Федерико Моччиа - Три метра над небом
— Вы знаете, что Джаччи сегодня облажалась?
— Нет, а что случилось?
— Она хотела оставить на второй год одну из моего класса, Сильвию Феста. Но она ошиблась, поставила ей оценку другой девчонки.
— Честное слово?
— Ну да, хорошо, что Баби заметила.
— Какая Баби? Джервази?
— Она.
К ним подходит девочка с «Мессаджеро» в руках.
— Паллина, а вот тут — это не Баби?
Паллина вырывает газету из рук. Пробегает глазами статью. Смотрит на Баби. Та уже почти дошла до машины. Паллина пытается ее позвать. Кричит она громко, но шум машин заглушает. Слишком поздно.
Баби поднимает сиденье, чтобы сесть сзади.
— Привет, мама.
Наклоняется, чтобы ее поцеловать. А та влепляет ей пощечину. «Ай!» — Баби отлетает на заднее сиденье. Ничего не понимая, потирает ноющую щеку.
В машину садится Даниела. Оглядывается. Молчание. Лицо Раффаэллы. Баби, потирающая щеку. И тут же все понимает.
Пока они ждут вечно опаздывающую Джо-ванну, Раффаэлла орет как ненормальная. Баби пытается все объяснить. Даниела подтверждает. Раффаэлла распаляется еще больше. Главной обвиняемой становится Паллина, но до нее не доберешься, она вне юрисдикции.
Наконец приходит Джованна и, пробормотав как всегда: «Извините», садится назад. Машина трогается. Дорога проходит в молчании. Джованна думает, что случилось что-то серьезное. Иначе почему они так раздражены?
— Ну извините меня… Но ведь сегодня я пришла вовсе не так уж поздно?
Даниела рассмеялась. Баби еще сдерживается, но и ее захватывает смех. Наконец смеется и Раффаэлла.
Джованна ничего не поняла и обиделась. Они ее высмеивают. Надо рассказать маме. С завтрашнего дня, решает Джованна, или пусть она сама за мной приезжает, или буду ездить на автобусе.
Все же какая-то польза от этого скандала была: больше не надо ждать Джованну.
26
Под мышкой крепко зажата старая сумка из черной кожи. Суконный жакет горчичного цвета. Короткие, гладко зачесанные волосы устало повисли, походка тоже усталая. Из-за толстых коричневых колготок она кажется еще старше, как будто недостаточно того, что уже есть. И старые мокасины ей тоже не идут. Но ничто из вещей не вступает в противоречие с ее внутренним миром.
В душе она хотела бы носить туфли по крайней мере на два размера меньше. Джаччи отпирает стеклянную дверь подъезда старого дома. Скрип ее уже не удивляет. Она подходит к лифту. Жмет на кнопку. Проглядывает почтовые ящики. На некоторых нет имен. На одном нет даже стекла, и висит он как-то криво, как и дом Николоди, владельца ящика. Вещи ли становятся похожи на людей ими владеющих, или люди начинают походить на вещи? Ответа Джаччи не знает. Она входит в лифт.
На стенах вырезаны надписи. Имя какой-то ушедшей любви. Выше — символ какой-то партии, тонко выполненный разочарованным художником. Внизу справа — мужской половой орган, изображенный не вполне точно, во всяком случае, как ей смутно помнится. Третий этаж. Она вынимает из сумки связку ключей. Вставляет самый длинный в средний замок. За дверью слышен шум. Это он, ее единственная любовь. Смысл жизни.
— Пепито! — навстречу ей с лаем бросается собачонка. Джаччи наклоняется. — Как ты тут, малыш?
Пепито, виляя хвостиком, прыгает ей на руки. Начинает ее вылизывать.
— Пепито, милый, ты не представляешь, что нынче сотворили с твоей мамочкой.
Джаччи закрывает дверь, кладет сумку на холодную мраморную полку и снимает жакет.
— Глупая девчонка посмела осудить меня при всех, представляешь? Ты бы слышал, каким тоном…
27
«Парнас». Красивые девушки с изящно накрашенными глазами, длинными ресницами и нежными румянами сидят за круглыми столиками, щебечут, наслаждаясь весенним солнышком.
— Черт, испачкалась!
Одна из девушек смеется, другая, более мнительная, осматривает свою блузку на предмет пятен. Девушка в испачканной блузке обмакивает кончик бумажной салфетки в бокал с водой. С силой трет, размазывая пятно шоколада. Блузка молочного цвета в этом месте становится бежевой. Девушка расстраивается окончательно.
— Эти бокалы с водой приносят неудачу! Официанты их словно нарочно ставят, как будто уже знают, что ты испачкаешься! Извините…
Останавливает проходящего мимо официанта.
— Будьте добры, принесите пятновыводитель, — она растягивает блузку, демонстрируя мокрое пятно.
Взгляд официанта на поверхности не останавливается. Он смотрит глубже. Блузка, от воды ставшая прозрачной, облепила бюстгальтер и демонстрирует кружево. Официант улыбается. «Сейчас принесу, синьорина». Ему бы хотелось дать ей чего другого, но как профессиональный лжец он держит лицо и понимает, что весь этот спектакль не для него. Ни одна здешняя девушка не прельстится официантом.
Паллина, Сильвия Феста и еще одна девочка из Фальконьери сидят на натянутой между двумя мраморными колонками цепи, прогибающейся под их весом.
— Вот она!
У Баби разрумянились щеки. Она приветствует их, весело улыбаясь, слегка утомившись от ходьбы. Паллина бежит ей навстречу. «Привет!» Они целуются нежно и искренне. В отличие от значительной части поцелуев за столами кафе.
— Как я замучилась! Я и не думала, что это так далеко.
— Ты пришла пешком? — Сильвия Феста пораженно глядит на нее.
— На, держи, — Паллина протягивает Баби ключи. — Моя Vespa в твоем распоряжении.
— А ты узнала что-нибудь о моей?
— Полло сказал, что никто ничего не знает. Наверное, ее забрала полиция. Он сказал, что тебе скоро сообщат.
— Угу, и говорить будут с предками.
Баби изучает группу парней. Узнает Полло и еще одного приятеля Стэпа. Тип с повязкой на глазу ей улыбается. Баби отводит взгляд.
Перед кафе останавливаются несколько мотоциклов. Баби с надеждой смотрит на новоприбывших. Сердце у нее заколотилось. Но напрасно. Неизвестные, во всяком случае ей неизвестные, парни входят и рассаживаются.
— Ищешь кого-то? — выражение лица и тон Паллины не оставляют сомнений. Паллина знает.
— Нет, а что, надо? — Баби, не глядя на нее, сует ключи в карман. Она знает, что глаза ее выдадут.
— Ну, девочки, пока, — поспешно прощается Баби. Щеки у нее раскраснелись. Наверняка не от одной лишь усталости. Паллина провожает ее к мотороллеру.
— Ты знаешь, как он работает?
Баби, улыбнувшись, снимает замок с рулевой колонки и заводит мотор.
— А что вы делаете сегодня вечером?
— А что такое? Ты удостоишь нас своего общества?
