Дураков нет - Руссо Ричард

– Не знал, что ты еврей, – искренне признался Салли. – Я думал, евреи ушлые адвокаты.

– Салли, – Уэрф перебросил через плечо конец шарфа, и тот хлестнул Салли по лицу, – ты принц. Помни это. Никаких черных мыслей.

Салли смотрел вслед Уэрфу, тот, осторожно ступая, пробирался к своему “бьюику-ригал”. Минуту спустя “бьюик”, виляя, проехал вверх по улице мимо Салли. Уэрф опустил стекло и пропел:

– Спи, милый принц [15].

Толстый снежный покров приглушал звуки, и когда Салли добрался до дома, на улице стояла абсолютная тишина. Был второй час ночи, машины, припаркованные у тротуара, напоминали белые холмы, и Салли не удивился бы, если бы мимо под перезвон колокольчиков проехал конный экипаж.

Весь этот мир на земле значил только одно. Завтра мира не жди. Из-за некстати выпавшего снега стройка затянется, и Карл Робак станет еще больше спешить закончить работы до того, как грунт замерзнет и нельзя будет ничего сделать. И если завтра не потеплеет, Салли и Руб отморозят задницы. В перчатках гипсокартоном стены не обшивают, и часам к десяти утра Салли и Руб будут чувствовать пальцы рук, только если нечаянно попадут по ним молотком. Да еще Карл раз десять заедет поторопить их и рассказать об очередной паршивой работенке, которую наметил для них на пятницу; с такой работой, скажет Карл, справитесь даже вы двое. А прежде чем пахать на Карла, Салли придется очистить от снега дорожку перед домом и площадку у гаража, чтобы его квартирная хозяйка смогла выехать. Пусть даже к утру его колено грянет симфонию боли.

Впору отчаяться, но тут Салли осенило.

За ту минуту, что он искал в кузове пикапа щетку с длинной ручкой, Салли придумал план. За тридцать секунд он смахнул снег с капота и ветрового стекла и две минуты спустя уже сдавал задом на подъездную дорожку Карла Робака, ровно туда, где стоял новенький снегоуборщик, тоже покрытый снегом. На полу в кузове пикапа по-прежнему лежали три листа фанеры, и Салли соорудил из них импровизированный пандус. Под тяжестью снегоуборщика фанера прогнулась, но выдержала. Салли со стуком закрыл задний откидной борт, в доме зажегся свет, и показалась Тоби Робак, темный силуэт в окне второго этажа; Тоби подняла створку окна и выглянула на улицу.

– Салли, это ты? – спросила она.

– Ага, – признался Салли. – Но завтра я буду все отрицать.

– Ты приехал украсть наш новенький снегоуборщик?

– Вообще-то уже украл.

– По закону я имею право тебя пристрелить, и мне ничего не будет, – сообщила Тоби.

– Не совсем так. Только если я попытаюсь к тебе вломиться.

– Ты намерен ко мне вломиться?

– Не сегодня, куколка, – ответил Салли. Разговор в эту пору, пусть даже шепотом, действовал ему на нервы. Было тихо, но соседи вполне могли подслушивать. – Кстати, где Дубина?

– А я откуда знаю? – сказала Тоби Робак. – Пытался войти, потом плюнул на это дело. Он отнесся к моей угрозе пристрелить его куда серьезнее, чем ты.

– Его можно понять, – произнес Салли. – У тебя намного больше причин пристрелить его, чем меня.

– Еще бы, – согласилась Тоби и добавила чуть погодя: – Ты когда-нибудь злился так сильно, что готов был пристрелить кого угодно – все равно кого?

– Конечно, – сказал Салли, не ощущая особого желания признаваться, что четверть часа назад именно так и чувствовал себя в “Лошади”. – Потому у меня и нет пистолета.

– Купи обязательно, – посоветовала Тоби. – У меня есть пистолет Карла. Мы с тобой станем разбойниками. Будем грабить банки. Покроем себя славой. Как Бонни и Клайд.

– Тогда тебе придется быть Клайдом, – ответил Салли. – Я гожусь разве только на то, чтобы сидеть за рулем машины, на которой мы будем убегать с места преступления.

– У мужчин нет воображения, – сказала Тоби, и Салли вспомнил слова Винса о том, что у Тоби Робак роман с кем-то из Шуйлер-Спрингс. Вряд ли, судя по этому замечанию, разве что и у ее потенциального любовника тоже нет воображения.

– Ты все же полегче с ним, – попросил Салли, удивляясь, что защищает не кого-нибудь, а Карла Робака. – Он до сих пор нервничает из-за операции. Вот и пытается все успеть за полгода. Как только поймет, что доживет до семидесяти, так сразу сбавит обороты.

– Да он и до Дня благодарения дотянул с трудом, – проговорила Тоби с искренней убежденностью (как показалось Салли). – Ладно, валяй, забирай наш снегоуборщик. Впервые вижу такого нерасторопного вора. Ты и водишь-то, наверное, не лучше.

Салли вернулся домой, и его внезапно охватила усталость; он растратил все силы, которых придала ему половинка “Сникерса”, и оставил бы снегоуборщик в кузове пикапа, если бы не опасение, что утром заспится. Карл Робак явится его искать и вполне может забрать снегоуборщик, прежде чем Салли успеет им воспользоваться. Поэтому он достал снегоуборщик из кузова, спрятал в углу гаража мисс Берил – там никто не найдет – и накрыл брезентом.

И правильно сделал, потому что, поднявшись к себе, Салли увидел, что на его диване спит не кто иной, как Карл Робак, рот его широко раскрыт, на полу у вытянутой руки валяется бутылка из-под канадского виски. Салли на миг показалось, что Карл мертв, что последний сердечный приступ хватил его прямо здесь, на диване. Но Карл громко всхрапнул, пошевелился, и Салли с облегчением понял, что человек на диване спит, а не умер, пусть даже этот человек – Карл Робак.

У Салли где-то было лишнее одеяло, но от усталости он не сообразил где и накрыл Карла своим. Все равно в спальне жарко, хватит и пододеяльника. Салли уснул, не успев в этом усомниться.

Четверг

Карл Робак проснулся рано. Салли слышал, как он тихонько включил телевизор, передавали аэробику. Часы на тумбочке у кровати показывали половину седьмого, то есть Карл смотрел “Просыпайся, Америка”; ведущей, судя по лицу, было уже за сорок. Фигура у нее замечательная, подтянутая, спортивная, но все же не как у молодой, отметил Салли. и когда ведущая танцевала рядом с юными ассистентками, хотелось разве что похвалить ее за героизм. Может, поэтому Салли так расстраивался, когда смотрел на нее. Эта женщина явно всю жизнь занималась танцами, и хотелось сказать ей: хватит уже, отдохни.

Когда Салли заглянул к Карлу, тот рассеянно и полусонно наблюдал за ведущей, сунув руку в трусы.

– Потерял что? – спросил Салли. – Или уже стер до основания?

Карл, казалось, ничуть не смутился.

– В жизни не спал на таком ужасном диване, – ответил он, не глядя на Салли.

– Сколько тебе лет? – с неподдельным любопытством поинтересовался Салли.

С рукой в трусах Карл Робак походил на подростка, несмотря на брюшко.

Карл и ухом не повел. Чуть погодя спросил:

– У тебя уже не бывает утреннего стояка?

– Нет, – ответил Салли.

По правде говоря, у него и в молодости такого почти не бывало, и заниматься с женой сексом по утрам Салли не очень любил. До полудня оргазмы у него получались смазанные, точно поезд прогрохотал в полумиле и умчался в другую сторону. И в этом его брак тоже не задался. Вера частенько просыпалась в игривом настроении, но после завтрака ее пыл, как правило, иссякал. Салли объяснял это ее пуританским воспитанием. Некоторых женщин надо брать врасплох, пока они не проснулись окончательно и не вспомнили, кто они такие.

– Можно подумать, ты сам не хотел бы трахнуть эту бабенку, – сказал Карл. Он по-прежнему не отрываясь таращился на экран, хотя руку из трусов все же вынул.

– Да что с тобой такое? – удивился Салли.

Карл Робак вздохнул.

– Понятия не имею. Честное слово, – признался он. – Последнее время мне хочется перетрахать всех баб. Даже уродин. Тебе когда-нибудь хотелось трахнуть уродину?

– Не твое дело, – отрезал Салли.

Карл, похоже, обиделся.

– Ну и пожалуйста. Я тут страдаю, мучаюсь, а тебе и дела нет. Я к тебе как к другу, а ты? Ранил меня в самое сердце.

Салли ухмыльнулся. “Ты ранил меня в самое сердце” – одна из любимых фразочек Карла, и невозможно принимать ее всерьез, хотя Салли подумал, что сейчас, быть может, Карл говорит серьезно.