлопки «римских свечей» — вот уже в кроне дерева рассыпается сноп искр: испуганно срывающихся с места птиц я принимаю за падающие звезды. На земле среди побуревших сухих листьев я нахожу капсулу, используемую в дорожных ограничителях, со светящейся в темноте зеленой «марсианской пылью», и мы, гуляя, перебрасываем ее друг другу.
— Оглянись назад, — говорит Стефани, и я роняю светящуюся игрушку, — какой стильный костюм.
Позади нас идет мальчонка в черных джинсах, черном свитере с глухим воротом и в белом, как у пугала, косматом парике. С ним девочка в таком же белом паричке и в черном платьице — взявшись за руки, они идут посередине притихшей улицы. Мешочки у них уже наполовину заполнены сладостями, а мысли заняты манящей перспективой новых подношений.
— Это Энди и Эди, — шепчу я, и мне радостно оттого, что я вижу Энди Уорхола и Эди Седжвик[29], наконец-то всем довольных, таких, какие они на небесах.
Дети и правда живут словно во сне.
В прошлый Хэллоуин, дома, в Ланкастере, я уговорил Анну-Луизу поиграть со мной в «планеты». Мы с ней обедали в «Свалке токсичных отходов» и заодно изучали все, что написано на бумажных салфетках под нашими тарелками. Анне-Луизе досталась салфетка «Американские коктейли» (Тайлер, пять долларов, если ты скажешь, из чего смешивают «Роб Рой»). У меня оказалась салфетка «Планеты» со столбиками чисел — любопытная астрономическая статистика.
И на обратном пути, на шоссе Три Шестерки я купил у фермера, поставившего на обочине свой торговый лоток, тыкву и несколько стручков гороха. Со всем этим я выехал прямо в чисто поле в сторону Завода и, произведя кое-какие вычисления на вмонтированном в мои ручные часы калькуляторе, опустил тыкву на землю и велел Анне-Луизе стоять рядом и ждать. Потом я отошел на расстояние крика, вскрыл стручок и положил на сухой ком земли у себя под ногами одну-единственную горошину.
— Ты солнце, — заорал я что есть мочи Анне-Луизе, — а я Земля. Тыква и горошина — относительные размеры этих небесных тел. Расстояние между нами — относительное расстояние между ними.
— Игра мужская, — крикнула мне в ответ Анна-Луиза. — Дальше-то что?
— Не знаю. Свети. Стань сверхновой звездой. Будь черной дырой.
Анна-Луиза схватила тыкву, прижала ее к груди и, пыхтя как паровоз, сердито зашагала ко мне и моей зеленой горошине на серой сухой земле. Тут она грохнула тыкву на горошину — горошина всмятку, тыква вдребезги.
— Тайлер, — сказала она мне, выгребая из тыквенного нутра семечки и рассовывая их по карманам своей жилетки, чтобы впоследствии высушить и высадить, — назови мне хотя бы еще один возможный исход этой игры. Всего один.
Да, я думаю об Анне-Луизе.
Я тормошу Стефани.
— Тайлер, зачем ты меня трясешь? Я спала.
— Я хотел убедиться, что ты жива. Всего только девять часов.
— День был трудный. Хо—шшу спать.
— Да меня же не было в номере каких-то пять минут — сгонял за газировкой и обратно. Как ты ухитряешься так быстро засыпать? А мне что делать?
— Не хнычь. Сядь напиши письмо. На красивой фирменной бумаге нашего отеля. Телевизор не включай. Не хо—шшу шума, хо-шшу покоя. — Она шлепает меня подушкой. Я ухожу.
Пожилой дядька за стойкой регистрации, когда я прошу его дать мне еще бумаги, спрашивает, не хочу ли я воспользоваться услугами бизнес-центра, имеющегося у них в мотеле «Лассо».
— Бизнес-центра?
— Компьютер с матричным принтером. Факсовый аппарат. Ксерокс. Надо же чем-то завлекать этих яппи. Народу у нас сегодня мало. И мне веселее — все лучше, чем одному тут сидеть.
— Ну, если вы не против, — говорю я, — спасибо. Вообще-то мне правда нужно написать одно важное письмо.
— Сейчас организую вам удобный стул, — говорит он, подхватывая офисный стул на колесиках и важно кивая на спинку с подушкой, — Специально под поясницу.
Компьютер — мечта: «макинтош» с «Майкрософт-вордом», удобная клавиатура и эргономичная мышь. Я с головой ухожу в письмо, а за спиной у меня покряхтывает не первой молодости телевизор марки «Зенит» — разгоряченный, раздраженный, то недовольно потрескивает, как пузырящийся креозот, то сердито шипит и трещит, как дрова в костре. Будто мост горит за спиной.
44
Уважаемый Фрэнк Э. Миллер!
Во-первых, спасибо Вам за Ваш автобиографический бестселлер «Жизнь на вершине». Книга мне так понравилась, что я перечитывал ее три раза. Самые удачные выражения я отметил желтым маркером, и, кроме того, я давал читать «Жизнь на вершине» моим друзьям (нам всем по двадцать), которым Ваши слова также проникли в душу. Вы теперь наш кумир!
Но приступим к делу, мистер Миллер: у меня есть для «Бектола» предложение, которое принесет Вашей компании хорошую прибыль. Буду краток.
А именно: я считаю, что у нас в стране наблюдается дефицит исторических предметов — у людей в их личном пользовании мало старых вещей. С другой стороны, у нас наблюдается явный избыток захороненных в земле свалок, и плюс вечная угроза нехватки топлива. Исходя из этого, я и говорю, мистер Миллер: Что, если соединить эти три фактора с любовью наших соотечественников к тематическим паркам — и добиться в этом деле новых успехов?
