Натан Дубовицкий - Ультранормальность. Гештальт-роман
– Мы правильно движимся? Далеко еще до дома? – уточнял он у iSec.
– Военные отключили гражданские службы ГЛОНАСС, – ответило устройство. – Сегодня распространили официальное заявление. Считается, что так они смогут контролировать перемещение оппозиционных групп по городу. Местоположение определить не удается. Предлагаю ориентироваться по аналоговым табличкам на зданиях.
Практически паникуя, Стрельцов забрался на последний этаж, и перепрыгнул на крышу соседней пятиэтажки, спустился по пожарной лестнице во двор и, просочившись через ржавую ограду, оказался на одной из улиц, которую не найдешь на Яндекс-картах. Вскоре уже и путешествие по крышам начало казаться ему игрой воображения, иллюзией. А реальностью стали всполохи костра, разведенного посреди проезжей части, заваленной ржавыми автомобилями без покрышек и дверей. Огненные протуберанцы чертили на стенах домов узоры из хохломы.
Он хотел погреться, но злые языки пламени начали облизывать его руки нестерпимой жгучей любовью, и Стрельцову пришлось бежать во мрак, раскинувший свои нежные холодные объятья. Временами ему казалось, что Елена то появляется, то исчезает в темноте. Ему хотелось бежать за ней, догнать и слиться с ней прямо здесь, прижав к одной из стен мертвого города, чтобы она запустила ему под футболку свои руки и своими вечно красными коготками впилась куда-нибудь в области лопаток. И двойным криком разогнать тьму и зло вокруг.
Но когда он добегал до угла, ее уже не было. И ветер продолжал кружить вихри мусора, причудливо сплетая их в сюрреалистический узор.
Одна из улиц выглядела кривой, словно она обходила дома, наставленные здесь в случайном порядке. И хотя все это могло оказаться только у него в голове, Федор принял правила игры и направился прямо по ней, по разделительной полосе, строго ставя ноги на белое пластиковое покрытие двойной сплошной.
Иногда мимо проносились автомобили с погашенными фарами – словно призраки, устроившие вихрь и скрывающиеся от преследования. Иные сигналили, и Стрельцов шарахался от них в случайном направлении, не переживая собьют его или пощадят.
В какой-то миг стая собак, вышедшая из подворотни, учуяла его запах. Вожак с горящими красными глазами заревел и кинулся на Федора, согнав его с дороги на глухую темную поросшую кустами обочину. Не помня себя от страха, Стрельцов бежал по прямой дворами, перепрыгивая через скамейки, и собачья стая – десятки горящих глаз, дым из пастей и даже местами всполохи огненных язычков, вырывающихся из ноздрей – мчалась за ним, наперебой заливаясь лаям.
Охотничий азарт адского племени поубавился, когда Федор промчался под одной из арок и оказался на проезжей части, на которой шаталась неприкаянная пьяная компания. Судя по одежде – молодняк «младоцентрят», разодетый в партийные обноски. На груди надписи: «Продли себе будущее!». Но когда Федор пригляделся получше, увидел, что это самые настоящие орки из тех фильмов двадцатилетней давности, которые так нахваливал отец, но которые не представляли никакого интереса ни своими спецэффектами, ни игрой актеров. Спасаясь от них, Федор нырнул в кусты, переждал, пока те скроются из виду и рванул в противоположную сторону. Красноглазые твари еще преследовали его какое-то время, шныря вдоль обочины, но потом отстали.
Не то влекомый автопилотом, не то чутьем, обостренным алкоголем, а может и сверяя путь по звездам своей серендипностью, Стрельцов вскоре оказался в знакомых местах. А когда запели петухи, которых разводил на балконе сосед Ибрагим, недавно переехавший из своего аула в Дагестане и еще не приобщившийся к городскому образу жизни, Стрельцов уже стоял на пороге своего подъезда. Он безумно таращился на таблицу квартир, распределенных по этажам, соображая, что седьмая квартира в доме отсутствует.
Он стоял так и когда большой огненный шар выплыл из-за дома и медленно перебрался на свое утреннее место – в кронах двух тополей у дома напротив, на которых уже лежал первый легкий снег. А его незатейливые легкие пушинки, опадавшие с неба и очень похожие на тополиные, ложился на голову и плечи Стрельцова.
Медленно приходя в себя и разгоняя тьму вокруг, Федор понял, что ноги не могли привести его ни в какое другое место, кроме как домой.
Стрельцов поднялся на свой этаж, открыл дверь и прошел внутрь, в темный неосвещенный коридор, который он хорошо знал и на ощупь. Но лишь только он прикрыл за собой дверь, свет в коридоре вспыхнул, и он увидел Ивана, стоящего напротив, прислонившегося плечом к косяку своей комнаты.
– Ты где шлялся?
– Это обычно моя реплика.
– Прекрати юлить! Я все знаю!
Федор пожал плечами, неискренне изображая искреннее удивление.
– Мать всегда говорила, что мозги при рождении достались мне. Поэтому если кто-то что-то и знает, то я. А тебе неплохо бы было присосаться обратно к своей соске, – он кивнул в сторону дальнего угла коридора, где традиционно стояли пустые бутылки из-под алкоголя, предназначенные на выброс, – пока мозги окончательно не проветрились. А то глядишь, еще думать начнешь.
Иван вынул из кармана, словно заранее заготовленную распечатку, подошел ближе и чуть ли не ткнул Федору в лицо. На бумаге, обильно украшенной по краям баннерной рекламой, застывшей на тех кадрах, на каких застала их команда печати принтера, виднелись сообщения с Интернет-форума одного из националистических сайтов. Участники с аватарами, имитирующими свастику во всех своих возможных вариациях, обсуждали его вчерашнюю пресс-конференцию.
– Ну и что?
– Ты еще и придуриваться будешь! – завопил Иван. – И долго ты думал скрывать от меня правду?!
– Какую?
– Мой собственный родной брат – жидяра! – крикнул он, вложив в свой вопль все возможное отчаяние.
Для человека националистических взглядов, не осилившего «Войну и мир», не было более страшного разочарования.
– Ты это серьезно что ли? – уточнил он, не веря своим ушам.
– Пока наша страна разваливается, и орды жидоамериканцев столпились у наших границ, мой собственный брат оказался пархатым! Как я, десятник, мог допустить гниду в собственной семье?! – продолжал тот какой-то свой внутренний диалог словами неизвестного манифеста.
– Хватит пороть горячку!!
Но Иван его не слушал. Он продолжал фонтанировать агитматериалами, навечно впечатанными в его мозг годами посещения партийных съездов и попоек. Какое-то время еще казалось, что это все какой-то дурной розыгрыш или игра, но чем больше заводился близнец, тем больше казалось, что это все взаправду и на полном серьезе.
– Собственный брат – жид! Гребаный пейсатый масон! Им мало захватить экономику, мало развалить армию, так они еще и в наши семьи проникли!
– Как я могу быть евреем, если я твой.
Федор не успел закончить. Сперва Иван приложил листок с перепиской к лицу Федора и толкнул его так, что тот отступил на пару шагов и закачался, а потом, как только тот отнял распечатку от лица, заехал ему кулаком между глаз, не жалея ни сил, ни отчаяния.
Федор упал на пол возле шкафа, там, где обычно аккуратными рядами стояла уличная обувь.
– Мать твою. – вывалилось из него, лишь только спина соприкоснулась с армейскими ботинками брата.
– Ты мою мать не трогай, жиденок! – брякнул Иван, а потом, после секундного замешательства, изо всех сил залепил пинком по правому подреберью Федора. Ровно туда, куда били его «младоцентрята».
Корчась от боли, а заодно примечаясь как бы спастись, Федор дождался, пока Иван изойдется в исступлении, цитируя одновременно и выдержки из публичных выступлений своего партийного лидера, и что-то гитлеровское о необходимости решить вопрос с евреями, быстро вскочил на ноги и рванул из квартиры. Благо он так и не закрыл на замок за собой дверь, когда вошел внутрь.
Сзади еще доносились проклятья, русские национальные ругательства и что-то про «обрезанных паразитов», но по звукам Федор понял, что его не преследуют. Место, где он вырос, стало одновременно чужим и опасным, словно квартиру обволокло какое-то проклятье безумия, поразившее не только отца, но и собственного брата.
Примиряясь с этим, Федор решил для себя, что семья для него временно не существует. И это не только сняло тяжелый камень с его плеч, но и дало определенную свободу и облегчение. Уже на первом этаже он решил, что как минимум теперь нет никого, перед кем он должен оправдываться за свой провал на пресс-конференции.
Лишь только металлическая дверь подъезда захлопнулась за его спиной, из-за угла вынырнули два здоровенных лба в темных плотных куртках, один мускулистый и подтянутый, другой полноватый и несколько низкорослый, которые быстро окружили Федора и прижали к металлической двери подъезда. Система отторгала неконтролируемый знак: Стрельцов сразу почувствовал себя трупом – как тот, которому надо дать объяснение, чтобы город-автомат смог его встроить и тем устранить угрозу целостности.
