Валери Тонг Куонг - Провидение
В какой-то момент я подумал, что из-за лекарств, которые мне вкололи, мой мозг играет со мной шутки.
– Я не согласна с тобой, Алина, – сказала Марилу. – Насчет чувствительности. Будто раз ты мужчина, то не имеешь права поплакать в такой ситуации? Он ведь тревожился.
Натан? Ты был здесь? Ты плакал? Господи, но над чем, над кем?
Обрывки твоего детства подкатывают мне к горлу. Все мои обманы взрываются – прямо мне в лицо. Мои извинения, отговорки, жалкие оправдания.
«Мне жаль, Натан, в эту пятницу я тебя взять не смогу, но в следующие выходные – точно, клянусь».
«Алло, Натан, угадай, откуда я тебе звоню! Из самолета, да, Натан, я лечу! Представляешь, тут есть настоящий телефон! Сожалею насчет родительского собрания, но не беспокойся, твоя мать мне все рассказала».
«Натан, ты безумно обрадуешься, я везу тебе настоящую гитару из Нешвила, да, старик, твои приятели просто обалдеют, сам видишь, хотя я не смог вместе с тобой задувать свечки на торте, это не мешает мне думать о моем сыне!»
Сколько раз ты слышал слова «мне жаль» из моих уст? Сколько разочарований вынес? Я подкупал тебя. Пренебрегал тобой. Я портил тебя, только бы не видеть, какой я недостойный отец. Не способный воспитать тебя. Никогда меня не было там, где надо. Я оставил тебя расти в одиночестве, да еще имел наглость сваливать вину на тебя, когда ты вступил в трудный возраст. Хотя ты пытался сказать мне об этом. Показывал множеством способов. Ты старался выкарабкаться, а я топтал твои усилия. Смеялся над твоими начинаниями. Выдавал тебя за мелкого противного лоботряса. Меня устраивало представлять нашу историю таким образом. А пока ты спускался в ад, я упивался Либби или какой-нибудь другой и восхищался собой в роли суперпродюсера, который рядится в одежки интеллектуала.
Я очнулся от долгого сна, Натан. Ты меня разбудил. Ты примчался, как только узнал, что я в опасности. Спал и плакал рядом со мной. И не держал на меня зла за то, что я был так жалок. Если бы ты знал, как я сожалею. Я отдал бы что угодно, только бы исправить свои ошибки, да, и это тоже выглядит жалким, да? Понадобилось дожить до пятидесяти пяти, чтобы прийти к этому.
– А еще он молился, – шепнула Марилу. – Ты тоже молился?
Если Бог и в самом деле существует, хвала ему за то, что подвел меня так близко к смерти. За то, что даровал мне это воскрешение.
– На этот раз мне в самом деле пора: я ухожу, – объявила Алина. – Всем пока и удачи в дальнейшем.
– Пока, Алина, – сказала Марилу, целуя ее.
– Пока, Алина, – сказал Поло как эхо.
Кончиками пальцев она послала нам воздушный поцелуй.
Марилу взглянула на свои часики.
– Нам тоже надо идти. Мы ведь не рядом живем.
Поло положил учебник в рюкзак. Потом надел куртку и протянул мне руку. Как мужчина.
Я ее пожал.
– Пока, Том, до завтра?
– До завтра, Поло.
Когда они уже выходили в дверь, я его окликнул:
– Поло?
– Да?
– Будут трудности с упражнениями по математике, приноси. Математика или что-то другое.
Он широко улыбнулся, покидая палату. Я почувствовал, что температура у меня сразу поползла вверх.
– Должно быть, вы хороший человек, раз вокруг вас столько людей, – заявила медсестра, начиная процедуры.
– Если бы вы знали…
– Здравствуй, папа.
В дверном проеме Натан. Мне показалось, что он изменился. Повзрослел. Исчез этот вызывающий вид, который он обычно таскал на себе.
– Натан…
– Ты меня напугал…
– Натан…
– Тебе надо отдыхать, лежи спокойно.
Он кладет свою куртку на кресло. Приближается к койке, обнимает меня. Мой сын. Он садится. У меня тяжело на сердце. Мне хочется плакать.
Я плачу.
Мне стыдно.
– Все хорошо, папа, – говорит Натан. – Все очень хорошо. Через несколько дней ты поправишься. В общем, если ты не против, я с тобой посижу: врачи не хотят, чтобы ты в таком состоянии оставался один.
Все хорошо, Натан.
Спасибо.
Прости.
Я горжусь тобой.
Я тебя люблю.
Rock’n’Roll Suicide[11]
Почему в тот день? Почему в ту секунду? Почему в том месте?
Какая разница.
Ни больше ни меньше надежды. Ни больше ни меньше будущего. Ни больше ни меньше одиночества.
И плохо в тот день мне было ни больше ни меньше, чем накануне. И есть, и пить хотелось ни больше ни меньше. И погода была ни лучше, ни хуже и ни жарче. Люди казались ни симпатичнее, чем обычно, ни противнее.
У меня уже было в кармане около девяти евро, без перебора за полдня. Я купил багет и пиво в супермаркете, две девушки, проходившие со смехом мимо, угостили меня сигаретой. Я курил, растягивая затяжки, потом бросил несколько крошек хлеба голубям. Они ходили вокруг меня вразвалку, это меня немного развлекло. Я бы охотно позвонил Габриель на остаток денег, но она слишком много плакала последнее время, а я не знал, как ее подбодрить.
Подъехала поливальная машина. Пришлось встать, чтобы меня не окатило. Из-за этого-то я и спустился в метро, в тот самый момент: заранее я ничего не планировал. Собирался и дальше клянчить, это было хорошее время, люди возвращались с обеда. Те, кто нищенствует, знают, что сочувствие легче внушить человеку с полным желудком. Я направился к краю платформы и прицелился к тому месту, где должна была оказаться дверь.
Поезд ворвался на станцию; я уточнил свою позицию.
И, не раздумывая, прыгнул.
Особенно нечего описывать: даже сердце быстрее не забилось, в общем, я так думаю.
– А тебе было больно?
– Поло, нехорошо задавать такие вопросы. Он тебе уже сто раз рассказывал.
– Можешь задавать любые вопросы, Поло. Я тоже был любопытным в твоем возрасте.
Мальчуган качается на стуле, потягивая апельсиновый сок.
– Ну так что? Тебе было больно?
– Чудовищная оплеуха, вот какое воспоминание у меня осталось. Чудовищная оплеуха. Знакомое ощущение. Кости будто разогреваются. Обжигают. Нелегко такое понять – кости, которые обжигают, а, паренек?
– Перестань качаться, Поло, – беззлобно ворчит Марилу, – стул испортишь.
– Ладно, а дальше?
Затем ощущение, будто тебе заткнули рот кляпом, раздавили, это длилось всего долю секунды, и при этом целый век. Потом белизна, воспоминание об ослепительном свете. Мне три года, я в волнах, песчинки в моем рту, в горле, волна заглушает мой крик, последний образ моей матери. Нет, не образ. Силуэт. Тень. Ощущение. Холод.
– Так ты видел это, Шарли? Пляж? Может, ты жил на берегу моря, когда был маленьким?