Том Шарп - Дальний умысел
— Я только и умею, что писать, — сказал он, — а ты мне не позволяешь.
— Почему это не позволяю? — сказала Бэби. — Пожалуйста, но дневники задним числом — это обойдешься. Мертвецы вообще помалкивают. Дневников они уж точно не ведут, и вообще я как-то не понимаю, чего ты так набрасываешься на «Девство». По-моему, прекрасная книга.
— Разве что по-твоему, — сказал Пипер.
— Очень мне интересно, кто же ее все-таки написал. Недаром ведь, наверное, за других прячется.
— Стоит прочесть это скотство — и понятно почему, — сказал Пипер. — Сплошной секс. И теперь все будут думать, что это я.
— А ты бы написал вообще без секса? — спросила Бэби.
— Конечно Это во-первых, а во вторых…
— Ну, и не пошла бы книга. Настолько-то я разбираюсь в издательском деле.
— И ладно, и пусть, — сказал Пипер. — Такие книги подрывают человечность — вот в чем их вред.
— Ну, так перепиши ее по-своему, — она запнулась на пороге озарения и задумалась.
Через двадцать миль показался небольшой городок. Бэби припарковала машину и пошла в универмаг. Вернулась она с экземпляром «Девства».
— Берут нарасхват, — сказала она и протянула ему книгу.
Пипер посмотрел на свою фотографию, украшавшую задник суперобложки. Она была сделана в Лондоне, в те безмятежные дни, когда он любил Соню, — и его лицо, растянутое дурацкой улыбкой, показалось ему чужим.
— Зачем это мне? — спросил он.
Бэби усмехнулась.
— Пиши.
— Писать? — удивился Пипер. — Она ведь уже…
— Написана, но не так, как ты бы написал, а ты ее автор.
— Какой я, к дьяволу, автор?
— Кисик, где-то в необъятном мире есть человек, который написал эту книгу. Он это знает, Френсик знает и эта сучка Футл тоже; ну, и мы с тобой. Вот и все. Хатч — и тот не знает.
— Слава богу, — сказал Пипер.
— Видишь, даже ты говоришь «слава богу»; а «Френсик и Футл» повторяют это днем и ночью. Хатч заплатил за роман два миллиона: сумма изрядная.
— Сумма громадная и постыдная, — сказал Пипер. — Ты знаешь, что Конрад получил за?..
— Не знаю и знать не хочу. Меня интересует другое: что будет, когда ты перепишешь роман своим дивным почерком, а Френсик получит рукопись.
— Френсик получит… — начал Пипер, но Бэби сделала ему знак молчать.
— Да, твою рукопись, — сказала она, — из-за гроба.
— Мою рукопись из-за гроба? Да у него ум за разум зайдет.
— Это еще что, потом мы запросим аванс и потребуем отчислений с продажи, — сказала Бэби.
— Он же тогда поймет, что я жив, — возразил Пипер. — Пойдет прямо в полицию и…
— Дурак он соваться в полицию, а потом объясняться с Хатчем и так далее. Да Хатч на него всех собак спустит. Нет, сэр, мистер Френсик и мисс Футл — оба они еще попляшут под нашу дудку.
— Ты с ума сошла, — сказал Пипер, — просто рехнулась. Если ты и правда думаешь, что я стану переписывать эту мерзость…
— Сам же хотел поправить свою репутацию, — сказала Бэби при выезде из городка. — А другого способа нет.
— Не понимаю, что это за способ.
— Погоди, поймешь, — сказала Бэби. — Главное — слушайся мамочку.
* * *Вечером, в номере очередного мотеля Пипер раскрыл гроссбух, поставил чернила, разложил ручки и перья столь же аккуратно, как некогда в пансионе Гленинг, и, водрузив перед собой «Девство», принялся за дело. Страницу увенчали слова «Глава первая», затем появились строчки: «Дом стоял на холме, в окружении трех вязов, березы и кедра, горизонтальные ветви которого придавали ему вид…»
Позади него Бэби разлеглась на постели с довольной улыбкой.
— Только этот черновик не очень правь, — сказала она. — Мы его сделаем подлинней подлинного.
— А я полагал, что весь смысл этого занятия, — отложил перо Пипер, — в том, чтобы я заново обрел свою погибшую репутацию, выправив…
— Во втором черновике, — сказала Бэби. — А это на затравку «Френсику и Футл». Так что давай ближе к тексту.
Пипер взял перо и стал держаться ближе к тексту. Он делал на странице несколько поправок, потом зачеркивал их и писал наверху, как было в подлиннике. Время от времени Бэби поднималась с постели, заглядывала ему через плечо и отходила довольная.
— Ну, Френсик у нас получит, — сказала она, но Пипер вряд ли ее и слышал. Он вошел в прежнюю колею и снова ощутил себя личностью. Он писал и писал, как всегда теряясь в мире чужого воображения и предвкушая правку во втором черновике — в том, который спасет его репутацию. В полночь, когда Бэби легла спать, он все еще переписывал. Еще через час усталый, но в общем довольный собой Пипер поднялся, почистил зубы и тоже забрался в постель. Утро не за горами.
Но утром они пустились в путь, и лишь под вечер Бэби свернула к заведению Говарда Джонсона в Бинвилле, штат Южная Каролина; там-то Пипер и продолжил работу.
Покуда Пипер возрождался к жизни в качестве странствующего романиста, Соня Футл оплакивала его кончину с достохвальным упорством, которое выводило из себя Хатчмейера.
— Как так она не придет на похороны?! — орал он на Макморди, сообщившего, что мисс Футл очень сожалеет, но принимать участие в комедии ради поднятия тиража «Девства» не намерена.
— Она говорит, без тел в гробах… — начал было Макморди, но багровый Хатчмейер обрушился на него:
— Рожу я ей, что ли, эти тела? Полиция разводит руками. Следователи страхагентства тоже. Водолазы, ни дна им ни покрышки, ныряют без толку. А я, значит, доставай их из-под земли? Снесло, снесло их в Атлантику или акулы сожрали.
— Вы же, по-моему, говорили, что гробы можно загрузить бетоном, — сказал Макморди, — а тела эти никому…
— Мало ли что я говорил, Макморди. А сейчас я говорю, что надо наоборот, представить публике Бэби и Пипера.
— Трудновато, а? Мертвые, тел нет, и вообще. Может…
— Не может, а наверняка надо подкинуть «Девство» кверху в списке бестселлеров.
— По компьютеру и так вроде раскупается неплохо.
— Неплохо? Неплохо — это как минимум плохо. Надо, чтоб было лучше хорошего. Надо нам сварганить этому гнусу Пиперу репутацию не хуже, чем… Как звали того болвана, от которого лепешки не осталось в автомобильной катастрофе?
— Да мало ли их…
— В Голливуде. Знаменитый такой.
— Джеймс Дин, — сказал Макморди.
— Не Джеймс. Писатель. Насчет насекомых.
— Насекомых? — сказал Макморди. — Муравьи там и тому подобное? Читал я однажды книжку про муравьев…
— Какие еще муравьи! Про этих с длинными ногами, вроде кузнечиков. Которые все объедают.
— А, саранча. «День саранчи». Кино потрясающее. Как этот здоровый с ходу кидается на того вшиварика…
— Идите вы с вашим кино, Макморди. Книгу-то кто написал?
— Уэст, — сказал Макморди. — Натанаэл Уэст. Настоящая фамилия — Вайнштейн.
— Кому нужна его настоящая фамилия? Вот про него никто не слышал, а он трах под машину — и завтра, на тебе, знаменитость! С Пипером даже еще лучше. Кругом загадки. Рядом гангстеры. Дом горит, катера взрываются, ему-то самому кроме старух ничего не надо, а вот получай.
— Дело прошлое, — сказал Макморди.
— Как раз его прошлое мне и требуется: полное досье. Где он жил, что делал, какие у него были женщины?..
— И мисс Футл тоже? — бестактно спросил Макморди.
— Нет, — рявкнул Хатчмейер, — нет, обойдется без мисс Футл. Она вон даже на похороны к бедняге не идет. Прочее бабье. Судя по книге, его хватало.
— Если по книге, так они небось все перемерли. Героине-то восемьдесят, а ему семнадцать. Пиперу было двадцать восемь, от силы тридцать — значит, ей сейчас за девяносто, возраст беспамятный.
— Вот дьявол, да что вам — все подсказывать? Стряпайте, Макморди, стряпайте. Звякните в Лондон, поговорите с Френсиком, покопайтесь в газетах. Что-нибудь да наберется.
Макморди удалился и позвонил в Лондон. Через двадцать минут он вернулся с сообщением, что от Френсика толку не будет.
— Говорит, ничего ему не известно, — сказал он гневному Хатчмейеру. — Пипер будто бы прислал книгу, Френсик прочел, отослал Коркадилам, тем понравилось — и примерно все. Никакого прошлого.
— Какое-то должно быть. Он же где-нибудь родился? И мать его…
— Нету. Родители погибли в автомобильной катастрофе. Словно и не жил.
— Ну, задрыга, — сказал Хатчмейер.
* * *Столь же крепкие выражения приходили на ум Френсику, положившему трубку после звонка Макморди. Мало ему было потерять автора, который ничего не написал, — так теперь еще требуются его биографические данные. Не хватало только прессы, какой-нибудь дотошной репортерши, которая пронюхает о трагическом детстве Пипера. Френсик пошел в Сонин кабинет и отыскал папку с пиперовской корреспонденцией — очень объемистую. Папку он отнес к себе и призадумался, как с ней быть. Сначала он решил ее просто сжечь, но не так-то это было просто: Пипер понаписал ему из разных пансионов добрую сотню писем, а он ни одно не оставил без ответа. Копии ответов были в папке; оригиналы тоже, наверное, никуда не делись. Хранятся у тетки? Или у какой-нибудь свирепой хозяйки пансиона. Френсик сидел и ломал голову. Он сказал Макморди, что у Пипера родственников нет, — а вдруг у него окажется несметное количество хищных теток, дядьев, кузенов и кузин — и все они потребуют своей доли? А завещание? Зная Пипера, Френсик полагал, что его и в помине нет. Стало быть, дело пойдет в суд и начнется такое… С одной стороны, анонимный автор затребует аванс, с другой… И посреди всего этого безобразия болтается фирма «Френсик и Футл», мошенники из мошенников, уличенные Хатчмейером, уличенные родней Пипера, уплачивающие непомерные издержки, ублаготворяющие ненасытных юристов и наконец разоренные дотла. И все оттого, что какой-то умалишенный клиент Кэдволладайна пожелал, видите ли, остаться неизвестным.
