KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Проза » Современная проза » Валерия Новодворская - Поэты и цари

Валерия Новодворская - Поэты и цари

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Валерия Новодворская, "Поэты и цари" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

«Люби меня, припоминай и плачь. Все плачущие не равны ль пред Богом? Прощай, прощай! Меня ведет палач по голубым предутренним дорогам».

А в 1914 году выйдет следующий сборник «Четки», и начнется война. Дело житейское, в истории России было много войн, и эта была не самая страшная. Но Анна восприняла ее как преддверие Страшного суда, как начало Конца Света. Ликовал Николай Гумилев, радовался, как ребенок: испытанию сил, риску, славе, доблести, воинскому долгу. Мужские радости.

А его жена увидела войну женским взором и через женскую судьбу: «На продымленных перронах, да с грудными на руках, наши матери и вдовы в русских вязаных платках». Что в 1941-м, что в 1914-м, что в 1812-м, что в 1994-м… «Уходят эшелоны, а ты глядишь им вслед, рязанская мадонна, солдатка в 20 лет»… Анне – 25 лет, и она тоже царскосельская мадонна, и на руках у нее двухлетний Лева, и муж, Николай Гумилев, уехал на войну. «Стало солнце немилостью Божьей, дождик с Пасхи полей не кропил. Приходил одноногий прохожий и один на дворе говорил: “Сроки страшные близятся. Скоро станет тесно от свежих могил. Ждите глада, и труса, и мора, и затменья небесных светил”».

Анна воспринимает войну как злодейство, направленное лично против России. Она опять прозревает истину: России придется хуже всех. «Низко, низко небо пустое, и голос молящего тих: “Ранят тело твое пресвятое, мечут жребий о ризах твоих”. Но здесь, почти отождествляя себя с Богородицей (а ведь все так и будет, Леву придется отдать новому Кесарю в 1938 г.), Анна Ахматова берет на себя все скорби мира и России и предлагает Судьбе жертву. Это нешуточный вызов, Судьба не любит дерзости, она примет жертву, но обманет Анну.

Кому была предложена жертва Авраама, который чуть не заклал Исаака, но Бог не попустил? Кого вопрошала Анна Ахматова, и кто принял ее восторженную жертву, не дав ничего взамен? Я склонна думать, что это был скорее Дьявол, отец лжи. Смотрите, что предложила Анна, какую сделку она готова была заключить: «Дай мне горькие годы недуга, задыханья, бессонницу, жар, отыми и ребенка, и друга, и таинственный песенный дар. Так молюсь за Твоей литургией после стольких томительных дней, чтобы туча над темной Россией стала облаком в славе лучей». А ведь это 1915 год, самое страшное еще не наступило. Стихотворение называется «Молитва». Но можно ли так молиться? Предлагая за благо страны мужа, ребенка, друга? Что за гекатомба? И не это ли декларировали большевики, приучая народ отдавать своих близких на заклание во имя грядущего коммунизма? Что-то наш ангел здесь запел не с того голоса. Можно предложить свою жизнь, но не жизнь своего ребенка. Такой римско-советский стоицизм претит человеческой природе. Сразу вспоминается фрау Геббельс, которая лично отравила своих шестерых детей, чтобы они не достались врагам и не пережили Третий рейх.

Гордыня и решимость принести в жертву государству самое сокровенное, живое сыграли с Анной злую шутку. Судьба подслушала, отняла ребенка, всех друзей, а тучу над Россией сгустила до уровня катастроф. А пока к Ахматовой приходит слава. Мэтры Блок и Брюсов признали ее. Ей посвящают стихи, с нее рисуют портреты, она становится кумиром салонов. В 1916 году они с Гумилевым без скандалов и истерик разводятся. Брак не получился, но Лева хотел иметь отца, и еще год, и как бы обоим пригодился этот брак, как опора, как якорь в океане страстей и огня, который плескался за гранью 17-го года! И когда все полетит к черту, Анна совершит еще одну ошибку, роковую, последнюю. В 1917 году она с той же гордыней и самомнением откажется уехать. Мне очень не нравится жанр ее «отказного» стихотворения. До него выйдет в сентябре сборник «Белая стая». А это уже после черты: Октября. «Мне голос был. Он звал утешно, он говорил: “Иди сюда, оставь свой край глухой и грешный, оставь Россию навсегда. Я кровь от рук твоих отмою, из сердца выну черный стыд, я новым именем покрою боль поражений и обид. Но равнодушно и спокойно руками я замкнула слух, чтоб этой речью недостойной не осквернился скорбный дух”». Вот она, развилка. Анна себя переоценила.

Возвращаясь, Гумилев твердо знал, что он погибнет и никого не спасет. У него была скромная и достижимая задача: достойно умереть, показав большевикам, что такое честь, мужество и непреклонность. Эту задачу он решил блестяще, и смерть его была быстрой, а в те годы – это большая удача. Анна же попала в западню. Она стала заложницей и сделала заложником Леву. Помощи ждать было неоткуда. «Пыль взметается тучею снежною, скачут братья на замковый двор, и над шеей безвинной и нежною не подымется скользкий топор». Это 1922 год, Гумилева уже нет, и никакие братья не прискачут. И скорой смерти не будет. «Лучше бы на площади зеленой на помост некрашеный прилечь, и под крики радости и стоны красной кровью до конца истечь». Нет, придется жить долго, голодать, страдать, отдать сына на муки в НКВД, выживать, писать в стол, становиться понемногу советским поэтом. Начинается жестокая череда августов, ее рокового времени. В августе 1915-го умрет ее отец. В августе начнется Первая мировая. В августе 1921-го на станции Бернгардовка расстреляют Гумилева. В августе 1946-го ее растопчет Жданов в постановлении о журналах «Звезда» и «Ленинград». В августе 38-го в первый раз возьмут Леву. В августе 1953-го умрет от голода в лагере ее второй муж: Николай Николаевич Пунин.

«Той лютой порой, той неверной, в тени разведенных мостов ходила она по Шпалерной, металась она у „Крестов“. Ей в тягость – да нет, ей не в тягость! Привычно, как росчерк пера! Вот если бы только не август, не чертова эта пора. Ведь так же, наверное, несносен был давний тот август, когда у черных бернгардовских сосен стрельнула, как птица, беда. И разве не в августе снова в еще неотмеренный год осудят – мычанием – Слово и выведут совесть в расход? Но это потом, а покуда, которую ночь над Невой, уже не надеясь на чудо, а только бы знать, что живой… И вписана в сумерки четко, как вписана в нашу судьбу по-царски небрежная челка, прилипшая к мокрому лбу» (А. Галич). Сгоряча власть пропустит еще два ее сборника: «Подорожник» и «Аnnо Domini MСMXXI», оба – 1921 года.

С 1924 года Ахматову печатать перестают вообще. А ведь дар Судьба ей оставила, он растет, делается грозным, исполненным дыхания Вечности. Но в стол, только в стол… В 1926 году в типографии уничтожат гранки ее собрания сочинений. Ее не будут печатать 16 лет, до 1940 года, когда выйдет небольшой дайджест «Из шести книг». Придется жить переводами, бедствовать, унижаться ради Левы, сгибать шею перед советскими редакторами. В 1938 году возьмут Леву, по-моему, специально возьмут в заложники, чтобы Ахматова хорошо себя вела. И рождается «Реквием», великая сага о сталинском терроре. Лидия Корнеевна Чуковская будет заучивать стихи наизусть. Записывать нельзя было: за «Реквием» даже всемирно известную Ахматову уничтожили бы.

«Уводили тебя на рассвете, за тобой, как на выносе, шла. В темной горнице плакали дети, у божницы свеча оплыла. На губах твоих холод иконки, смертный пот на челе не избыть. Буду я, как стрелецкие женки, под кремлевскими башнями выть». Это все о Леве, взятом в 26 лет, в 38-м году. Или даже так. Тайное письмо Сталину: «Я приснюсь тебе черной овцою на нетвердых, сухих ногах, подойду, заблею, завою: „Сладко ль ужинал, падишах? Ты Вселенную держишь, как бусу, светлой волей Аллаха храним… И пришелся ль сынок мой по вкусу и тебе, и деткам твоим?“

Никто не скажет лучше Ахматовой об итоге сталинских десятилетий: «Все ушли, и никто не вернулся. Только, верный завету любви, мой последний, лишь ты оглянулся, чтоб увидеть все небо в крови. Дом был проклят, и проклято дело, тщетно песня звенела нежней, и глаза я поднять не посмела перед страшной судьбою моей. Осквернили пречистое слово, растоптали священный глагол, чтоб с сиделками тридцать седьмого мыла я окровавленный пол. Разлучили с единственным сыном, в казематах пытали друзей, окружили невидимым тыном крепко слаженной слежки своей. Наградили меня немотою, на весь мир окаянно кляня, обкормили меня клеветою, опоили отравой меня. И, до самого края доведши, почему-то оставили там. Любо мне, городской сумасшедшей, по предсмертным бродить площадям».

«Реквием» в 70-е, даже в поздние шестидесятые, после смерти Ахматовой, ушел в самиздат. Его напечатают только в 1987 году, через 50 лет. Этой книги Ахматова уже не увидит. Она осталась и испила все до дна: и оцет, и желчь, и помои, и цикуту, – чтобы написать «Реквием». Стоила ли игра свеч? Для нас – да, для нее – нет. Леву выпустят в 44-м году и снова посадят в 48-м, уже до 1956-го.

Ради Левы придется молчать, глотать оскорбления, стать советским писателем, писать, что положено, о войне. И Лева уйдет на войну и год повоюет, отчаянно пытаясь стать таким, как все. В 1946 году новый удар: постановление о журналах «Звезда» и «Ленинград». Там Ахматову стали печатать. О, что Жданов пишет! «До убожества ограничен диапазон ее поэзии, – поэзии взбесившейся барыньки, мечущейся между будуаром и моленной».

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*