Наталья - Минчин Александр
Потом Наталья должна была заехать за мной в институт и найти, так как не знала точно, когда освободится. Я ей сказал три места, где точно можно найти меня: в туалете, в буфете и на «теплой лестнице», где все курят обычно и собираются с моего курса такие же рьяные ученики, как и я. Первое место для нее отпадало.
И тут я встретил Шурика. Он такой забавный, что я всегда улыбаюсь, когда встречаю его. Он вечно как под кайфом ходит, глаза такие плывущие-плывущие, но днем он не пьяный никогда.
— Шурик, — говорю я, — сто лет тебя не видел! — И мы обнимаемся. Я его всегда рад видеть. Физиономия у него — бесподобная.
— Ты куда пропал? — спрашивает он. — В институте век тебя никто не видел.
— Шурик, не спрашивай. — Я сияю.
— Дама, что ли?
— И она прекрасна.
— Шур, — говорит он мне, только от него я и терплю это имя, — у тебя есть закурить?
— Конечно, даже если б не было, для тебя бы достал.
Я протягиваю Натальину пачку сигарет.
— У-у! — восклицает он, — фирма!
— Бери еще одну, на потом.
— Спасибо большое. Пойдем на «теплую лестницу», а то тут курить нельзя, новые правила.
— Ты что, серьезно?
— Да, сейчас в институте можно курить только в особо отведенных местах и на боковых лестницах. — Он улыбается: — Сколько ж тебя в институте не было! Месяц как ввели.
— Я не знал этого. Впервые слышу.
Я и он идем на «теплую лестницу», там никого — пусто. Садимся на скамью, я щелкаю зажигалкой, даю ему, закуриваю сам.
— Красивая, — говорит Шурик.
Я спрашиваю:
— Шурик, что за журнал под мышкой?
Такой человек: придет в институт, пошатается, все время с книжкой, сядет в читалку и читает, или не читает, мечтает.
— «Иностранная литература», — отвечает он заторможенно. Он всегда заторможенный и отвечает так.
— Что публикуют, что-нибудь хорошее?
— Да, очень приятная повесть, называется «Немного солнца в холодной воде», француженка написала, Франсуаза Саган.
— О чем?
— О любви. Там главная героиня Натали, знаешь, очень…
— Как Натали?
— Очень просто, ее так зовут.
— Дай почитать, сразу верну.
— Через месяц, когда появишься? — он улыбается.
— Раньше.
— Ладно, я тебе его даже могу подарить. Это не мой, а у меня родители выписывают постоянно. Только пару страниц до конца главы дочитаю.
Он читает, а я жду.
Из воздуха на лестнице появляется Наталья. Как она меня нашла сразу?
— Санечка, — она прекрасна с холода, — я сдала. Оделась скромно, совсем, как ты сказал. — Она распахивает длинную дубленку и показывает платье, темно-вишневое в каких-то вазах.
Чего-что, а вот скромного в нем ничего нет. Платье само по себе очень красивое и идет ей. Она улыбается, поднимаясь ко мне.
— Совсем скромно, — скриплю я.
— Но, Саня, скромней не было. Я же абсолютно не готовилась, времени, как ты знаешь… а доцент (приват) был строгий донельзя.
Она уже стоит передо мной и смотрит. Мы встаем со скамьи. Тут я вспоминаю про друга, стоящего радом.
— Шурик, это Наталья, — говорю я.
— Саша. — У него почтительно вытягивается лицо.
— Очень приятно, — говорит Наталья, и, судя по улыбке, ей нравится его удлинившееся лицо.
— Ты освободился, Санечка?
— Я не занимался ничем.
— Его еще не исключили из института? — шутит она.
Шурик даже не понимает, что это к нему.
— А? Нет, что вы! Я сообщу, когда исключат. — Мы все смеемся над фразой, которую он сказал.
Мне нравится ее простота и общительность, как будто она не сейчас познакомилась. А давно.
— А как он вообще занимается? — допытывается Наталья. А то она не знает, как я вообще занимаюсь и чем.
— Да я его не видел уже месяц почти…
— Наталья, он такой ученик, как и я, нашла у кого спрашивать!
— Из таких потом вырастают ценные педагогические кадры, — она улыбается, — им есть что рассказать детям.
— Давай, Шурик, журнал, мы пойдем потихоньку. Ты ела?
— Не ела, я зачет сдавала. Удивлена, что сдала.
— Шурик, хочешь с нами поесть?
— Спасибо, мне надо одну… то есть, одного человека дождаться.
Он отдает мне журнал.
— Спасибо за презент, — говорю я.
Наталья прощается и поворачивается, чтобы идти.
Он смотрит на ее спину и говорит:
— Да, Са-ня!..
Мы выходим из института. Не так холодно, я иду распахнутый, впрочем, я всегда хожу распахнутый. Это моя теория согревания: ходить нараспашку.
— Саня, ты не застегиваешься никогда?
— Нет, — говорю я и, быстро наклоняясь, целую ее губы.
Она ничего не понимает, так, в поцелуе, мы и проходим мимо профессора, лекция которого должна начаться после следующего перерыва.
Я правильно рассчитал: когда мы целуемся, он меня не окрикнет.
— Что случилось, Санечка?
— Просто поцеловались, — улыбаюсь я.
— Нехорошо маленьким мальчикам целовать взрослых женщин на улице и без разрешения.
— Можно вас поцеловать?
— Да, — разрешает она.
Приехав на Таганку, мы заходим с ней в этот подвальчик, который ей нравится очень. Погребочек, где мы с ней иногда питались, даже назывался «кафе», с прибавлением не то закусочная, не то шашлычная. Один раз мне казалось одно, второй раз — другое. Там никогда почти не было людей и вкусно кормили.
Мы сели за стол в углу, она спиной к залу, как всегда, чтобы мне было спокойно.
Официантки тут подходят сразу, а это редкость.
— Что ты будешь, Наталья?
— Что и ты, Санечка, — я обожал, когда она так говорила. Я сразу чувствовал себя окрыленно, я мог взлететь.
— Цыплята-табака, пять напитков, хлеб. У вас есть какие-нибудь салаты: помидоры, огурцы?
— Все, что в меню, смотрите.
— Все меню давайте, — говорю я.
Наталья уже молчит, привыкла.
— Как все? Целое меню?
— Раз вам трудно ответить.
Она снисходит и перечисляет салаты. Я выбираю два, хотя их всего три.
Она уходит и скоро возвращается.
Ставит все на стол, без цыплят, и спрашивает:
— А вы правда все меню бы взяли?
— Он такой, — отвечает за меня Наталья.
— Ой, я глупая, — говорит она, — какая бы выручка была.
Мне нравится ее молодость. Оказывается, есть еще глупее меня.
— Наталья, хочешь шампанского?
— Только дома… — она смотрит очень пристально на меня.
Я смотрю в зал поверх ее плеча. Мне начинает надоедать назойливый мужик, который не спускает с нее взгляда, вот уже, наверно, десять минут.
— Санечка, а кто выпьет столько напитков? — спрашивает она.
— Ты, и немного — я.
— Саня, ты ненормальный!
Мне надоедает.
— Извини, Наталья. Я помою руки.
Встаю и показываю мужику глазами на выход.
Иду в туалет, он входит за мной. Туалетик тесненький, одноместный такой. Не развернуться.
Мужик добродушно улыбается, глядя на меня как на козявку. Здоровей меня эдак раза в два.
— Ну и что? — спрашивает он.
— Ничего, — грубо отвечаю я. — Не люблю, когда так долго и назойливо пялятся.
Улыбка слезает с его лица.
Помолчав, он произносит глубокомысленно:
— А…
— Что «а»? — спрашиваю я в свою очередь. — Понял, или по-иному объяснить?
Мужик медленно багровеет. Я сжимаю ручонку в кулак.
Он вдруг говорит:
— Понравилась мне твоя девушка. Хороша! Позавидовал, — зубы пытаются изобразить подобие улыбки.
Я сразу расслабляюсь, как будто и не сжимался (для удара), в эти самые зубы…
— Да чего уж там завидовать. Со стороны только…
— А… — говорит он и уже выходит.
— Саня, ты что там, весь купался? — спрашивает Наталья.
— По пояс только, — отвечаю я, и она смеется.
Гляжу гордым взглядом победителя опять через ее плечо: мужик мне подмаргивает.
Мы выходим, покушав, из погребка, который зовется не по-нашему «кафе», и я покупаю в гастрономе бутылку шампанского. Без очереди. Вереница опухших алкоголиков терпит молча.
— Саня, это нехорошо — брать без очереди.