Лия Флеминг - Забытые письма
– Ты и не говорила, что превратилась в мальчишку! Как это, Сельма? Боже праведный, что ты с собой сотворила?!
– А ничего такого она и не сотворила, сынок мой родной! Просто заняла твое место. Тебе ли его не знать? И не дразни ее. Ну как ей в платьях-то в кузне вертеться? Да и косами трясти не дело! Запалит – и вся недолга! Да и было уж, чего там… Но ведь все равно краше ее, нашей девчонки, и нет в деревне!
– Ох, вот ты и дома… – ласково вздохнула Сельма. – Аж из самой Франции добирался! Да как же ты смог-то?
– А на своих двоих, – не без гордости рассмеялся Фрэнк. – Крылья все никак не успеваю себе отрастить, но я стараюсь. Очень, бывает, нужны… Ну, а пока на поезде, на корабле, снова на поезде, а потом меня подвез ангел на четырех колесах. Прямо до нашей улицы и подвез. Никогда не угадаете кто…
– Ну же, не тяни! – Сельма слегка припрыгнула в нетерпении.
– Капитан Кантрелл. Остановил машину, посадил меня!
– Настоящий он джентльмен, – кивнула Эсси.
– Да он почти одного с тобой возраста. А ты о нем так говоришь, будто он старик какой-то! – фыркнула Сельма.
– Офицер, он и есть офицер, другая порода, не то что мы, при земле, при скотине да кузне. Но хороший он человек, да, порядочный, расспрашивал, кстати, про вас про всех.
– Мы слышали, он отравился газом, несколько месяцев лежал в госпитале. Ему лучше?
– На заднем сиденье было темно, я не разглядел, но голос у него хриплый.
– Они с твоей сестрой друзья. Верхом вместе катались, теперь вот письма друг другу пишут, – не устояла Эсси.
– Ну мама! – вспыхнула Сельма.
– Идемте, я разогрею суп, хлеба отрежу. Ты же с дороги, голодный!
– Еще какой голодный-то, все не жуя проглочу вместе с миской! Как же я мечтал вернуться домой… – с упоением повторил Фрэнк. – Только учтите: меня нужно хорошенько отдраить от этой чертовой грязи, столько ее поналипло, аж в кожу въелась, гадюка дьявольская…
– Ну-ну, Фрэнк, не выражайся… Ты не в казарме. Сейчас вскипячу воды, налью в цинковое корыто, сам помоешься. А утром прокипячу одежду твою. Ох, какое же это счастье, вот Господь и ответил на мои молитвы! – выдохнула Эсси, протягивая руки, чтобы обнять сына.
В эту минуту дверь распахнулась, и Эйса, увидев перед собой всю картину, расплылся в такой же улыбке, как у его сына.
– Чтоб мне провалиться на этом месте! Кто это тут? Доставай окорок, мать. Блудный сын возвернулся. Ох, вот уж благи дела твои, Господи!
Да, это будет самое счастливое их Рождество.
* * *Он дома, вздохнула Сельма, и вздох ее был отнюдь не о брате. Всего в миле от нее спит Гай, и где-нибудь, когда-нибудь они снова встретятся.
Фрэнк проспал без задних ног чуть ли не двое суток подряд. Никто дома не заговаривал о Ньютоне. Им не хотелось чем-либо омрачить и без того коротенький отпуск Фрэнка, и Сельма заметила, что стоило кому-то спросить его о войне, он тут же переводил разговор: «Я в отпуске. Не напоминайте».
В Рождество он отказался пойти с ними в церковь.
– Я в последнее время не слишком часто вспоминал о создателе, – отрезал он.
Эйса ушам не поверил.
– Молодой человек, покуда вы живете под моей крышей, соблаговолите воздать хвалу этому дню, как положено. Давай надевай форму и пошевеливайся.
Но Фрэнк крепко стоял на своем.
– Прости, папа, но мы разные люди, пойми это. Если я уже достаточно взрослый, чтобы в окопах биться, страну защищать, то и достаточно взрослый, чтобы решать, во что я верю. Преподобный тут разглагольствует про вечные муки и адский огонь… Да что он знает про них? А я своими глазами видел такое… Сравнить нельзя! Так что не вижу смысла. Подумай, у германцев на бляхе ремня написано: «Gott mit uns» – «С нами Бог!». Они верят, что Господь Всемогущий на их стороне. А мы? Мы верим, что Он на нашей. Но я видел такое, что ты уже не понимаешь, где же Он, черт побери, да и есть ли Он вообще… – Фрэнк задрожал, и Сельма взяла его за руку.
– Ну-ну, будет, тихо, тихо. Уймись. Просто папа очень гордится, что ты вернулся, и хочет похвастаться перед всеми соседями. Пойдем, просто споешь с нами пару гимнов. Это ведь не нарушит твоих принципов. В эти дни мы просто желаем добра всем нашим ближним.
– Ах так… Ну да! А как же бедняги лошадки? Им добра не желают? Они вечно в грязи, вечно голодные, вечно продрогшие до костей. Они что – не живые? Ну не могу я смотреть, как страдают они! И ведь ничем не заслужили такого. Ничем! Я приехал домой. Вас повидать. А не затем, чтобы вы водили меня по округе, будто разряженную ломовую кобылу на ярмарке.
– Твоя позиция мне ясна, – кивнул отец, отступая. – Никто не посмеет сказать, что я принуждаю своих детей, силком выбираю для них веру. Но не ожидал, нет…
Фрэнк никак не отреагировал на его слова и продолжил:
– Хочу прогуляться, мне надо на воздух. Потом вернусь, посидим у огня, погляжу на вас. Спою вам пару наших окопных гимнов, но вряд ли они вам понравятся… Вот, например, на мотив «О, наш добрый друг Иисус»:
Закончится поганая война,
И я сотру из памяти сраженья
И буду счастлив сбросить облаченье,
Надев гражданское, без копоти следа.
Один молиться буду, не в строю,
И погулять не надо разрешенья —
Сержант, ты слышишь? – я в тебя плюю,
И подавись бумажкой увольненья!..
– Все, сын, довольно, – оборвал его Эйса. – Не хочу я больше слышать ничего подобного.
В молельном доме все обратили внимание, что Фрэнк не пришел, и после службы накинулись с расспросами. Эсси отговаривалась, ссылаясь на то, что он устал и нуждается в отдыхе.
Да, Фрэнк изменился, стал жестче. Когда он разгневан, в глазах нет и тени прежней мягкости. Иногда свет падает так, что он кажется стариком – вот сидит, сгорбившись, у огня, рассеянно глядит на языки пламени, целиком погруженный в свои думы.
– Даю пенни, если поделишься! – тихонько поддразнила его Сельма.
– Ни фартинга, душечка, – отозвался он. – Я так странно себя чувствую. Будто я гость в родном доме.
– Ты по-прежнему служишь с капитаном Ричардсом?
– Не, его давным-давно убили. Я теперь перевожу боеприпасы.
– Это опасно?
– А ты как думаешь?
– Мама знает?
– Не говори ей, она только расстроится, к чему ей лишнее беспокойство. Это неплохое занятие, ты все больше в тылу – сравнительно, конечно. Не на линии огня. Вот только эти проклятые гаубицы не берут пленных. Приземлится снаряд на наши головы – и все, мы превращаемся в фарш. Удивительно, что лошади вообще еще остались. Я так хотел бы служить в ветеринарном батальоне! Лечить их, а не отправлять на погибель. Прости, не хочу больше ни о какой войне… Так что там такое мама сказала про тебя и про Кантрелла? Вы в самом деле с ним вместе гуляли, когда он приезжал в отпуск?
– Мы уже давно переписываемся. Ну, а сейчас он, должно быть, со своими, в семье. Рождественские вечеринки и все такое… Ты же знаешь, что его отец погиб вместе с лордом Китченером?
– Да, это я слышал… Забавно, как наши дорожки то и дело пересекаются. Сначала там во Франции, на Фоссе, а теперь вот он меня подвез. А брат его, где он сейчас?
– Энгус? Его списали из армии по медицинским показаниям – с ним случаются припадки. Он сейчас помогает в госпитале для офицеров – там же, в Ватерлоо-хаусе.
– Чую, чем-то тебе он не нравится? А мне казалось, они как две капли воды похожи.
– Ничего подобного. Энгус совсем другой, пропадает в пабе целыми днями, один раз его даже вышвырнули оттуда. Угощает там военных. Но все равно никто не рвется с ним беседы вести.
– Ты-то откуда знаешь? Подслушиваешь вечерами, что там творится в «Оленьих рогах»?
– Мне Мэриголд рассказывает. Она-то ничего не пропустит.
– Да, это точно, чертовски докучливая девица, – подмигнул ей Фрэнк. – Говорят, она последний разум теряет, стоит ей завидеть человека в военной форме? Ты-то, надеюсь, у нас не такая?
– Мое сердце отдано, – прошептала Сельма.
– Он обещал тебе что-то?
– Нет, пока нет, но мы стали очень близки к этому.
– Близки… к чему? – в дверях показалась мама.
– Ни к чему, – покраснела Сельма, чувствуя, как к щекам приливает жар. Гай даже не зашел к ней пока что, отчего же она произносит такие вещи вслух. К чему испытывать судьбу…
– Что-что? Ты подвез Фрэнка Бартли до дому? Разве я не учила тебя сохранять дистанцию, не амикошонствовать с этой рванью? Полюбуйся-ка на себя – простыл! А если спустится эта хворь ниже, к легким?.. Право, Гай, ты меня удивляешь, ну что за детское упрямство! Бивен сообщил мне, он остановился по твоей просьбе?
– Мне нужен свежий воздух, я не могу все время сидеть у камина, скрючившись в кресле, как будто я инвалид. Со мной все в порядке, а от прогулки бодрым шагом мне станет только лучше.
