Сергей Шаргунов - Книга без фотографий
Вытянутый человек в сером костюме осклабился, внимательно и близоруко разглядывая стол, и спросил треснутым голосом:
— Празднуем, молодежь?
Они обнялись с Андреем. Друг распахнул объятия и бросился на пиджак, как в море.
Со стороны пиджака заработала желтая узкая кисть, которая похлопывала Андрея по спине.
Затем желтая кисть была протянута мне, и треснутый голос сказал:
— Очень-очень рад знакомству. Я начальник Андрюши. Много о вас слышал.
Эдик при виде нового персонажа замкнулся. Может быть, сквозь растущее опьянение просек, что не стоит буянить при шефе друга.
— Ладно, почапаю! Доча плачет. Без папки не засыпает, — он уронил на стол купюру и пошел качаясь.
— Ленин, — вздохнул Андрей, и Люба хихикнула.
Через некоторое время за столом добавились трое: два сослуживца Андрея, один пришел с женой. Они скромничали.
— Хорошо, что вы ездите. Где уже бывали? — спрашивал участливо Борис Степанович.
— Везде почти. В Чечне. В Осетии.
— Очень интересно. Ну как, египетские казни закончились? Не теснят вас? Я ж тоже по молодости пострадал. Стихи писал. Одно такое по тем временам было горячее! Хотели из комсомола выгнать.
— Можно, я вас сфотографирую? — спросил круглый бритый парень, оставил жену, пухлую мелированную блонди, к которой я переместился.
Щелкнул.
— Ближе! — крикнул он.
Его жена касалась меня сиськой сквозь блузку. Зачем-то я сжал ее колено. Она не вырвалась. Я перебирал по колену пальцами.
— Теснее, ребята! — взывал парень. — С-ы-ы-р!
Мне захотелось большего — схватить его жену за сиську.
Андрей блаженно, шире всех улыбался, как именинник. Он молчал, жмурясь, а Люба, вдруг, вероятно, захмелевшая, принялась ласкать и вылизывать ему ухо проворным язычком.
— Не давят вас? — гнул свое Борис Степанович. — Не зажимают?
— Да вроде нормально все, — сказал я. — Надеюсь, что нормально. А что?
— Хороший Андрюша парень. На повышение у нас пойдет. Какой молодец! Вас вот пригласил! Были уже встречи? В газетах? Как студенты наши?
— Студентки, — проговорил я и посмотрел на Любу.
Она тоже на меня смотрела: косилась, продолжая целовать и лизать красное, со спелой мочкой ухо моего северного друга. Нет, вражды не будет. Андрей краснел лицом, ушами, грудью в проеме распахнутой рубахи — то ли от неловкости, то ли от удовольствия, то ли от выпитого — или от всего вместе.
Я отвел взгляд и еще выпил.
— Она — гот, — произнес я с трудом. — Знаете, готы — это те же гопники… Гот-стоп…
Борис Степанович понимающе щурился.
— Ой, не гот, — спохватился я, — Эмо!
— Играет молодежь, вот и до наших окраин эхо докатилось, — ответил Борис Степанович поэтично, со скрипом и прищуром.
В тот вечер он почему-то не выпил и даже не съел ничего.
Было темно, ветрено, и нас осталось трое.
— А ты нормальная девчонка! Я думал, левая какая-то, — бормотал Андрей. — А ты такая клевая!.. Я думал — ты того, а ты нормальная! — Повернулся ко мне и просипел: — Без обид? — и нырнул лицом в ее лицо. Они целовались, рискуя упасть.
— Я забыл мобильник, — вспомнил я. — Подождите.
Бросился обратно, преодолевая ветер. Вбежал в ресторан. Звук музыки стал раз в пять мощнее, чем раньше.
Наш столик был уже прибран.
— Мобильник! Потерял! — заорал я по складам, подскочив к бару.
Женщина за стойкой, костистая, светлая, в белой рубашке, закачала головой и по складам растянула губы:
— У нас нет…
Я беззвучно растянул рот в плохих словах. Мобильник со множеством снимков. С войной осетинской. С моим сыночком. Свистнули… Бес вас подери. «Небось, и музыку громче врубили, чтобы следы замести», — пьяно подумал и стремительно пошел от бара к выходу. А что, если друг уже растворился с Любой во тьме? И как быть? Что делать без телефона? Искать гостиницу? Денег хватит? Все это я обдумывал, выходя во мрак, однако никуда они не делись.
Двое качались, слипшись в поцелуе, облитые синим огнем ресторанной вывески.
— У меня телефон свистнули.
— Забей! — вынырнул Андрей из поцелуя, а Люба хихикнула, словно квакнула.
Возле дома Андрей зашел в ночной магазин и купил бутылку шампанского. На улице долго крутил. Пробка ухнула во мрак и ее унесло.
Он сделал долгий засос и передал бутыль подруге. Люба глотнула и передала мне.
— Да ну! — сказал я.
В квартире мы сразу разделились. Андрей залег у себя, Люба ринулась в ванную.
Я сел в другой комнате и уткнулся в Интернет. Не вставая со стула и не отрываясь от монитора, стянул с себя одежду. На сайте «Одноклассники» со мной хотели подружиться девятнадцать северодвинских студенток и четыре студента.
Пока я подтверждал дружбы и доходил до чернявой виртуальной Любы, слышно было: она принимала душ, а потом прошлепала из ванны к Андрею.
— У тебя есть презервативы? — спросила она громко.
«Привет! Ты такой милый! Спасибо за это! До скорого!» — писала мне она в Интернете. Сообщение было послано в 19.19, меньше часа оставалось до ее прихода в ресторан, где она достанется Андрею.
За стеной звучали ее всхлипы и вздохи.
А не специально ли она так громко стонет? Чтобы услышал! Зачем ей это?
Встал, прошелся — от зашторенного окна до дверей. За стеклом шкафа среди сервиза торчали бумажные квадраты: изнанки открыток — поздравления маленькой девочки отцу с днем рождения и Новым годом. Очевидно, написанные еще тогда, когда семья не разрушилась. «Папа, я тибя люблю! Буть здров и люби мама и я!» — карандашные разноцветные квадратные буквы, некоторые повернуты не в ту сторону.
А напишет ли сейчас такое эта девочка?
Я погасил компьютер. Разделся и улегся лицом к стене, из-за которой все еще звучали поморские плачи студентки, монотонные и унылые. Заснул я мгновенно.
Разбудил меня шум. Я вскочил с дивана, по солдатски сложил белье в две ровные стопки, и вышел на кухню в трусах. За столом сидел Андрюха, темно-синий костюм, розовый галстук.
— О, нарядный! — я присвистнул. — В ЗАГС собрался? А где невеста?
— Ушла только что. А я — на работу.
— У тебя же выходной…
— У меня проблемы.
— В чем дело?
— Шеф только что звонил. Сказал: «У тебя проблемы». — Друг плеснул в чашку остатки шампанского из бутылки, отпил и поморщился: выдохлось.
— Фигня, — сказал я, — он же приличный, твой шеф.
— Я вчера ему не хамил? Все хорошо было?
— Хорошо, — сказал я, и это шершавое слово напомнило мне, что хочется воды.
— А ты, извини, Серый, не хамил ему?
— Не хамил. Андрюха, есть вода?
— В чайнике прохладная. — Друг встал: — Поеду, узнаю, а ты подожди.