Добрица Чосич - Время смерти
Престолонаследник Александр нервно повернулся к окнам; вероятно, ему мешало присутствие Вукашина или птичий грай снаружи.
Вукашин не помнил, чтобы когда-нибудь видел его спокойным, чтобы кто-либо из окружающих не вызывал у него гнева. Этому чрезмерно серьезному и холодному наследнику престола всюду тесно; этот честолюбивый принц, который уже правит, на удивление быстро и легко постиг извечный закон власти и властолюбия. Однако независимо от того, что он собой представляет и каков он лично, сей государь, под знаменем которого Иван уходит под пули и картечь, олицетворяет собой половину национального завета и воинской клятвы «За короля и отечество», с которой ежедневно погибают тысячи людей. Этот худощавый молодой человек с короткими усиками, воспринимающий свою роль слишком серьезно, когда молчит, производит несколько жалкое впечатление рядом с бородатыми министрами и седыми усачами генералами. Вот он что-то тихо сказал. Пашич прекратил стучать тростью.
— Господа, я не думаю, что со времен Косова сербы держали более важный совет, чем мы сегодня в Валеве. Исход всех восстаний и войн, которые мы вели с тысяча восемьсот четвертого года и по сей день, вновь должен получить свое подтверждение в эти дни. Король, мой отец, уполномочил меня потребовать от вас того тщания на службе отечеству, которое равно храбрости наших воинов на поле брани. Я прошу господина воеводу Путника доложить нам о положении на фронтах.
Взгляды всех, кроме генерала Мишича, устремились на воеводу Путника, который начал негромко, сипло, опираясь ладонями на карту Сербии.
— Господа, мой долг ознакомить вас с решающими факторами сложившейся обстановки. — Он умолк, стараясь справиться с кашлем и каким-то скрипом в груди; над венчиком короткой белой бороды вспыхнул румянец; каркнули вороны на липе под окном; Путник почти шептал: — Дивизии выбиты наполовину. Командные кадры истреблены от сорока до шестидесяти процентов. Боеприпасы израсходованы. Патронов хватит самое большее на две недели, артиллерийских снарядов — по нескольку штук на орудие. Армия, господа министры, босая и раздетая.
Все головы за столом повернуты к нему, над картой вытягиваются шеи. Воевода Путник, глядя куда-то поверх министерских голов, чуть повысил голос:
— В ближайшие дни выпадет снег. А противник, судя по всему, несравнимо сильнее и лучше подготовлен к боевым действиям. Его атаки не прекращаются. Валево мы оборонять не можем. Белград тоже. Кобург ждет, пока мы ослабеем еще больше, чтобы ударить в спину. Арнауты сверлят нашу границу, союзники, как вам известно, оказывают нам и нерегулярную, и недостаточную помощь. Верховное командование ежедневно и безуспешно обращается к правительству с просьбой добиться большей и более действенной помощи от союзников. Безрезультатно. Наши войска измотаны и уже показали спину противнику.
Все затаили дыхание, силясь понять сиплые, едва слышные слова Путника.
— Не успевает высохнуть моя подпись на приказаниях, а войска уже покидают позиции, которые я требую оборонять любой ценой. — Он умолк, выпрямился; чуть откинув назад голову, обвел взглядом сидящих за столом и опустил ладони на края карты, на рубежи Сербии. — Сербская армия, господа, сделала все, что могла.
Эти слова он произнес с убежденностью и твердостью, голосом сильным и словно бы чужим, поразившим всех.
— Что вы хотите сказать, воевода?
— Я полагаю, ваше высочество, что наше военное поражение близко. Судьба Сербии теперь в руках дипломатов. Нужно немедленно вступить в переговоры с противником. Если не поздно. Впрочем, это не входит в мою компетенцию.
Молчание воцарилось над картой Генерального штаба Сербии; на улице кричали галки и громыхали запряженные волами телеги с ранеными; судорога исказила лица офицеров, растерянность поглотила министров в темноте судебного зала. Неужели он, воевода Путник, организатор армии и стратег-вдохновитель победы над Турцией и Болгарией, считает, что сербской армии грозит катастрофа? — спрашивал себя Вукашин Катич. Неужели так считает человек, своими знаниями, рассудительностью и последовательностью создавший в армии и в народе маленькой Сербии веру в победу во время неравной схватки с Австро-Венгерской монархией? Дрожа всем телом, он не сводил глаз с воеводы Путника, который не мог совладать с приступом астматического кашля; больной, изможденный старик упирался обеими руками в стол. Вукашин посмотрел на соседей: у нескольких министров и политических деятелей оппозиции догорали между пальцами сигареты; их взгляды сливались со взглядами генералов, у которых оторопь затуманила мстительную злобу на политиков и правительство. Ни у кого не хватало духу движением нарушить погребальное молчание над большим столом в зале судебных заседаний, накрытым изображением родины на географической карте. С нее не сводил глаз Пашич и беззвучно, словно наигрывая простую детскую песенку, постукивал пальцами по краю стола, по темной линии извилистой Савы, бассейном которой целиком, кроме района Белграда, овладели австро-венгерские войска. И только он, Пашич, один не обратил внимания на внезапное и крупное событие в безмолвствующем зале: генерал Мишич широкими, слишком размашистыми движениями зажег спичку и закурил. Это позволило некоторым громко перевести дыхание и вновь обратить взгляд на воеводу Путника. Вукашин в этом жесте Мишича уловил нечто похожее на ликование. Может быть, пришло его время. Ведь Мишича вы преследовали, дважды увольняли на пенсию, вышвырнули его из Генерального штаба, как простого охранника. Человека, чьи взгляды всегда соответствовали его храбрости и чувству собственного достоинства. Он наверняка не согласен с Путником: спокойно курит и смотрит в окно. Он не верит, это видно по его лицу, не верит в поражение Сербии. А когда услышит мое мнение? Трость выпала у Вукашина из рук и грянула об пол. Он вздрогнул от стука. И вновь почувствовал упрек и гнев во взглядах офицеров. Может быть, он произнес бы что-нибудь в свое оправдание, однако в этот момент встал престолонаследник Александр, повернувшись спиной к присутствующим, несколько долгих мгновений напряженно стоял, вот-вот взорвется, совершит что-то страшное, но он всего лишь, словно расстегиваясь, распахнул окно; зал огласился карканьем галок. Александр вновь обратился к столу и растерянно посмотрел на своих офицеров и министров. Заскрипели стулья, все взгляды вновь притянули к себе окружности, толстые разорванные линии и двухцветные изогнутые стрелы, направленные к сердцу Сербии.
Мимо проехали три фуры с ранеными. Заговорил воевода Степа Степанович, командующий Второй армией:
— Шваб начал вести сплошной огонь, и даже птицы покрупнее улетают с позиций.
— Перед снегом птицы всегда тревожатся, — произнес генерал Петар Бойович, командующий Первой армией.
— Слетаются к помоям из офицерской кухни, — уточнил генерал Павле Юришич-Штурм, командующий Третьей сербской армией.
Вукашин ждал, что и командующий обороной Белграда генерал Живкович, и командующий Ужицкой группой генерал Арачич выскажут свое мнение о нашествии птичьих стай на Валево, дабы знать суждения всех крупных сербских военачальников об этом авангарде Балканской армии Потиорека.
— Прошу вас, полковник Павлович, распорядитесь, чтобы часовые сделали несколько выстрелов в эту черную напасть на крыше тюрьмы, — приказал Верховный командующий престолонаследник Александр, глядя в окно.
— Не волнуй народ, ваше высочество. Что люди подумают, услыхав, что и отсюда стреляют? По галкам, — возразил глава сербского правительства Пашич.
— Хуже то, что они думают, видя, как нас вороны накрыли. Поднимите и черный флаг, господин премьер-министр, — ответил Верховный командующий, показывая спину Верховному командованию и правительству.
— Народ черного не боится, ваше высочество. Привык к черному. А нам не стоит ему напоминать, что черное и для нас черно.
Полковник Живко Павлович, начальник оперативного отдела Верховного командования, нерешительно стоял у двери, вопросительно глядя то на Верховного, то на министра-президента и, не слыша их ответа, шепнул так, чтобы долетело до ближайших:
— Что-нибудь сделаем, — и вышел из зала заседаний.
Надсадно кашлял воевода Путник, кричали и суетились галки, на улице скрипели и громыхали телеги с ранеными, которых доставляли с фронта в госпитали. Означает ли это, что Сербия теряет еще одно столетие в сравнении с Европой и окончательно остается на задворках и у истоков? Вукашин вопросительно смотрел на генерала Мишича. А если он считает так же, как Путник? Они ведь наверняка договорились. Адъютант принес воеводе чашку чая; вытащив из верхнего кармана кителя пузырек с лекарством, тот стал капать его в чай. Все наблюдали за его действиями и ждали, надеясь, что произойдет нечто непредвиденное и заседание перенесут на завтра.
